Паранойя. Почему он?
Шрифт:
– А ты уверенна, что они будут не против? – отзываюсь со скептизом. Идея кажется мне странной. Не представляю маму и папу Гришу в кругу моих друзей, но видимо, у Олькиных родителей с этим никаких проблем нет.
– Да нет, конечно, все же свои, - отмахивается Прохода. – Им наоборот за счастье над нами поржать да поучить жизни. У нас уже даже традиция с ними в лапту играть.
– Старички против молодняка? – развеселившись, уточняю с улыбкой.
– Ага, - смеется Олька.
– И как?
– Да как –как? Папа то у меня азартный Парамоша,
– Я должна это увидеть, - смеюсь, представляя себе живописную картину. Следующий час мы обзваниваем самых близких Олькиных друзей. Поколебавшись, я все же приглашаю Илью. Мне не хочется весь вечер чувствовать себя одинокой. Однако о своем решении я жалею сразу же.
Терёхин приезжает одновременно с Ларисой и Серёжей. В руках у него огромный букет разноцветных гербер, что у всех девчонок вызывает восхищенный вздох, а у парней улюлюканье. Не обращая внимание на застывших на пороге хозяев дома, Илья проходит внутрь, кивает Ольке, и не останавливаясь, идет прямиком ко мне.
– Привет, зай!
– шепчет он, вручая букет. Я растягиваю дрожащие губы в благодарной улыбке и смущенно киваю, но тут раздается возглас Ларисы:
– Настя, ну ты чего? Целуй скорее парня! Так старался, надо это поощрять.
И все, будто только и ждали, начинают весело скандировать:
– Целуй! Целуй! Целуй!
А у меня в том же ритме отчаянно колотиться сердце. Мне хочется убежать, спрятаться от всеобщего внимания, а главное - от жалящего взгляда синих глаз, сжигающих меня дотла, когда Илья заключает мое лицо в ладони и с улыбкой крепко целует, показывая всем, что у нас не хухры –мухры, а серьёзно. Нам аплодируют, а я чувствую себя посмешищем. Вырываюсь из объятий, но поздно – Долгов уже ушёл. Впрочем, дело не только в нем. Я ненавижу подобного рода показуху, и предпочла бы, чтобы такие моменты были исключительно между двумя людьми.
Настроение безнадежно испорчено, поэтому под предлогом поставить цветы в воду, сбегаю в свою комнату. Мне требуется некоторое время, чтобы прийти в себя и погасить раздражение. Когда мне это удается, спускаюсь вниз, где меня в одиночестве дожидается Илья. Он выглядит расстроенным, и мне в очередной раз становится стыдно за свои заскоки. Любая другая девушка была бы рада, что парень не постеснялся на глазах у десятка друзей и взрослых, порадовать ее, а я – дура неблагодарная.
Меня захлестывает сильнейшим чувством вины. Гонимая им, сажусь рядом и, положив голову Илье на плечо, сжимаю его руку.
– Спасибо, букет очень красивый. Прости, что повела себя так по-дурацки, просто… не люблю напоказ.
– Извини, не подумал - отзывается он глухо. – Показалось, что будет хорошим началом
– Не бери в голову. Просто я – замороченная дура, - сглотнув колючий ком, признаюсь с сожалением. Мне так жаль, что я испортила такой замечательный момент, что хочется плакать.
– Эй, заюш, ты чего? Плакать что ли собралась? – словно прочитав мои мысли, поворачивается он ко мне. Я качаю головой, а сама плачу.
Не могу больше. Столько всего навалилось, что нервы не выдерживают. Илья прижимает меня к себе, сцеловывает мои слезы и шепчет какую-то утешающую ерунду.
Постепенно я успокаиваюсь, начинаю смеяться над его шутками и четко решаю вести себя в соответствие с отведенными ролями: Илья – мой парень, а Долгов – всего лишь отец моей подруги, и я не должна жить с оглядкой на него. Пусть прошлой ночью он сделал исключение, но ведь это всего одна ночь. Разве она что-то меняет?
Как бы горько мне не было признавать справедливость этих рассуждений, я все же делаю это. Мы с Ильей еще какое-то время сидим в гостиной, болтаем на разные темы. Благо, нам всегда есть о чем поговорить. Присоединяться к шумной компании на заднем дворе, лично мне, совершенно не хочется. Но, когда Лариса и Оля настойчиво зовут, деваться некуда.
Мы выходим и нас тут же встречают улюлюканьем, как главных «голубков». Многие мужчины уже изрядно навеселе, поэтому в сторону Ильи летят довольно фривольные шутки о том, чем мы там были заняты целых два часа, но он не тушуется в отличие от меня, отвечает остроумно и бойко, чтоб завидовали молча. Я им горжусь и, улыбнувшись, треплю его по буйным кудрям, а после, чтоб утереть всем нос, как и положено девушке, целую своего парня в губы, стараясь игнорировать настойчивый взгляд с другого конца стола.
Пожалуйста, не смотри! Позволь мне быть просто подругой твоей дочери, - мысленно прошу, пытаясь протолкнуть колючий ком в горле.
Все смеются, шутят, болтают о чем-то. А я заживо сгораю под гнетом горящего взгляда, но тем не менее, пытаюсь казаться нормальной, такой же, как все: улыбаюсь, болтаю с женщиной по имени Аля о своем уходе за волосами и кожей, отвечаю на мимолетные поцелуи Ильи и его ухаживания, перекидываюсь парой слов с Олей – всё, что угодно, только бы не смотреть в сторону Долгова. Я слышу его смех, громкий голос и неприличные шутки, и каждый раз трясусь, как припадочная, зная, что он бесится.
– Эй, народ, ну что, идемте играть, пока совсем не нажрались? А то детей скоро спать надо отправлять, - предлагает какой-то мужчина крепкого вида, на что «дети» тут же начинают возмущаться.
– Да я даже, если нажрусь, все равно фору дам этим детям. Давайте что ли, чтоб интересно было на команды поделимся, а то вечно всухую их делаем, - вставляет свои пять копеек моя собеседница, вызывая очередной гвалт, но она даже не обращает на него внимание, поднимается из-за стола и орёт. – Серёня, берёшь нас в команду? Смотри, какую я нам тонкую и звонкую нашла –всё, как ты любишь.