Патриот
Шрифт:
Афанасьева запихнули в служебную «Волгу», отвезли в подмосковный лес, где забили металлической арматурой и бросили.
Утром его без сознания, но ещё живого обнаружили прохожие, однако нанесённые травмы были так ужасны, что, пережив только новогоднюю ночь, майор Афанасьев умер 1 января 1981 года.
План у милиционеров-преступников и вообще был так себе, но он окончательно никуда не годился ввиду одного обстоятельства, которое никак не могло быть им известно, так как находилось под грифом «Совершенно секретно».
Мало того, что владелец колбасы Афанасьев занимал довольно высокую должность в Восьмом управлении КГБ, где работал с системами защиты информации,
Так что, как ни сомнительна была советская правоохранительная машина, здесь она выжала из себя всё, что могла. Была создана совместная группа, куда вошли сотрудники и КГБ, и МВД, а возглавил её следователь по особо важным делам прокуратуры СССР.
Скоро выяснилось, что следы преступления ведут к московским милиционерам.
И вот здесь и был поворотный политический момент. КГБ и МВД — конкурирующие ведомства. Эта конкуренция осложнялась личным соперничеством между главой КГБ Юрием Андроповым и главой МВД Николаем Щёлоковым.
Ну как соперничеством: у Андропова ведомство секретное, и заслуги его деликатные. Но МВД несравнимо больше, постоянно взаимодействует с населением, решает много задач, а главное, его глава, Щёлоков, не просто политический тяжеловес, а настоящий бегемот. Или слон. Двадцать лет во главе ведомства, и всё это время — под крылом главы СССР Леонида Ильича Брежнева.
Щёлокова знают абсолютно все в стране. Он, как мог, поднял престиж милиции (да-да, это немного противоречит тому факту, что его пьяные сотрудники в московском метро убивают за колбасу, но тем не менее). И важно, что он был, что называется, «человеком широких взглядов». Дружил с семьёй известного музыканта Мстислава Ростроповича и его жены Галины Вишневской. Тех самых, на даче которых жил писатель Александр Солженицын. Очевидно, с их подачи он пытался содействовать изданию книг Солженицына.
Примерно в это время моя бабушка принесла с работы самиздатовскую копию «Архипелага ГУЛАГ» и дала почитать моей маме со словами: «Если эту книгу найдут, нас всех посадят».
Так что очевидно, что подобные связи Щёлокова не могли не вызывать раздражения у Андропова, КГБ и консервативной части руководства компартии. Щёлоков, по их мнению, «либеральничал», а по должности ему полагалось «наводить порядок жёсткой рукой».
Скорее всего, генерал Щёлоков и близко не был никаким либералом. Просто, двадцать лет возглавляя советскую милицию, он понимал тщетность попыток тотального контроля. Вернее, понимал, что у тотального контроля есть пределы. В КГБ, который работал точечно, отлавливая диссидентов (по милицейским сигналам в первую очередь), не понимали, что их систему опеки, контроля и слежки, применяемую к нескольким сотням людей, невозможно применить к миллионам.
Убийство в метро пришлось как нельзя кстати для части «бульдогов под ковром». Ещё больше в их пользу сыграло то, что МВД, спасая честь мундира, начало противодействовать следствию, вставляя палки в колёса и чуть ли не угрожая главе следственной группы.
По словам этого следователя, Владимира Калиниченко, угрозы были так сильны и так реальны, что не только его, но и всю его семью два года охраняла «Альфа» — элитный спецназ КГБ.
В правдивость этого поверить сложно, но факт в том, что дело действительно превратилось в борьбу не на жизнь, а на смерть.
Получив ситуативное моральное и политическое превосходство, крича: «Ваши пьяные сотрудники убивают офицеров в метро за колбасу», КГБ при поддержке
Уже через год отдел милиции, в помещении которого избивали майора Афанасьева, был полностью расформирован. Троица убийц и их начальник были расстреляны, ещё четверо сотрудников получили большие сроки. О том, какими методами вёлся этот процесс, отлично говорит одна деталь: милиционеры-убийцы дали полные признательные показания. Сознались не только в том, что убили майора КГБ Афанасьева, но и в том, что ранее они также убили и его начальника, пропавшего майора КГБ Виктора Шеймова. Да только вот уже позже выяснится, что Шеймова никто не убивал: он оказался перебежчиком и тайно переметнулся в США.
Так что золотое правило сталинских процессов («Чистосердечное признание — царица доказательств») работало и спустя тридцать лет. А уж какими методами выбивали это признание, неважно.
Приговор стал причиной чистки в МВД и большой кадровой перестановки. Но сам Щёлоков пока устоял. Однако от смерти Брежнева он пострадал куда больше, чем я.
И так попавший в немилость после убийства на «Ждановской», он лишился поддержки на самом высшем уровне, хранившей его двадцать лет. С ним расправились быстро, решительно и безжалостно даже по немилосердным кремлёвским стандартам: Щёлоков был уволен, попал под следствие, из его дома изъяли большое количество ценностей, его лишили всех наград. Начали преследовать его родственников. 13 декабря 1984 года всесильный министр внутренних дел застрелился. О его смерти советские граждане узнали только из небольших заметок-некрологов, вышедших в газетах — даже не на первых полосах. О самом же убийстве, огромном процессе вокруг него, приговорах и вскрытых злоупотреблениях в МВД советские люди в массе своей узнают лишь в девяностые годы.
Но сами милиционеры, конечно, знали об этом в общих чертах, как и все люди, носившие погоны. До них это было доведено в следующей форме: сотрудники КГБ теперь, мол, вообще неприкосновенны. Связываться с ними не надо.
На этот счёт в кругу сослуживцев отца существовала смешная история из жизни, которую я слышал много раз: её часто с удовольствием пересказывали офицеры, да и сам отец на застольях. В их части служил «особист», то есть сотрудник Особого отдела, КГБшник, прикреплённый к воинскому подразделению для того, чтобы следить за всем по своей линии — от секретности до благонадёжности.
Особист этот был человек пьющий. Сильно пьющий даже. И вот в один из праздничных дней он вышел на улицу после банкета в состоянии настолько приподнятом, что для удержания равновесия ему пришлось двумя руками крепко обхватить одну из огромных колонн, украшавших Дом офицеров, где проходил банкет. Так бы он и стоял дальше, борясь с этой бессердечной стервой — гравитацией, но мимо проезжал наряд милиции. А милиция тогда должна была пьяных граждан с улиц забирать, отвозить в отдел или в вытрезвитель. На вопросы милиционеров особист отвечать был не в состоянии — молча держался за колонну. Его, конечно, от колонны отцепили, посадили в машину и увезли в отдел. А там пошарили в карманах в поисках документов и обнаружили корочку с тремя буквами: «КГБ». После чего милиционеры не захотели ничего выяснять и ни в чём разбираться. Они моментально снова посадили его в машину, привезли обратно к Дому офицеров и, раскрыв руки особиста, обняли ими ту же самую колонну. И стремительно ретировались.