Партизанская богородица
Шрифт:
— Старуха — это мировая буржуазия. Ей все мало. Ей не разбитое корыто, а самое удавить надо было!
На второй вечер Катя прочла «Старуху Изергиль».
Всем встревожило душу горящее сердце Данко.
Азат Григорян сказал;
— Далеко видим, близко не видим. Вот ты, — он ткнул пальцем в сидевшего рядом Петруху Перфильева, — когда поплыл на лодке с Владимиром, тоже, как Данко, шел навстречу смерти.
— Ты скажешь, — застеснялся Петруха, — тут сердце человек вырвал, а мы что...
— Верно говорит Азат, — сказал Трофим
Вечерние читки вошли в обычай. И когда, как-то после длинного перехода, Катя сослалась было на позднее время, бойцы шумно запротестовали и упросили ее почитать «хоть самую малость».
Теперь Катя стала в отряде своей. Особенно стали ее уважать, когда убедились, что между нею и Вепревым нет никаких интимных отношений.
А вначале такие подозрения были.
Вепрев относился к Кате особо предупредительно и заботливо. И в первые дни его покровительство было не лишним. Нашлись охотники «пошутковать» с застенчивой и робкой девушкой. Вепрев решительно охладил их задор.
Катя была благодарна ему, и все же постоянное его внимание и удручало, и тревожило ее.
Она чувствовала, что не безразлична ему. Временами ловила взгляды, которые выдавали его, и страшилась, вдруг не выдержит он и скажет напрямик... Она не могла ответить на его чувства. Почему?.. Вепрев был молод, красив, отважен и добр к ней... Но едва она начинала думать о нем, как о человеке, который может стать близким ей, — перед ней вставало его перекошенное ненавистью лицо, какое она увидела после потрясшего ее выстрела...
Может быть, постепенно потрясение это и забылось бы... Но сегодняшняя расправа с казачьим офицером, которая никак не вынуждалась обстановкой, снова ввергла Катю в смятение...
Вепрев вернулся после полудня.
Узнав, что поймали белого лазутчика, спросил:
— Допросили?
Петруха сердито мотнул головой.
— Казачий офицер? Я его растрясу. Приведите!
— Далеко за ём идти, — сказал Петруха, — да и не добудишься его.
Вепрев понял.
— Чего же поторопились?
— Командир шибко осерчал. Саморучно шашкой развалил ему черепушку.
Вепрев только плечами пожал.
Сведения, привезенные Вепревым, заставили пересмотреть маршрут отряда.
Первоначальный план был таков: подняться по правому берегу Ангары выше Братского острога, с тем чтобы, перехватив Ангаро-Ленский тракт, отсечь группу капитана Белоголового от белых войск, занимавших приленские села Усть-Кут и Жигалово. Затем атаковать Белоголового и освободить Братск и Николаевский завод.
Но Вепреву удалось выяснить, что отряд капитана Рубцова задержался в долине Илима.
Продвигаться вперед, оставляя в тылу Рубцова, значило самим залезать в мешок.
Военно-Революционный Совет принял
Отряду Бугрова — следуя первоначальному плану, продолжать движение к Братскому острогу и, заблокировав, при возможности выбить из Братска карателей капитана Белоголового.
Отряду Вепрева — перевалить в долину Илима и, пополнив отряд крестьянами Илимской волости, ударить на Рубцова. В дальнейшем — смотря по обстановке: или присоединиться к отряду Бугрова, или двигаться на верхнюю Лену.
Само собою подразумевалось, что с Бугровым останутся ветераны отряда, а с Вепревым уйдет взвод бывших пленных красноармейцев. Надо было лишь определить место перфильевских партизан, стоявших под началом Ильи Федосеевича Голованова.
— Я с Вепревым! — категорически заявил Петруха Перфильев, — Мне Рубцова достать надо. У меня с ём, а того пуще с евойным фельдфебелем свой счет. Да счет этот, почитай, у каждого из наших есть. Так что чего тут раздумывать!
Но Голованов был другого мнения.
— Нешто Белоголовый милостивее Рубцова? Одна у них волчья хватка. И злоба наша должна быть одна — на всю ихнюю свору. Выведем всех под корень, все счета повершим.
— Не порол тебя Рубцов! — закричал Петруха.
Но Голованов даже отвечать не стал на его выкрик.
— Ты что предлагаешь, Иван Федосеевич? — спросил Брумис.
— Считаю, надо идти не куда охота, а куда надо. А куда нужнее, пущай Совет решит.
— Свой кровный счет — тоже не последнее дело, — сказал Брумис, — но нам известно, что в Братском остроге у Белоголового триста солдат, а у Рубцова всего семьдесят.
Выходило: взводу перфильевцев остаться в отряде Бугрова.
Противился этому один Петруха. Тогда решили отпустить его с отрядом Вепрева. Тем более что Петруха бывал раньше в илимской тайге и почти во всех деревнях по Илиму.
Определили: отряду Вепрева выступать завтра наутро. Отряду Бугрова задержаться дня на три, провести митинги в окрестных деревнях.
Узнав, что отряд Вепрева выступает рано утром, Катя стала собираться в дорогу.
Но тут, будто кто-то другой спросил ее: «А почему?» Конечно, Вепрев надеется, что она уйдет с ними. Надеется, потому что желает этого.
А она, Катя, чего она желает?..
Долго Катя сидела возле наполовину уложенной корзины, не зная, на что решиться...
Она все еще, по привычке, утвердившейся в первые дни пребывания в отряде, видела в Демиде Евстигнеевиче Вепреве своего заступника и покровителя. И хотя теперь нужды в его покровительстве не было, остаться одной не хватало духу... Но не легче было и решиться уходить с ним. Уходя с ним, она невольно обманывала его, а себя ставила в заведомо ложное положение...
Она уже готова были идти к Брумису, к которому чувствовала особое уважение, поделиться своими сомнениями и тревогами и просить совета.