Пастыри чудовищ. Книга 2
Шрифт:
– Понимаю. Это – твоё. И ты можешь о себе позаботиться. Я же видел.
– Точно. Так что тебе нет никакого смысла меня опекать.
– Хочешь, чтобы я уехал?
Высовываю руку из варежки и ощупываю в кармане резной бочок корабля.
– Да не то чтобы. Персонала недобор, ты уже почти обучился. И ты точно не хуже Мясника, или Дрызги, или Плаксы. Просто давай начистоту – тебе же нет дела до зверей. И у тебя же были какие-то планы – вроде… возглавить общину чокнутых адептов Единого в Алчнодоле?
– Я не…
–
Когда мы выезжали к морю – он наглядеться не мог. Бредил этим делом, особенно землями за пределами Рифов. Перечислял мне поимённо всех стукнутых, которые решили поплавать и полетать за Рифской Чертой: «Ну и что, что никто не вернулся? Не может же быть, чтобы там была сплошь вода! Может, они доплыли куда-то, нашли что-то такое, что… ну, не Благословенные Земли из легенд, конечно, а просто что-то такое, из-за чего не захотели возвращаться!»
Вот только Его Светлость поглядывает на кораблик в моей ладони без «морского» блеска в глазах. И что-то не рвётся чемоданы паковать.
– Не настаиваю я, чтобы ты отчаливал, – говорю ему. – Но это – не твоё. И твоим не станет. Ты один чёрт будешь здесь как в клетке. И гробить свою жизнь на то, что тебе не слишком-то по душе – думаю, тут нужен какой-то дополнительный веский резон. Что-то получше этого твоего «благородного дела».
Морковка останавливается и пристально пялится на прощальников. Выдыхает едва слышно:
– Или кто-то.
Наклоняюсь, чтобы сгрести побольше снега. И запечатать суженому пасть, прежде он начнёт загибать про долг, род и «да я от своего слова не отступлюсь».
Но Его Всерыжейшество втягивает в себя воздух, зажмуривается и выпаливает единой строкой:
– Мелони-мне-нужно-тебе-сказать-боюсь-я-нарушил-своё-слово-и-у-меня-чувства-к-другому-человеку.
Слова падают, как облетающая на снег рябина. Дальше идёт невнятно, но очень виновато. Что-то вроде «простияпонимаюэтонедопустимо». Стою, смотрю, как Морковка равняется цветом с рябиновыми ягодами. Жду, пока в женишке кончится воздух.
– Грызи? – уточняю потом и закидываю снежок в кусты.
Симфония звуков. Насыщеннее, чем у прощальников. Морковка делает жесты утопающего. Ещё немного – и его нужно будет охлаждать в снежке.
– Серьёзно – «откуда узнала»? Тоже мне, тайна для Следопыта. Окстись! Ты на неё с Энкера пялишься, как Дрызга – на выпивку! Небось, Конфетка с Пираткой уже ставки делают!
«Проща-а-а-ай!», – издеваются прощальники над Морковкой. Того сейчас хватит карачун. И мне придётся сплавлять по воде не кораблик, а его.
– Ты… ты думаешь… все знают?!
– Кроме Грызи, это точно. Тут будь спокоен – она твой секрет разгадает, когда ты её в храм брачеваться потащишь. И то – большой вопрос!
Видок у Яниста настолько оглоушенный, что я не выдерживаю и начинаю
И вообще – смеялась ли.
Морковка стоит и пучит глаза. Потом отмирает и оттаивает, улыбается несмело:
– Совсем забыл, как ты смеёшься. Но… ты точно не сердишься?
– С чего б? Ты же в кои-то веки от меня отстанешь с этой дурью насчет пожениться. Да, и для Грызи ты уж точно будешь получше Мясника.
Размотай его кишки мантикора. Позволяю себе помечтать насчёт Грызи, которая с грозным видом отвешивает Нэйшу пинка от ворот питомника. Со словами: «Ты мне тут теперь никто!»
Морковке явно видится что-то менее радостное.
– То есть, постой… ты думаешь, что я собираюсь… Мелони, ты не так меня поняла! При всех моих чувствах к госпоже Арделл – я не думаю, что какие-то ухаживания с моей стороны будут уместными, и… я едва ли в её вкусе, и я точно не думаю, что я ей симпатичен, и я уж точно не собираюсь ставить её в известность… То есть, конечно, я полагаю, что она заслуживает счастья, но…
Останавливаюсь и сгребаю больше снега. Так, чтобы с одного удара вышибить из Морковки романтическую дурь.
– Поправь меня. Ты собираешься остаться при питомнике, на который тебе плевать. Страдать по морю, кораблям и Зарифью. И при этом просто вздыхать по Грызи издалека?! Портреты её рисовать, вызывать на дуэль Нэйша, жрать её глазами и обеспечивать ей счастье с кем-то другим?!
Морковка открывает рот, меряет лицо глазами и рот закрывает. Видать, в его мыслях это звучало немного более возвышенно.
– Думаешь, насчёт дуэли – хорошая идея? Я хотел сказать – мой Дар, его Дар, да ещё боевые навыки…
Молча залепляю в физиономию бывшего женишка снежком. Янист пригибается и снежок провожает взглядом.
– … и если ты не поняла – это была шутка, – и чуть не встречает челюстью второй снежок. – Эй, а этот за что? Ау! В приличном обществе туда не целятся!
За приличное общество награждаю его четвёртым и пятым. Олкест – мишень трудная, уворачивается, пригибается и прячется за деревьями. Но руки-то с детства помнят.
– А ну иди сюда! Я из тебя твою книжную премудрость ща как вылуплю!
Морковка носится между деревьями и прикрывает рыжую шевелюру. Распугивает прощальников и верещит: «Это нечестно! Я не могу тебе ответить! Мне нельзя швыряться снежками в мою нареченную и вообще, в Даму!»
Отправляю в ответ снежки пополам с фразочками: «За Даму отдельно огребёшь! Сидеть он в питомнике решил! Вздыхать по уголочкам! С Пухликом квасить!»
Бах! Особо меткий снежок прилетает Морковке в лоб, и Его Светлость растягивается на снегу. Машет шапкой, сдаваясь: всё, ранила-убила-перемирие.