Парижские тайны царской охранки

Агафонов Валериан Константинович

Самым лучшим средством для того, чтобы потушить зародившиеся подозрения в провокаторстве, у жандармов всегда считался перевод секретного сотрудника в другой город. К этому приему и прибегнул Красильников по отношению к Бротману.

2 июля /11 августа 1913 года Красильников сообщает в Департамент полиции Броецкому следующее: «В апреле 1911 года «Пермяк» был командирован в Италию, а именно в Кави-ди-Лаванья, где прожил более года. За это время он освещал в достаточной степени всю русскую эмигрантскую колонию, которая представляла собой значительный интерес… Помимо сведений обо всех лицах «Пермяк» нашел возможным представить фотографические снимки многих из них. Неосторожное обращение с этими снимками в одном из розыскных органов империи имело своим последствием то, что в окружающей «Пермяка» среде стали подозревать его в сношениях с охраной, и только благодаря случайности ему удалось себя реабилитировать. Тем не менее его дальнейшее пребывание в Италии становилось невозможным, и он вынужден был переменить местожительство. Таковыми ему были указаны сперва Брюссель, а затем Антверпен, где он находится по настоящее время, освещая деятельность живущих там Виктора Военного, «Медведя» и других, а также некоторых эсеров, проживающих в Кави, с которыми у него установлены дружеские отношения, поддерживаемые до сих пор. Докладывая

об изложенном Вашему Превосходительству, имею честь почтительнейше добавить, что «Пермяк» теперь вполне заслуживает удовлетворения его ходатайства о выдаче ему ссуды в размере 2000 рублей — с погашением таковой в течение годового срока».

Здесь нужно отметить, что благодаря этим фотографическим неудачам Бротмана против него в среде русских эмигрантов в Италии снова возродились подозрения, снова начал возиться в нем Бурцев, еще недавно в печати совершенно реабилитировавший его. Снова надо менять местожительство; в Антверпене Бротман не засиделся и оттуда ему пришлось перекочевать в Лондон, где его и застает расследование нашей парижской Комиссии и допрос Сватикова в Лондоне.

С именем провокатора Бротмана связан один характерный эпизод изложить который мы предоставляем перу самого Красильникова:

«Сотрудник заграничной агентуры «Ниель», он же «Пермяк», — докладывает 25 июня/8 июля 1913 года Красильников Департаменту полиции, — обратился ко мне с просьбой следующего содержания. В городе Аксто-фе Елизаветпольской губернии проживал брат его Давид Гершов Бротман с семьей, состоящей из жены и трех малолетних детей, старшему из коих мальчику — 11 лет, девочке — 8 лет и мальчику — 3–5 лет. В Акстофе у Давида Бротмана была своя аптека. Приблизительно 12 месяцев тому назад Давид Бротман умер, а так как жена его не вполне нормальна, то родители умершего решили взять детей себе на воспитание, но препятствием этому является происхождение детей, не имеющих право, как евреи, повсеместного в России жительства. Старики Бротманы живут в городе Уфе, отца зовут Герш Хаимов Бротман, мать — Хая-Гильда. Сотрудник «Ни-ель» просит, не представится ли возможным малолетним детям его умершего брата поселиться в г. Уфе при его стариках-родителях, прося о последующем распоряжении не отказать в уведомлении…».

На полях карандашом написано вероятно директором Департамента: «Есть дела по подобным просьбам. Прошу дать». Ходатайства Бротмана и Красильникова были удовлетворены членом Совета Министров тайным советником Кондоиди 25 июня 1913 года…

Не только для провокаторов, но даже и для разных родственников их, антисемитское царское правительство соглашалось отменять и черту оседлости.

Бряндинский Матвей Иванович, из потомственных почетных граждан г. Казани, родился в 1879 году, бывший учитель. Бряндинский был выслан в 1907 году под гласный надзор полиции в Нарымский край Томской губернии на два года, оттуда в том же году скрылся; вторично был выслан в Томскую губернию на три года с 28 апреля 1908 года и снова скрылся в 1909 году. Состоял секретным сотрудником московского охранного отделения с апреля 1909 до мая 1912 года под кличкой «Вяткин» или «Кропоткин». Обслуживал по выражению жандармского полковника Заварзина «верхи Российской социал-демократической рабочей партии». В докладе от 26 декабря 1913 года директору Департамента полиции Белецкому, опубликованном В. Л. Бурцевым, Бряндинский сообщает между прочим следующее: «…Я был районным организатором и секретарем Московского городского комитета и дал за это время материал, послуживший главным фундаментом обвинений на большом социал-демократическом процессе, разбиравшемся в Москве осенью 1912 года, когда из 33 обвинявшихся не было ни одного оправданного, и громадное большинство получило каторжные работы на разные сроки как члены комитетов Московского городского и Московского окружного. Мною также были даны указания, по которым взяты: вполне оборудованная типография с отпечатанными номерами подпольной газеты и паспортное бюро с массой бланков, печатей и штемпелей. В этот же период мне удалось собрать и дать сведения о преподавании, внутренних распорядках и личности большинства учеников Первой партийной школы для подготовки ра-ботников-профессионалов, устроенной на острове Капри Горьким, Богдановым и Луначарским…». Затем Бряндинский как «технический член ц. к.» заведывал общепартийным бюро, объезжал членов ц. к. и извещал их «о времени и месте пленарных заседаний ц. к.». Таким путем все в партии с.-д. было в руках Бряндинского, а следовательно и Департамента полиции. Бряндинскому ц. к. также поручает «заведовать общепартийным транспортом либеральной литературы из-за границы в Россию и рассылать ее по местным организациям». «Благодаря близости к ц. к., — с гордостью заявляет Бряндинский, — я старался парализовать те начинания ц. к., о которых я мог знать и к которым имел доступ…». Благодаря указаниям Бряндинского арестовано несколько членов ц. к., захвачен в Москве исполнительный орган центрального комитета, прослежены в России «остатки или зародыши организаций», в которых начали было работать ученики партийной школы, устроенной Лениным около Парижа, арестован Алексей Росков, «несменяемый член нескольких составов ц. к.», «указаны петербургские, московские и тифлисские делегаты, имевшие возможность поехать на беспартийную конференцию, которая состоялась б января 1912 года. Громадные средства, затраченные партией на доставку нелегальной литературы в Россию, пропали даром, так как она или гнила на границе, или же доставлялась в петербургское или московское охранные отделения и лишь самая незначительная часть рассылалась по местам, причем адреса получателей служили путеводной нитью для раскрытия местных работников…, «если партия фактически не существовала, то в этом, — справедливо замечает Бряндинский, — и моя деятельность сыграла довольно значительную роль…», и за все это Бряндинский получал 150 рублей в месяц. В мае же 1912 года он был передан в ведение заграничной агентуры. В Париже Бряндинский жил на улице Клод-Бернар, 17. Письма, адресованные в заграничную агентуру, подписывал фамилией «Duperrier». Жалование платили ему в Париже 400 франков в месяц. В марте 1913 года Бряндинский уехал в Россию с тем, чтобы явиться к судебному следователю в Ярославле «по обвинению в поступлении в высшее учебное заведение по чужим документам». Приметы: рост два аршина пять вершков, глаза карие, волосы русые.

Бурдес Борис, состоял сотрудником петербургского охранного отделения в 1881 году. В 1893 году поехал в Париж и оттуда предложил свои услуги Семякину по заграничной агентуре, причем указал, что имеет связь в революционной среде благодаря своим виленским знакомствам с Борисом Гейманом, Валерианом, Леоном Френкелем (другом Бебеля),

Давидом Куревичем и его сестрой Марией, затем он знаком с московским студентом Троицким, входящим в кружок Василия Мятлина, Рождественского и сестер Шефтель. 0 Бурдесе в это же время писал Н. Н. Сабурову — исправляющему должность директора Департамента полиции — начальник харьковского жандармского управления К. Н. Вербицкий, сообщая, что Бурдес был у него в числе секретных сотрудников петербургского охранного отделения в 1881 году (письмо от 29 сентября 1893 года). Вернувшись из Парижа, Бурдес представил с. — петербургскому градоначальнику сообщение о деятельности русских революционеров в Париже, причем охарактеризовал следующих лиц: Александра Карро, Бориса Геймана, Анку Берман — жену Геймана, Николая Троицкого, Марию Давыдовну, Гуревич, Татьяну и Веру Гейман (сестры Бориса), Верховеского, Григорьева, Яновича и других.

Вакман Яков Ефимович, мещанин города Кишинева, родился (приблизительно) в 1880 году. Окончил техническое среднее учебное заведение в Ворсме на Рейне в 1904 году, затем юридический и экономический факультеты в Женевском университете, доктор прав Римского университета; окончил курс прикладных наук уголовного розыска в Италии. За границей с 1902 года. В 1905 году ездил в Россию. В 1906 году снова появился за границей (Женева). В ноябре 1906 года по собственной инициативе предложил свои услуги заграничной агентуре под кличкой «Россини». Вакман освещал за границей с.-p., партийных работников, с.-р. конференцию, о которой имеется в архивах заграничной агентуры подробный доклад, съезд делегатов русских колоний в Италии (Рим, 1913 год). При освещении не забывал давать и приметы отдельных лиц. Жил в Италии по адресам: Rossini, 7, Margetta Romo, М-Ме Beatrice Battaglia, 18 villa Buonarotti, Roma.

На допросе Вакман признал себя секретным сотрудником заграничной агентуры Департамента полиции, вступившим в нее по собственной инициативе, но как и большинство секретных сотрудников, признавшихся в том, что они служили в агентуре, утверждал, что его деятельность не носила злостного характера, что он выдал всего двух, имена которых не пожелал открыть, «освещал» же и только крайне скудно Ильина (Осоргина), Гольдберга (Кобылянского) и Колосова. В комитет по отправке эмигрантов в Россию Вакман, по его словам, вошел лишь по настоянию эмигрантов Рихтера и Григория Шрейдера, у которых он пользовался полным доверием. Вакман приводит следующие слова Григория Шрейдера, будто бы сказанные им перед отъездом Вакмана в Россию: «Только Вам одному и могу доверить заботу об эмигрантских женах и детях».

Вейсман Александр Моисеевич, 49 лет, караим, потомственный почетный гражданин, родился в г. Одессе, жена Софья Миронова, урожденная Гарбель, сын Илья 14 лет, сестры Бета и Бася — последняя замужем за подрядчиком Михаилом Файштейном. Мы берем эти данные из «справки», составленной 12 февраля 1911 года и находящейся в архиве Департамента полиции.

С 1882 по 1893 год Вейсман состоял на службе в качестве агента при начальнике жандармского управления города Одессы. Затем перешел на службу в заграничную агентуру Департамента полиции и в течение нескольких лет управлял балканской агентурой. А. Вейсман пользовался большим влиянием на Балканах не только в политических, но и в дипломатических сферах; он был уволен в конце 1903 года. «Поводом к увольнению Вейсмана со службы, — читаем мы в этой записке, — послужили имеющиеся данные, свидетельствовавшие о том, что Вейсман является человеком беспечным и не стесняющимся в средствах добывания денег, а равно последовавшие разоблачения его участия в деле устройства фиктивного покушения на жизнь болгарского князя, причем он имел целью открыть означенный замысел и благодаря этому получил от болгарского правительства материальные выгоды; ввиду сего по личному распоряжению князя Фердинанда ему было воспрещено жительство в пределах княжества». Спустя некоторое время Вейсман отправился в Болгарию, где у него в Софии имеется собственный дом, но на границе был арестован и выслан в Румынию. Во внимание к его двадцатилетней службе ему было назначено из секретных сумм Департамента полиции ежегодное пособие в размере 600 рублей. Поступив потом на службу в варшавскую сыскную полицию (занимал должность делопроизводителя), Вейсман за мошенничество был уволен и предан суду, ввиду чего назначенная ему из сумм Департамента полиции пенсия была приостановлена. В августе 1905 года Вейсман заявил на приеме в Департаменте, что он освобожден от суда, и ходатайствовал о возобновлении выдачи пенсии. Спрошенный по сему поводу прокурор варшавской судебной палаты 10 сентября 1905 года за № 2023 уведомил, что в производстве у судебного следователя седьмого участка г. Варшавы имеется возникшее в 1905 году дело по обвинению делопроизводителя сыскного отделения при канцелярии варшавского обер-полицмейстера Александра Вейсмана в преступном деянии, предусмотренном 2 частью 447 и 373 статьи Уложения о наказании, и кроме того в этом же году у того же следователя возникло еще три дела о Вейсмане по обвинению его по 9 и 377 статьям Уложения о наказании.

Вот какие типы по характеристике самих царских властей стояли во главе заграничного политического розыска.

Вейсман Симон (Шимов) состоял секретным сотрудником при одесском жандармском управлении с 1892 по 1895 год, а затем был переведен в Вену для доставления агентурных сведений о политической эмиграции.

В 1913 году в газете «Речь» была помещена заметка о деле инженера Алехина, в которой было указано, что Вейсман оказал ряд важных услуг австро-венгерскому правительству; в руки Вейсмана и попал Алехин (см. первую часть, страница 64).

Верецкий Николай Николаевич, сын священника. В апреле 1903 года, будучи учеником 7-го класса Павлоградской гимназии, поступил секретным сотрудником в екатеринославское охранное отделение под кличкой «Новиков» и освещал павлоградскую с.-д. группу. В 1905 году Николай Верецкий поступает в число студентов Петербургского университета и одновременно переводится секретным сотрудником в петербургское охранное отделение. В Петербурге Верецкий состоял членом боевой организации при петербургском комитете партии с.-д. и в качестве такового получил от комитета более десяти тысяч рублей для приобретения оружия в Финляндии. Верецкий водворял это оружие в Петербург мелкими транспортами, причем только незначительную часть передавал в комитет, а все остальное оружие сдавал в охранное отделение. В 1907 году в партии возникло против Верецкого подозрение в растрате и был назначен партийный суд. Тогда для реабилитации Верецкого у него на квартире был произведен обыск, и за хранение оружия Верецкий был приговорен к трехмесячному аресту, который и отбыл при петербургском охранном отделении, а затем для окончательного восстановления доверия был послан на год в Женеву, где и работал в заграничной агентуре.