Патрис Лумумба
Шрифт:
В другой раз он коснулся медицинского обслуживания конголезского населения, о чем трубила колониальная пропаганда. Приводились фантастические цифры о произведенных операциях, об уколах, переливаниях крови, о таблетках и микстурах, об израсходованном пенициллине и т. д. Гренфел взял официальные отчеты медицинского ведомства и произвел подсчеты. Выяснилось, что каждый конголезец, включая детей грудного возраста, оперировался трижды, а значительная часть взрослого населения вылеживается в госпиталях на белых койках. Бельгийская колония в Африке слыла «самой здоровой в гигиеническом отношении» в результате очковтирательства.
Еще хуже обстояло дело с просвещением, о чем тоже говорил
— Патрис, — сказала пришедшая с кухни Полин, — сегодня день твоего рождения. Нельзя ли перенести заседание парламента на завтра? Сколько можно говорить о политике?!
— «Любимая моя, зачем ты пошла за мной?» — произнес он фразу Тиля Уленшпигеля, так знакомую Полин. — Все, кончаем с политикой! Помнишь, я все повторял слова этого фламандца: «Не мы, так кто-нибудь другой освободит землю фландрскую»? А ведь освободили-то мы землю конголезскую! Мы, а не кто-нибудь другой. Я думаю, следует назвать один район Конго или город именем Уленшпигеля. Что в сравнении с ним все эти Леопольды, Элизабеты, Альберты? Как ты думаешь, Джордж? Решили?
— Согласен, согласен. Но сейчас я поддерживаю предложение Полин.
— Ни слова о политике?
— Ни звука, Патрис!
Выпив розового португальского вина, они уселись за стол. Полин пододвинула Патрису тарелочку с очищенными яйцами, только что вынутыми из кипятка. В блюдце находился толченый перец: красно-бурые пластинки его прилипали к теплой поверхности яиц и тоже отправлялись в рот. Пили-пили, как называют перец в Конго, — непременная специя на каждом столе. Он обжигает рот, взбадривает человека. Бывает пили-пили, настоянный на пальмовом масле и спиртном, но сухой, толченый лучше. О пили-пили сложено несметное число притч, рассказов.
Полин ушла с девочкой на кухню. Лумумба подсел к Луи и стал расспрашивать о здоровье родителей, о братьях, о детях младшего из них — Луи. Эмиль так и живет в родной деревне: городская обстановка ему не нравится. Шарль перебрался в Стэнливиль и помогает ему, Луи.
— В чем же он тебе помогает? — просил уточнить Лумумба.
— Мы с ним решили открыть магазин, — говорил Луи. — Торгуют бельгийцы, французы, англичане, греки, итальянцы, пакистанцы и индийцы. Израильтяне тоже. Теперь ничто не мешает заняться торговлей и нам, конголезцам.
— Твои деньги, а услуги Шарля? Ты перешел в категорию бельгийцев, а твой и мой брат Шарль остается в прежней роли слуги… Ты же министр, Луи! — не сдерживая раздражения произнес Лумумба.
— Я не понимаю причины твоего гнева, Патрис. Ты мне объясни
— Ты прав, ты прав, закона пока еще нет, — согласился Патрис. — Но есть моральные обязанности. Человек должен своим сердцем чувствовать, что можно делать, а чего нельзя. Нам нужно выработать в себе новое отношение к этой священной частной собственности.
— Хорошо — допустим, ты убедил меня. Я бросаю эту затею с торговлей. Что от этого изменится? Министры центрального правительства занимаются бизнесом. Они раскупают акции иностранных компаний, спешат перевести деньги в банки западных государств, содержат бары, строят дома, гостиницы. Что же ты их не осуждаешь? Ты набросился на меня только потому, что я — твой брат…
— Полно, полно, Луи, теперь уже ты начинаешь горячиться. Но наш с тобой разговор заставил меня призадуматься над более общей проблемой.
— Патрис, вот тебе твое любимое сау, — произнесла подошедшая к нему Полин. — Угощайся и благодари Луи. Это его подарок.
Она положила плетенку с фруктами на колени Патриса. О эти волшебные сау! В Восточной провинции их много, а в Леопольдвиле их что-то нет на рынке. Сау — большое дерево, усыпанное красноватыми плодами величиной с орешек масличной пальмы. Мальчишки забираются на деревья и долгими часами просиживают на сучках, поглощая плоды сау. Если в комнате положить несколько сау, то в ней устанавливается приятный запах. Французские парфюмеры скупают эти фрукты, перерабатывают и используют в производстве дорогих духов.
Нахваливая сау, братья снова начали разговор. А отец и мать, оказывается, не хотят покидать Стэнливиль и переезжать в незнакомый им Леопольдвиль. Они благодарят Патриса за приглашение и, в свою очередь, просят его навестить их в Стэнливиле.
Было уже довольно поздно, когда раздался телефонный звонок. Лумумба еще не спал: он полулежал на кушетке и просматривал номера бельгийской «Суар», посвященные конголезской независимости. Говорил, извиняясь за беспокойство, секретарь Кигери V, которому крайне необходимо повидаться с Лумумбой сегодня же. Король считает, что удобнее всего встретиться в доме премьер-министра. Лумумба дал согласие.
Вскоре «мерседес» короля Руанды подкатил к особнячку. Из машины вышел Кигери V. Как и все батутси, он был необычайно высокого роста, над чем и сам частенько подшучивал. Вообще король отличался демократическими взглядами, поддерживал панафриканское движение, требовал ликвидации бельгийской опеки и провозглашения независимости Руанды. На этой почве у него осложнились отношения с Мвамбутсой IV, королем соседней и столь же маленькой Бурунди: тот стоял за союз с Бельгией.
— Я только что беседовал с высокопоставленными бельгийскими лицами, — начал Кигери V. — До этого я встречался с Бодуэном. Могу сказать, что два монарха говорили на различных языках. Бельгийцы отказались вести со мной переговоры о предоставлении моей стране независимости. Теперь вся надежда на вас, уважаемый господин Лумумба. Мне стало известно, что вы в скором времени отправитесь в Нью-Йорк, в Организацию Объединенных Наций. От имени королевского совета я прошу вас поставить вопрос о лишении Бельгии всех прав на опеку Руанды. Все необходимые материалы будут заготовлены и вручены вам для распространения их в качестве официальных. Могу ли я рассчитывать на ваше согласие?