Партизанская богородица
Шрифт:
Но она как будто ничего не слышала и не понимала и лишь все крепче прижималась к нему всем своим исхудавшим от болезни и тоски телом...
Он сказал несмело:
— Кузька-то как? — взглянуть бы на него....
И тогда, осознав сразу всю жестокую кратость свидания, она отшатнулась от него.
— Каменный ты, Сергей!
— Где Кузька? — спросил он, понимая, что любые слова утешения и оправдания бессильны.
Лиза взяла его за руку и подвела к постели.
Кузька лежал ничком, уткнувшись в тощую подушку,
Сергей осторожно взял его на руки.
Кузька, не просыпаясь, обхватил руками шею отца.
Сергей стоял молча, прислушиваясь к ровному дыханию сына, чувствуя руками и грудью разогретое сном теплое тело мальчика. И не было сил разнять эти ручонки, доверчиво обвившие ему шею...
Наконец решился. Положил бережно на постель, укрыл дерюжным одеяльцем.
— Теперь когда же?..
— Ничего не скажу, Лиза... — признался Сергей, — не хочу обманывать напоследок... В бугровском отряде будем, пока недалеко... А как оно дальше обернется, кто знает... Будет случай, пошлю весточку...
Лиза вздохнула.
— Разве что весточку...
Сергей шагнул к ней, обнял. Она не шевельнулась, не отозвалась на его ласку.
— Ты пойми, Лизанька, по-другому нельзя. Не такое время, чтобы о себе только думать.
— Ты и об нас не думаешь.
— Вы и я — это одно, свое... Нельзя сейчас только о своем. Да и нам не все едино, какая впереди жизнь будет. А кто для нас ее хорошую припасет?..
— Иди... ждут тебя, — сказала Лиза.
— Береги Кузьку.
— Иди, иди...
Она как будто уже и торопила его...
Но едва закрылась за ним дверь, свалилась на лавку и заплакала в голос.
— Не убивайся ты!.. Али слезами поможешь?.. — сказала из-за перегородки до того молчавшая жена Кузьмы Прокопьича Василиса.
Лиза отозвалась со злой горечью:
— Тебе что убиваться! Твой дома.
— Не к месту попрекаешь, Лиза, — без обиды возразила Василиса. — Кузьма у партизан и перевозчик, и дозорный, и связной. Неровен час, вернутся беляки, его первого кончат... Да что я тебе говорю, вроде ты сама не знаешь...
— Эко ты проворно, — сказал Семен Денисыч Сергею, — мы еще и докурить не поспели.
Сергей улыбнулся невинному обману старика. Ни у кого в руках не было цигарки. Все наготове, ждали его.
Теперь, когда знали, что белых в деревне нет, ни к чему было таиться. Вдоль плетня добрались до первого проулка и по нему вышли на улицу. Деревня вся обстроилась по обе стороны ее. Для второй улицы места не было: слева крутой подъем, справа берег реки.
Улица продолжалась малоезженой, заросшей травою дорогой. За неширокой полоской кочковатого луга текла река. В ровный гул вплетался плеск отдельных струй, дробившихся на прибрежных валунах, открылках порога.
Шли молча, ходким шагом.
Впереди, упираясь вершиной в низкое ночное
Под ногами захрустела галька. Прошли еще сотни три шагов, и скала рассеклась узким распадком, по которому журча сбегал ручей.
В свете костра увидели двухскатный шалаш.
Высокий плечистый человек, стоявший возле костра, услышав шаги, обернулся и окликнул их.
— Свои, Кузьма Прокопьич! — ответил Корнюха.
— Коли свои, милости просим! — радушно и спокойно пригласил Воронов.
Корнюха подошел к нему первый, поздоровался за руку и рядом с Вороновым словно стал ниже ростом. Кузьма Прокопьич был на полголовы выше и соответственно шире в плечах. Окладистая курчавая черная борода не то чтобы старила его, но придавала красивому энергичному с крупным прямым носом лицу строгую значительность.
— «Мне без бороды нельзя, — говорил сам Воронов, — молодому лоцману кто судно доверит?» Но, конечно, не бородой заслужил Кузьма Прокопьич славу лучшего на порогах лоцмана.
— Своих-то видел? — спросил Кузьма Прокопьич Сергея, когда после взаимных приветствий все уселись у костра.
— Видел.
— Что ж не заночевали в деревне?
— Тебя побоялись упустить.
— Шибко нужен?
— На ту сторону перебраться надо.
— Свет на мне клином сошелся, — усмехнулся Воронов. — Наша деревня рекой кормится, в каждом дворе лодку найдешь.
— Поостереглись к кому попало соваться.
— Это правильно, — согласился Кузьма Прокопьич, — нонче бывает, и брат брата не поймет. Да вас вон сколько. Любого уговорите.
Сергей улыбнулся.
— Опасались, как бы нас кто не уговорил.
— Белым духом у нас давно не пахнет, — сказал Воронов. — Как Бугров подошел, беляки все стянулись к острогу. Надо быть по всему, там и будет дело.
— Вот к Бугрову и торопимся.
— Утром перевезу, — коротко сказал Воронов.
— Спасибо, Кузьма Прокопьич!
Но тут врезался Санька Перевалов, которому давно не терпелось:
— А шпиона-то упустил!
Кузьма Прокопьич посмотрел на него с ласковым пренебрежением, как на несмышленыша.
— Какого шпиона?
— Который тут с тобой разъезжал, позиции высматривал!
— Ты, паря, попал пальцем в небо, — сказал Воронов. — Это ученый человек. Для науки старается.
— Попался бы он мне — показал бы ему науку! — пригрозил Санька.
— Простите, молодой человек. Какую вы собираетесь показать мне науку?
Все оглянулись.
У шалаша стоял высокий тощий человек, одетый в потертую кожаную куртку и сапоги с длинными голенищами. Щурясь на яркий свет костра, он внимательно разглядывал пришельцев. Спутанные седые волосы свесились на высокий лоб, и аскетически худое лицо с длинным, чуточку вислым носом напоминало лик иконописного святого.