Пария

Райан Энтони

– Писарь, у тебя и впрямь есть дар подыскать десяток слов, когда хватит и одного. – Уилхем уселся на камень, вытащил меч, оселок из мешочка на ремне и принялся точить лезвие. – Если ты имел в виду «знают ли они, что мы здесь?», то ответ: возможно, но не наверняка. И, предвидя твой следующий вопрос: да, они определённо попытаются нас убить, если найдут.

– А если так, то ты будешь с ними сражаться?

Он, не отрывая глаз от клинка, провёл оселком до самого кончика.

– Не видишь, я же точу свой меч? – спросил он, и на его губах мелькнул призрак старой обаятельной улыбки.

Он меня растолкал через несколько часов после полуночи, хотя особо расталкивать не пришлось.

Спал я некрепко, но, к сожалению, не настолько, чтобы не видеть снов. Поле Предателей регулярно посещало меня по ночам со времён не менее беспокойной дрёмы на борту «Милостивой Девы». Во сне обычно дико смешивались бешеное насилие и нестройные крики, но то и дело из хаоса во всём своём кричащем блеске проявлялось лицо первого человека, которого я убил в тот день. Иногда он просто отстранённо смотрел, его лицо выглядело обмякшим и серым, за исключением крови, которая текла широкими ручейками из-под секача, торчавшего во лбу. Иногда же он бывал более разговорчив, его губы извивались, как черви, когда пели песни, читали писание или – хуже всего – дружелюбно и с лёгким любопытством задавали вопросы.

– Ты никогда не задумывался, – спрашивал он перед тем, как Уилхем разбудил меня стоять в дозоре, – почему твоя шлюха-мать не придушила тебя при рождении? Или не бросила тебя волкам и лисицам? Что заставило её сохранить такого, как ты?

Как следствие, в часы перед рассветом желание поспать меня не беспокоило, поскольку мне совсем не хотелось выслушивать новые вопросы трупа. Арбалет Суэйна я держал под рукой. Меч я оставил в ножнах, чтобы нас не выдал его предательский блеск, но вытащил нож, спрятав лезвие под плащ. К счастью, никакие бунтовщики нас той ночью не потревожили, но, когда мы с первым светом снялись с лагеря и пошли дальше, от этого опыта у меня осталось ноющее чувство постоянной опасности. Не тот зуд, как когда на тебя смотрят невидимые глаза, а скорее покалывание кожи, предупреждавшее, что я иду по опасным местам. Когда мы поехали, арбалет я держал привязанным к луке седла, и в каждом сапоге – по болту.

Около полудня до меня донёсся запах – в основном дым сгоревшего дерева, но с тонкой ноткой дерьма. Уилхем тоже его почуял и немедленно вытащил меч, прижав большой палец к клинку, чтобы приглушить предательский скрежет металла. Я с той же осторожностью зарядил арбалет, мы развернули коней по ветру и пустили медленным шагом.

Когда мы заметили тонкие струйки дыма, поднимавшиеся над деревьями, Уилхем остановил коня и поднял руку. Мы спешились, привязали коней к веткам и, пригнувшись, двинулись вперёд. Я напряжённо вслушивался, ожидая звука голосов, но слышал только скрип деревьев и редкий щебет летавших птиц. Я остановился, увидев человека, и предупреждающе тронул Уилхема за руку. Незнакомец, окутанный дымом потухшего костра, стоял в странной позе – вытянув обе руки и опустив голову вперёд. Подкравшись поближе, я увидел, что его руки привязаны верёвками к двум саженцам. А ещё он был совершенно мёртв.

– Ну, этот свежий, – тихо заметил я.

Тело стояло в центре небольшой поляны. Его раздели донага и поставили посреди остатков полностью развороченного лагеря. Спину человеку вскрыли двумя глубокими вертикальными разрезами, и наружу торчали сломанные рёбра, неприлично чистые и белые посреди крови. Вокруг красно-чёрных органов, которые вынули и разложили на его плечах, жужжали мухи. Теперь я порадовался прохладному климату, потому что погода потеплее привлекла бы куда больше насекомых.

– Алый Ястреб, – сказал Уилхем. Судя по мрачному выражению лица, он такое уже видел. Он указал на внутренности, лежавшие на плечах человека: – Видишь, лёгкие должны напоминать крылья.

Я

отвёл взгляд от жуткого зрелища, чтобы посмотреть, что осталось от лагеря.

– Милые обычаи у этих жителей Фьордгельда.

– Это не их работа. Это ритуал аскарлийской крови, и его совершает только тильвальд высшего ранга.

– Тильвальд?

– Одновременно воин и жрец. Помимо Сестёр-Королев они у аскарлийцев ближе всего к аристократии. – Уилхем осторожно осматривал окружающий лес. – И поодиночке они не ходят. Бедолагу поймал военный отряд.

– Здесь следы телеги, – сказал я, пиная взбитую грязь у края двух узких борозд в земле. Они вели на восток, через пару дюжин шагов исчезая в лесах. – Наверно это торговец шерстью, который ехал в Ольверсаль. Отчаянный, если уж рискнул путешествовать без защиты в такие времена.

– Если рыбы мало, то фермеры начинают голодать. И кроме шерсти им торговать нечем. – Уилхем вытащил кинжал, подошёл, взял мертвеца за запястье и приставил кинжал к верёвке, которая его связывала. – Хороший мужчина рискнёт всем, чтобы накормить своих детей.

– Лучше оставь его как есть, – предупредил я. – Срежешь его, и они узнают, что кто-то здесь проходил.

– Я намерен сделать так, чтобы очень скоро они хорошенько обо мне узнали. – Он дёрнул кинжалом, срезал верёвку и перешёл ко второй.

– У нас нет времени хоронить его, – сказал я, глядя, как Уилхем укладывает труп.

– Люди Фьордгельда не хоронят мертвецов. Они произносят молитвы и оставляют их кормить диких существ и помогать земле костным мозгом. Так смертью мы приносим жизнь. – Он встал на колени, закрыл глаза и забормотал незнакомый напев на архаичном диалекте. В упоминаниях мучеников и Серафилей я узнал связь с Ковенантом, но по большей части на мой слух это звучало бессмысленно.

Закончив, он поднялся на ноги и целенаправленно зашагал в сторону своего коня.

– Ты знаешь, что это значит, – сказал я, быстро догоняя его. – Аскарлийский военный отряд в пределах границ королевства это не пустяки. Капитан должна об этом знать.

– Так иди и скажи ей. – Он взобрался в седло и направил коня вдоль следов от телеги. – Хотя вряд ли умно возвращаться, не узнав их точное количество.

Я хотел и дальше спорить, но он уже ударил коня пятками, и тот пошёл рысью. Я стоял, охваченный нерешительностью, и смотрел, как он скрывается в тени леса. «Просто скажи ей, что он умер», бубнил мой осторожный внутренний критик. «Его убили аскарлийские дикари, а ты едва унёс ноги. А что касается военного отряда, так полсотни звучит нормально. Шестьдесят, если хочешь казаться храбрым».

– Она узнает, – проскрежетал я, взбираясь на Карника, и бросился в погоню. – Она всегда знает.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Уилхем был намного лучшим наездником, и очень скоро уехал так далеко, что я потерял надежду догнать его прежде, чем он найдёт свою цель. Но всё равно я ехал дальше на стук копыт, поскольку, как только лес редел он пришпоривал коня до лёгкого галопа. Я решил дать волю Карнику, чтобы он, следуя своим охотничьим инстинктам, отыскивал наилучший маршрут среди деревьев, выглядывая своего товарища по конюшне. Я знал, что это глупость, неблагоразумное следование желаниям, которые в кои-то веки надо было игнорировать. «Если он побежит, отпусти его». И вот он убегал, хотя и с целью карательной экспедиции, в результате которой, скорее всего, нас обоих скоро убьют. И если я поеду в другую сторону, разве не будет это означать, что я просто выполнял приказ?