Пария

Райан Энтони

От непристойного ответа меня удержал громкий кашель Маргнуса Груинскарда. Когда я обернулся к нему, он уже покрыл значительную часть расстояния между нами. Теперь я стоял в пределах удара его топора, а вот моим мечом до него по-прежнему было не достать.

– Не бойтесь меня, – сказал он, и я снова увидел то выжидающее выражение в его взгляде. Оно сменилось приглушённой сосредоточенностью, когда я ответил лишь ошеломлённой ухмылкой, которая наверняка больше походила на гримасу страха.

– Наше сражение предначертано не на сегодня, – продолжал он, а его рука тем временем доставала из-под шкур медальон, который

висел на его шее, на кожаном шнурке: маленький самородок серебра, из которого умелые руки сделали завязанную в узел верёвку. Тильвальд пошевелил его большим и указательным пальцем, и я почувствовал под курткой пульсацию жара. Долгими часами потом я убеждал себя, что это была всего лишь иллюзия, какой-то плод моего почти паникующего разума, но всё же я это почувствовал. Жар был несильный, всего лишь как тепло от пламени тонкой свечки, коснувшееся кожи, но он был, и исходил от талисмана, который дала мне Беррин. Талисмана, идентичного тому, что сейчас держал этот тильвальд, одновременно воин и жрец.

– И к тому же, – добавил он, – у меня есть к вам просьба. Буду очень признателен, если вы доставите послание капитану вашей роты. – Он выронил серебряный узел из пальцев и поднял руку, указывая за моё плечо.

Я всё ещё нервничал из-за разогревшегося талисмана, и не был уверен, что не получу вот-вот каменным топором между лопаток, но всё же повернулся, куда указывал его вытянутый палец. А указывал он на синюю ширь моря за утёсом. Солнце стояло высоко в почти безоблачном небе, а туман немного рассеялся и опустился вниз. Поэтому вскоре я разглядел полоску тёмных пятен на горизонте. Поначалу я насчитал дюжину, потом ещё дюжину, а потом пятна стали широкими квадратными парусами. Когда они ещё приблизились, я различил опускающиеся и поднимающиеся вёсла. Корабли направлялись к этой самой полоске берега, ведомые, без всяких сомнений, полыхающим маяком огня на вершине утёса. Я насчитал около сотни, прежде чем тильвальд снова заговорил.

– Вы неправы, говоря, что нас сюда не звали. – Я обернулся и увидел, что он наклонился поднять щит племянника. Выпрямившись, он мрачно, почти извинительно ухмыльнулся и закинул щит за плечо. – Возвращайтесь в Ольверсаль и доложите о том, что видели. Я сочту особым одолжением, если расскажете это лично псине Фольвасту. Когда мы возьмём порт, я сохраню вам жизни, пока не расскажете мне о выражении его лица.

Он поднял топор и указал на лес:

– А теперь, друзья мои, вам пора. Мне нужно провести погребальный пир, и хотя ваша компания мне по душе, но, к сожалению, вынужден сказать, что ваше присутствие не понравится альтварам.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

На выражение лица Фольваста во время нашего доклада определённо стоило посмотреть. Он не мог скрыть ни вспышку жуткого страха, полыхнувшую в его глазах, ни пот на побледневшей коже. Я много раз видел, как люди встречались со своими худшими страхами, и часто это до зевоты однообразно. Ясно было, что сейчас его внутренности и мочевой пузырь готовы опорожниться, а сердце быстро колотится в груди. Я бы не удивился, увидев лужу мочи вокруг его сапог. Но всё же он был отличным актёром – отважным усилием взял себя в руки, закашлялся и попытался принять безразличный вид. А Эвадина лишь вздохнула и повернулась к карте, развёрнутой на большом столе в её покоях.

Мы

с Уилхемом прибыли к Привратной стене за час до этого, потрёпанные и измотанные усиленным маршем по пересечённой местности. Трусливый Карник не появлялся, пока мы не оказались в пределах видимости порта, и даже тогда он носился впереди, не соизволив подойти поближе, чтобы на него можно было сесть. Большую часть пути мы хранили холодное молчание. Уилхем шёл с угрюмым, но решительным выражением на лице, а в моих мыслях тоже царил разброд. Конечно, перед глазами стоял вид аскарлийского флота, но по большей части мой разум встревоженно обдумывал горячий импульс от серебряного талисмана под курткой. «Это всего лишь от страха», твердил я себе. «Или какой-то языческий фокус, иллюзия». И всё же я с вынужденной одержимостью всё думал об этом, подстёгиваемый столь же озадачивающими воспоминаниями о Ведьме в Мешке и цепаре.

Мы лишь раз обменялись осмысленными словами во время короткой остановки на отдых в лесу. По негласному уговору не стали разбивать лагерь, а шли, несмотря на темноту. Пускай Маргнус Груинскард и называл нас друзьями и позволил уйти, но он оставался язычником и дикарём со старыми обидами, и кто сказал, что его милость не была некой садистской шуткой?

– Ты ведь всё равно мог умереть там, – сказал я, прислоняясь к дереву и сопротивляясь желанию опуститься на землю. Я знал, что засну, стоит мне присесть. – Напал бы на тильвальда или на его друзей. Последняя доблесть. Они, может быть, даже оставили бы меня в живых, чтобы я принёс эту историю в Ольверсаль. Так почему ты не бросился? Смерть ведь была твоей целью?

Уилхем рухнул на четвереньки перед ручьём и опустил руки в воду, чтобы смыть засохшую кровь.

– Ты же видел их флот, – сказал он. – Теперь ей понадобится каждый меч.

– Здесь, говоришь? – спрашивала его теперь Эвадина, указывая на бухту на северном побережье длинной полосы земли, лежавшей между фьордом Эйрика и открытым морем.

– Насколько я могу судить, – подтвердил Уилхем. – Хороший выбор. Высокий берег, который прикроет прибытие, а ещё много леса на дрова и для починки кораблей.

– Две сотни – это всё? – спросил сержант Суэйн, глядя на меня.

– Столько я насчитал, пока нас не отослали, – сказал я, покачав головой. – Догадываюсь, что Маргнус Каменный Топор не хотел, чтобы мы видели их флот целиком.

Назвав имя тильвальда я бросил взгляд на Фольваста, снова насладившись тем же приступом страха, как когда я впервые описывал аскарлийца столь впечатляющей внешности. Ясно было, что старейшина слышал это имя прежде, и шанс встретиться с ним лично совсем его не радовал.

– Аскарлийские длинные корабли очень разные по размерам, – сказал Уилхем. – Но даже самые маленькие могут взять на борт по меньшей мере двадцать воинов. Нам приходится рассчитывать на армию в пять тысяч человек.

– Их будет больше, – сказал Фольваст со страстью, которой не удалось полностью скрыть дрожь в голосе. – Маргнус Груинскард не просто тильвальд. Он Первый Присягнувший Сестёр-Королев, их величайший воин из живущих, и самый уважаемый жрец. По его зову соберутся все воины Аскарлии. Его присутствие в Фьордгельде означает открытую войну. Спустя столько лет они пришли захватить эту землю.