ПАПАПА (Современная китайская проза)

Янь Мо

Эти семь спелых зёрен одинокими вкраплениями светились на сухом сером початке, словно на чёрном ночном небе сверкали всего семь голубых звёзд. Люди молча стояли под навесом. Осмотревшись, они заметили тростниковую циновку, которую сдуло ветром с бочки на край оврага рядом с печью. В бочке не было ни капли воды, на дне виднелся лишь толстый слой земли. Тонкий бамбуковый стебель, воткнутый в стенку бочки, был иссечён трещинами. Рядом с бочкой лежали сложенные ложки и плошки, а выше, на столбе навеса, висели плеть и весы.

На расстоянии пяти чи в непосредственной близости от стебля кукурузы находился участок травы, возвышавшийся над полем, а рядом с ним было небольшое углубление, которое представляло собой канаву в полтора чи шириной, пять чи длиной и три чи глубиной. Сверху в канаве, поросшей высокой травой, лежал

труп собаки. Её тонкая, плотно обтягивавшая кости шкура была изъедена червями, а глазные впадины были черны и глубоки. Тело было иссушено солнцем, поэтому, когда кто-то легонько толкнул его ногой, оно откатилось, как охапка сена.

Когда собачий труп убрали, все увидели, что под ним была могила. Люди так и ахнули, поняв, что это была могила почтенного Сянь-е. Чтобы перенести его тело на кладбище, селяне стали раскапывать могилу. Ударив лопатой, они услышали бело-голубой хруст, будто бы на ткнулись на переплетённые корни. Аккуратно вырвав траву и убрав взрыхлённую землю, люди встали как громом поражённые.

Тело истлело и распалось на мелкие кусочки, суставы разъединились. Струя резкого белого запаха, словно дым, взмыла ввысь. Старик покоился рядом со стеблем кукурузы. Одна его рука лежала прямо под корнями. Одежда исчезла без следа, превратившись в тонкий слой почвы. Червоточины плотно и густо покрывали тело, словно звёзды ночное небо, и было их гораздо больше, чем на собачь ем трупе. Длинные корни кукурузы, будто лианы, обвивали тело, пронизывали грудь, бёдра, запястья и живот.

Несколько плотных красных корней толщиной с палочки для еды, пронзив плоть старика, впились в его белоснежные бедренные и берцовые кости, а также в череп и кисти рук. А другие, тонкие красновато-белые корни, вонзившись в глаза, вышли через затылок и глубоко проникли в твердь земли на дне могилы. Каждая кость, каждый кусок истлевшей плоти старика, словно сетью, были пронизаны переплетением корней, соединённых с кукурузным стеблем. Только сейчас люди заметили, что под стеблем со сломанной макушкой были ещё два стебля, которые, пережив зиму и лето, всё ещё отливали влажным зелёным цветом и были живы.

Поразмыслив, селяне снова засыпали тело старика землёй. Ссохшегося, как охапка сена, пса похоронили вместе с ним. Аромат свежей почвы на этом склоне был окрашен в цвет молочной белизны. Когда люди закопали тело старика и собирались уходить, в изголовье лежанки под навесом кто-то заметил насквозь промоченный дождём календарь. Нашли также медную монету, покрытую слоем зелёной ржавчины. После того как соскребли ржавчину, все увидели на одной стороне монеты иероглифы, однако и на другой стороне тоже были иероглифы. Никто и никогда не видел такой странной монеты! После того как все осмотрели монету, её выбросили. Солнце светило ярко, и монета, наткнувшись в воздухе на столбы яркого света, зазвенела падающими на землю красными лепестками и покатилась в овраг.

Календарь селяне забрали.

Один за другим шли дни, и вот когда уже нельзя было дальше откладывать посадки, истощив все принесённые с собой припасы и не найдя семян кукурузы, жители деревень снова начали собираться в группы и снова рекой потекли из этих мест. Не прошло и полмесяца, как в горах Балоу, которые протянулись на сотни ли, воцарилось пустынное безмолвие. Было тихо так, что можно было услышать грохот сталкивающихся друг с другом солнечных лучей и хрупкий звон опускающегося на землю лунного света.

В деревне осталось семь сыновей из семи семей. Они были молоды, здоровы и полны сил. На семи горных склонах они соорудили семь навесов и, вопреки нещадно палящему солнцу, на семи участках земли вырастили семь зелёных и нежных, как масло, побегов кукурузы.

Перевод Ю. С. Курако

ДЭН ИГУАН МОЙ ОТЕЦ ВОЕННЫЙ

Мой отец уже давно перестал быть военным. В 1992 году они с группой ветеранов сняли кокарды и нашивки, окончательно распрощались с профессией солдата и военным поприщем и превратились в простых обывателей, похожих на пенсионеров из бывших рабочих, поспешающих куда-то по своим делам. Вслед за этим отец по приказу Третьего управления Военного совета был награждён орденом. Говорили, что в этом ордене было очень высокое содержание золота.

В

конце 1960-х годов отцу было уже за пятьдесят, он был полон сил, сохранил крепость тела и живость ума. В то время он только-только окончил курсы подготовки высшего командного состава при нанкинском Военном институте. Отец проявил блестящие успехи по всем предметам и поэтому был очень доволен собой. Отец говаривал, что когда в войсках шла кампания по ликвидации безграмотности, он показал выдающиеся результаты. Он говорил, что никогда не утруждал себя чтением всякой тарабарской грамоты, и что с того? Он говаривал, что все эти интеллигенты — обычные курицы! Не знаю, была ли здесь какая-то ошибка, или же, наоборот, никакой ошибки не было, однако через несколько дней после того, как отцу вручили свидетельство об окончании курсов, он получил приказ об отставке. Через месяц отец с женой и пятью детьми переехал в расположенный на отшибе домик с садом в Учэне, что в окрестностях Чунцина. Этот сад остался после некоего Пэна. С тех пор отцу уже не довелось побывать в военном лагере. Отец отличался отменным здоровьем. Даже сегодня, спустя тридцать лет, он по-прежнему здоров и крепок.

Уже прошло по меньшей мере пятнадцать лет с тех пор, как отец навсегда перестал носить кокарду и нашивки. Хотя отец, как прежде, носил военную форму, это было уже совсем не то. Я всегда считал, что бравый вид военной форме придают именно кокарда и нашивки. Без кокарды и нашивок защитный цвет военной формы выдаёт в человеке зануду и педанта.

Отец всё время носил военную форму тщательно застёгнутой на все крючки и пуговицы. Даже в самое жаркое время года он никогда не расстёгивал пуговиц. Его форма была пропитана потом и чернилами. Это не значит, что у отца не было одежды на смену. В конце 70-х годов мать сшила отцу два штатских френча. Купили лучшее сукно, пригласили лучшего портного, сшили отличные френчи. Я видел, как отец примерял их. Смотрелся в штатском френче он очень обыденно и совсем не походил на себя самого. К счастью, отец надевал френч нечасто, а точнее, не носил вовсе. Эти два френча впоследствии превратились в поле боя, где бились насмерть моль и нафталин.

С тех пор как отец снял военную форму, он перестал быть солдатом. Однако время от времени к отцу наведывались в гости двоюродные братья, которые всё ещё состояли на военной службе. Они, как правило, приезжали издалека, в спешке появлялись, в спешке уходили. Эти военные, кто молодого, кто преклонного возраста, говорили мне, когда я выходил проводить их до дверей, что мой отец был настоящим солдатом.

В тот день, когда отец снял форму, он надолго закрылся один в комнате. Это был день, когда в управление по работе с пенсионерами пришёл какой-то генерал-майор из Гуанчжоуского военного округа, чтобы вручить отцу его орден. Этого ордена никто в нашей семье не видел, словно отец зарыл его где-то в первый же день. За свою жизнь отец получил много наград, среди которых он больше всего ценил Орден Красной Звезды, Орден Свободы и Независимости и Орден Первого Августа. [78] Эти три ордена лежали каждый в отдельной коробочке. Внутри эти коробочки были выстланы тёмно-красным бархатом. За много лет ордена уже утратили свой яркий блеск. Отец никогда ни единым словом не обмолвился о том последнем ордене. Мать как-то раз спросила его об этом. Мать спросила: «Старик, тебе что, повесили на шею золотую бирку?» Мать спросила без всякой задней мысли. Мать вела себя точь-в-точь как хозяйка дома из старой традиционной семьи. Она любила порасспрашивать о всяких пустяках, которые не стоили и выеденного яйца, и не проявляла никакого интереса к важным проблемам. К тому же во дворе только и твердили о том, что этот орден не такой, как прежние, что он сделан из чистого золота и стоит больших денег. Нечего и говорить, что мать любила золото. В молодости она была целиком предана работе. В зрелые годы увлекалась дискотеками для лиц преклонного возраста и традиционной живописью. Мать рисовала виноград выше всяких похвал, а стало быть, со временем могла превзойти самого Ци Байши. К этому ордену мать испытывала обычный рядовой интерес, и всё.

78

Первое августа — День создания Народно-освободительной армии Китая.