Пассат
Шрифт:
— Но ты не отрицал их, Клей, — спокойно сказала Герб.
— И не собираюсь. Раз у тебя так мало веры мне — так мало доверия и преданности, что ты просишь меня об этом, отрицания не помогут. Как могла ты поверить такому, Геро! Как могла слушать попытки этого подлого развратника очернить меня, чтобы оправдать свой непростительный поступок?
Геро хотела верить ему, и он почти убедил ее. Но все же… Она полагала, что Клей поразится и возмутится столь ужасными обвинениями, но он вместо этого говорил с укоризной, и в его реакции — румянце на скулах, настороженности в глазах, слишком легком удивлении — было нечто, не соответствующее
И тут с недоумением, почему запамятовала это, она вспомнила два случая, когда видела Клейтона в городе неподалеку от базара Чангу, и что во втором случае из тбго же тупика выехала Тереза Тиссо…
— Клей, — неторопливо спроеила Геро, — ты ведь не снимаешь комнат в городе?
— Это он тебе говорил?
— Он сказал, что ты снимаешь верхний этаж одного дома.
— «Он сказал, он сказал!» Геро, я бы такому о тебе не поверил! Возможно, он видел, как я выходил из дома, где снимает комнату Джо Линч, и воспользовался этим для вранья, которое ты, похоже, очень жадно слушала.
— Джозеф Линч! Я об этом не подумала. Он снимает комнату неподалеку от базара Чанту?
— Да, если это тебе нужно знать. И я иногда бывал там. Но не со шлюхами-арабками!
— Извини, Клей… Но… но я должна была спросить. Понимаешь?
Однако Клей не понимал или не хотел понимать. Оставив обиженные упреки, он стал сердиться. Слушая его, Геро удивлялась, почему его гнев кажется таким ненастоящим, наигранным. Она ненавидела себя за эту мысль, но отогнать ее не могла. Теперь он обвинял ее, что она выдумала эти нелепые, чудовищные обвинения, дабы отвлечь внимание от того, что случилось с ней. Геро поневоле задумалась, не забыл ли он о достоинстве, обиде и осторожности лишь потому, что она начала извиняться, не счел ли, что опасностыпозади, и теперь можно позволить себе рассердиться?
— Не думай, что мне этого не понять, — сказал Клей наконец более сдержанно. — Я прекрасно понимаю твое состояние. Преисполнен сочувствием к тебе, и, несмотря на случившееся, любви. Только не стоит ради того, чтобы забыть о своем неприятном положении, внушать себе, что я мошенник и развратник. Это недостойно. Я не виню тебя в случившемся, ты не могла этого предотвратить, и мы навсегда забудем об этом.
— Значит, ты по-прежнему готов жениться на мне?
— Конечно, дорогая.
— Клей, это очень благородно с твоей стороны. Очень… великодушно.
— Было бы неблагородно и невеликодушно, если б я отверг тебя за то, в чем ты не виновата. Об этом мы, как я сказал, забудем.
— Даже если у меня будет его ребенок?
— Геро! — Лицо Клейтона внезапно побагровело от ярости. — Не представляю, какты можешь говорить об этом, и отказываюсь обсуждать этот вопрос.
— Но если мы намерены пожениться, то обсуждать его придется.
— Не сейчас! Я считал тебя более деликатной… Хотя ты сама не своя. Потрясена, расстроена, и удивляться тут нечему. Лучше отложим этот разговор, пока ты не успокоишься. А еще лучше вообще не возвращаться к нему!
Геро устало сказала:
— Есть вещи, от которых нельзя уйти, и это одна из них. Я совершила много опрометчивых поступков, потому что не хотела остановиться и подумать. Но, по крайней мере, шла не от них, а навстречу им.
— Отказ от неприятного, бессмысленного обсуждения ситуации,
— Она возникла у Зоры, — сказала Геро.
Клейтон покраснел еще больше, его красивые губы неприятно скривились, он с заметным усилием сдержался и сказал:
— Дорогая, совершенно незачем ронять себя упоминанием об этом существе. Можно, я скажу полковнику Эдвардсу, что ты ждешь его, или предпочитаешь, чтобы я поговорил с ним от твоего имени?
— Что он хочет узнать?
— Где можно найти Фроста и «Фурию».
— Мне это неизвестно.
— Но ведь должна же ты иметь какое-то представление! Ты была на шхуне все время? Если да, гдетебя высадили? На какой части острова?
— Мне это неизвестно, — повторила Геро, голос ее ничего не выражал, глаза словно бы не видели Клейтона. — Я подумаю об этом. Но сейчас испытываю то же, что и ты — не хочу говорить на данную тему. Уверена, что ты поймешь.
— Но это совсем другое дело! — возразил Клей. — Это мы должны знать, и чем скорее узнаем, тем больше у нас будет возможностей схватить его.
— Очень жаль, но я неважно себя чувствую и не могу обсуждать этот вопрос сейчас, — сказала Геро.
Никакие доводы и уговоры не могли сломить ее упрямства. Она поднялась к себе в комнату, заперлась, отомкнула шкатулку с драгоценностями и достала небольшую, перетянутую резинкой пачку писем; те хорошо написанные, но не особенно страстные любовные послания, которые она получала от Клейтона, хранила, перечитывала и восхищалась благородством выраженных в них чувств.
Геро стала просматривать их, что-то ища. И найдя, наконец, что искала, отложила письмо, заперла остальные обратно и долго сидела, глядя на свое отражение в зеркале.
Она понимала, что собирается поступить низко и некрасиво. Но Клейтон не убедил ее до конца, а ей необходимо знать наверняка. Не только ради себя; если Клей действительно повинен в смерти Зоры, он заслуживал возмездия, и то, что за него поплатилась она, несущественно, потому что Зора тоже была ни в чем не виновна.
Если есть какое-то оправдание предпринятой Фростом варварской мести, она не может выдать его для казни без суда. Другое дело, если б его собирались изгнать с острова и запретить ему появляться на подвластных султану территориях. Или даже приговорить его к тюремному заключению, конфисковать его собственность и судно. Но если Клей солгал, она не выдаст сведений, могущих привести к смерти капитана, поэтому пока она не узнает правды, не должна никого видеть, ни с кем говорить. И, чтобы узнать ее, готова унизиться до шпионства и обмана.
Глубоко вздохнув, Геро решительно потянулась за ножницами, осторожно отрезала последние четыре дюйма письма, написанного в этом доме больше года назад и полученного за неделю до отплытия на «Норе Крейн». На четырехдюймовой полосе бумага было всего несколько слов — последних, что написал ей Клейтон: «Приезжай как можно скорее. Вечно преданный тебе К».
Геро аккуратно сложила ее, вложила в чистый конверт, позвала Фаттуму и тщательно проинструктировала:
— Письмо нужно передать лично мадам Тиссо, когда поблизости никого не будет. Она не должна знать, кто его отправил, поэтому неси не сама, а отправь кого-то из садовников или водоноса, скажи, я хорошо ему заплачу, если он передаст ей письмо, ничего не говоря. Сможешь это устроить?