Патрис Лумумба
Шрифт:
ООН проявила оперативность, немедленно созвав Совет Безопасности, принявший резолюцию об оказании помощи Республике Конго. 14 июля в Леопольдвиль прибыл генерал Александер, англичанин по национальности, командующий ганскими подразделениями. В тот же день он встретился с бельгийскими генералами Тейсеном и Кюмоном. Касавубу и Лумумба направили бельгийскому послу в Леопольдвиле послание с требованием, чтобы все подразделения парашютистов были стянуты на военные базы Китона и Камина и находились там, не выходя за пределы, вплоть до особого распоряжения. Это разрядило бы грозовую атмосферу и положило конец ежедневным кровавым столкновением между оккупантами и местным населением. Министр обороны Бельгии
Журнал «Юроп мэгэзин», издающийся в Брюсселе, опубликовал статью под названием «Разбитое Конго». Большая фотография переносила читателей и зрителей в леопольдвильский собор святой Анны, где состоялось торжественное богослужение по случаю конголезской независимости. Повернув стулья спинками вперед, стоят рядом премьер-министры Эйскенс и Лумумба. Надпись гласит: «Реквием по Конго, которого уже нет».
Но Конго существовало. Лумумба посылал своего адъютанта на розыски министров, депутатов парламента, государственных секретарей. Некоторые из них тоже считали, подобно бельгийскому журналу, что все погибло: они скрывались в африканских кварталах или близлежащих городах. Лишь несколько человек всегда находились на своих постах: Антуан Гизенга, Морис Мполо, Жозеф Окито, Джордж Гренфел, Унисет Кашамура, Пьер Му-леле. Власти Катанги, узнав о назначении Виктора Лундулы командующим конголезской армией, арестовали его. Лумумба поручил Морису Мполо разобраться в «солдатском вопросе», совершить инспекционную поездку по гарнизонам.
Лумумба, понимая исключительное значение катангского вопроса, проявил инициативу в попытках установить с Чомбе деловые контакты. Отлучение Чомбе, его изоляция, по мнению премьера, сыграли бы на руку бельгийским монополиям, еще больше сблизили бы Катангу с Брюсселем. Лумумба считался с тем непреложным фактом, что курс на сепаратизм разделяют многие члены возглавляемого им центрального правительства. Да и сама личность Чомбе не укладывалась в появившиеся оценки — сепаратист, марионетка, предатель.
В отдельных случаях Чомбе выступал с националистических позиций и нередко разоблачал империалистическую политику Соединенных Штатов, Запада в целом, призывал к освобождению Африки, к изгнанию колонизаторов и т. д. Набор общих призывов стал усиленно внедряться в Африку, и ими пользовались как подлинные, так и мнимые борцы за новую жизнь. Особенно доставалось от Чомбе Бельгии, правительство которой он именовал «правительством грабителей и мошенников».
Конечно, это была демагогия чистейшей воды. Но нельзя отказать умному и ловкому Чомбе в незаурядных способностях извлекать политические барыши из противоречий капиталистических держав, каждая из которых преследовала свои интересы и в Конго и в Катанге. В пользу переговоров склоняло и то обстоятельство, что каким бы ни был Чомбе, все же он конголезец.
Правительство направило в Элизабетвиль двух членов парламента на переговоры с Моизом Чомбе: они были встречены в аэропорту и отправлены в тюрьму.
16 июля Лумумба выступил по радио с обращением к народу.
— Своим поведением, — говорил он, — Бельгия объявила нам войну. Будьте спокойны и хладнокровны. Если завтра смерть станет неизбежной, я умру за родину.
В Леопольдвиль прилетел специальный представитель генерального секретаря ООН Ральф Банч. Конголезцев он норовил расположить к себе бесконечными напоминаниями о том, что он мулат, что в его жилах добрая половина крови — африканская.
Лумумба готовился к отлету в Нью-Йорк. Перед
— Очень удобный случай, — начал Лумумба, — поговорить о самовольных действиях министра иностранных дел. Я, как глава правительства, услышал по радио о том, что вы, господин Бомбоко, обратились к Бельгии с просьбой о военной помощи. Мы вернемся к этому вопросу и обсудим ваше странное поведение на заседании кабинета министров.
— Я уже сделал выговор за это нашему уважаемому министру. Его объяснение совершенно обезоружило меня…
— Я готов еще раз повторить, — вступил в разговор Бомбоко, — что мой поступок продиктован неопытностью. Поверьте, товарищ премьер-министр, моему искреннему признанию и столь же искреннему раскаянию.
Касавубу улыбался. Лумумба впервые услышал от Бомбоко обращение «товарищ».
— Итак, к делу, — снова начал Касавубу. — Ваше присутствие в Нью-Йорке совершенно необходимо, дорогой Патрис. Все мои полномочия — с вами. Надо проучить бельгийцев и вышвырнуть их из Конго! Тут двух мнений быть не может. А с Катангой мы управимся сами. Чомбе намерен посадить нас на голодный паек. Не выйдет! Нам тоже нужны деньги. Отдать Катангу — значит лишиться государственной кассы. Мы займемся внутренними проблемами…
На гребне волн
Касавубу испытывал удовлетворение от сознания, что Лумумба уедет и президент останется один. Бешеный темп конголезских событий ставил в тупик медлительного Касавубу. Волей-неволей ему приходилось уходить на задний план, предоставляя Лумумбе широкую возможность деятельности. Премьер-министр успевал бывать всюду: в парламенте и министерствах, в университете и на спортивных состязаниях, выступать на пресс-конференциях и писать статьи для газет, принимать иностранных дипломатов и посланцев международной организации. Популярность Лумумбы была необычайно велика, престиж его все рос и рос, а звезда Касавубу меркла. Инициатива во всех государственных начинаниях принадлежала премьер-министру. Его живой, незаурядный ум, его выдающиеся ораторские способности, блестящая политическая интуиция, всегда выводившая его из лабиринта, сооруженного и бельгийцами и конголезцами, его простота и откровенность, редкая способность доносить до народа самые сложные понятия в доступном виде, его бескорыстие и самоотверженность на посту главы правительства, наконец, личное обаяние — все эти качества ставили Лумумбу неизмеримо выше других политических лидеров Конго. Равных ему не было.
До президента республики доходили слухи о том, что Лумумба один управляет страной, и в таком утверждении заключалась значительная доля истины. Слова «летим вместе» Касавубу истолковывал теперь по-другому: «Лечу за Лумумбой». Абаковцы открыто выступали за ограничения полномочий премьер-министра, за сосредоточение всей реальной власти в руках президента. Свою зависть Касавубу прикрыл «интересами партии», которая тоже теряла былые позиции, уступая во всем Национальному движению Конго.
Пусть едет Лумумба за границу. Касавубу остается в Конго и будет решать конголезский вопрос по-своему.
Перед самым отлетом в Соединенные Штаты Патрис Лумумба, будучи занятым, все же выбрал время и дал ответ корреспонденту «Франс-суар» на его вопрос: «Некоторые из ваших политических противников обвиняют вас в коммунизме. Что вы скажете об этом?»
Лумумба ответил: «Это пропагандистский лозунг, брошенный по моему адресу. Я не коммунист… Колонизаторы по всей стране вели кампанию против меня лишь потому, что я революционер, что я выступаю за ликвидацию колониального режима, не считавшегося с нашим человеческим достоинством. Они считали меня коммунистом потому, что я не позволил подкупить себя».