Патрис Лумумба

Хохлов Николай Евгеньевич

Лумумба проявил замечательную последовательность в отстаивании национальных интересов страны. Он не поддался шантажу и угрозам и в тяжелейших условиях выиграл бой с бельгийцами, сумев сплотить вокруг себя все патриотические силы, включая президента партии АБАКО. Лумумба зарекомендовал себя зрелым государственным деятелем, умеющим маневрировать, предпринимать неожиданные шаги, направленные на объединение националистов, на ослабление бельгийских колониальных устоев. Брюссель сделал окончательный вывод о том, что в лице Лумумбы он имеет основного противника.

Торжество из торжеств

Бывшая резиденция бельгийских властей стала называться Дворцом Наций. Различные службы, отжившие свое время,

переводились в другие районы Леопольдвиля. Вместительное новое здание на берегу реки Конго было предоставлено в распоряжение правительства, сената, палаты представителей. Бельгийский буфетчик обслуживал конголезских избранников, а у входа по-прежнему стояли бельгийские полицейские. Но это обстоятельство уже никого не смущало: во Дворце Наций распоряжались всем новые хозяева.

Накануне независимости в конголезских газетах появились снимки членов кабинета Патриса Лумумбы, сенаторов, депутатов палаты представителей. Правительство приступило к работе, состав его обнародован. Напряжение схлынуло. Министры окунулись в сутолоку буден.

Заметно спешила Бельгия, выкладывая на стол переговоров проекты договоров, соглашений, контрактов. Десятки компаний слали своих представителей в Леопольдвиль для установления деловых связей с новым правительством, с новыми министерствами и департаментами. На скорую руку был подписан декрет о ликвидации «Специального комитета Катанги», который нельзя было упразднять безоговорочно, без условий, выгодных национальному правительству. Иностранные тресты и компании подсовывали заранее приготовленные документы. Они соглашались на выкуп при «справедливой компенсации», на продление ранее заключенных соглашений на «прежних взаимовыгодных условиях»

К проблемам внутренним прибавлялись и международные. Газета «Авенир» от 29 июня 1960 года (за сутки до провозглашения независимости!) броско подала сообщение о том, что фонд Рокфеллера изъявляет желание принять участие в финансировании индустриального развития нового африканского государства. В приемной премьер-министра ожидали аудиенции финансовое и промышленные тузы западных и азиатских стран. Нахлынули организационные вопросы: подготовка города и всей страны к торжествам, утверждение программы празднеств, рассчитанных на два дня, приглашение иностранных делегаций.

Во Дворце Наций все ночи горели огни. Один за другим господа министры приходили к главе правительства на деловые переговоры: их было 23 человека, 9 государственных секретарей и четверо государственных министров. Некоторых Лумумба знал сравнительно давно, с иными знакомство лишь начиналось.

Но прежде связи не давали и не могли дать полного представления о человеке: тогда, раньше, он проявлял себя исключительно в политической сфере, в митинговой, агитационной. Людей сближала полная или приблизительная общность в политике главным образом по отношению к бельгийскому колониализму. До сформирования правительства этого было вполне достаточно. А теперь обстоятельства толкали на более широкий подход к деятельности министров, от которых ежедневно и ежечасно требовались совершенно конкретные познания в специфических областях, в основном им мало известных.

Некомпетентность была бы еще более бросающейся в глаза даже неискушенному, если бы не бельгийские советники, готовившие бесчисленные досье по самым замысловатым делам. Они состояли при каждом министре, сидели во всех департаментах и ведомствах — в центре и в провинциях. Конголезцы учились у них азбуке управления.

Заботы дня должны были укрепить шаткую политическую коалицию, воплотившуюся в центральное правительство, в первый конголезский кабинет. Были минуты полного и ни с чем не сравнимого отчаяния, когда Лумумба видел, как вырывались на простор центробежные силы, готовые разорвать на куски страну. Во многих районах идея единого Конго совершенно не воспринималась. Больше того, в ней усматривали главное препятствие на пути осуществления давних

стремлений племен и народностей к самостоятельному существованию. Руководители микроскопических групп, несмотря на их фанатическую приверженность к обособленности, несмотря на боязнь, что их племя будет проглочено гигантским государством и растает среди других, неведомых и враждебных, все же составляли отряд националистов, выступающих единым фронтом против колониального угнетения.

За слом бельгийской системы выступали и большие партии, и незначительные, трибальные. Расхождения начинались с обсуждения вопроса о государственном строе, о характере будущих связей между племенами. И вот тут мелкие племена в лице своих руководителей проявляли поразительную приверженность к сепаратизму. Психологически и исторически понять такую позицию не так уж трудно. Колонизаторы в какой-то степени считались с крупными народностями и их вождями: мелкая россыпь племен сбрасывалась со счетов. Обезличенное, обреченное на вымирание племя угнеталось не только бельгийцами, но терпело притеснения и со стороны соседних более крупных. Парадоксально, но факт, что многие этнические образования обращались за помощью к бельгийцам и жаловались на «угнетателей конголезцев». Они пуще всего боялись объединения, видя в нем новую форму угнетения. Руководители родо-племенных партий стремились к одному: объявлению отдельного государства или республики под всеспасающей эгидой Организации Объединенных Наций. С центральным правительством они готовы были установить договорные отношения, основанные на равенстве сторон.

Лумумба терпеливо и настойчиво разъяснял позицию своей партии, как общенациональной, у которой сочетаются интересы единого Конго с заботой о каждом отдельном племени. В ответ выдвигалось требование: раз это так, то включите в состав правительства нашего лидера. Неважно, что его никто не знает за пределами трех или пяти деревень. Племя, представитель которого не входил ни в провинциальное, ни в центральное правительство, считало себя обиженным, бунтовало, срывало всякие общие мероприятия.

В Касаи и других местах Лумумба вынужден был идти на союзы с партиями сепаратистского толка. Он сотрудничал с Грегуаром Камангой, председателем партии КОАКА (Коалиция касайцев). Она была создана, когда произошел разрыв во взаимоотношениях между балуба и лулуа. КОАКА выступила «третьей силой» в провинции, объединив вокруг себя мелкие народности — бапенде, бачоке, балуалуа, башилели, бакуба, бакега, басала, баинджи, миазу, вена, мпуту и некоторые другие. Лулуа, в свою очередь, объединились с басонге и выступили против балуба.

Национальное движение Конго, чтобы обеспечить успех, пошло на сотрудничество с Грегуаром Камангой и объединением басонге. Эта коалиция, пестрая, непрочная, включающая людей с противоположными политическими воззрениями, пришла к власти и создала провинциальное правительство Касаи. Грегуар Каманга был назначен министром здравоохранения центрального правительства. Дань сепаратизму.

Лидер партии Объединение конголезских националистов Касаи (лулуа и другие племена) Альфонс Илунга стал министром транспорта. Эдмонд Рудахиндва из Киву, представляющий группировку под названием Возрождение конголезцев, занял пост министра горнорудных дел. Министр общественных работ Антуан Нгвенза состоял в двух партиях сепаратистского направления: он был генеральным секретарем Федерации племени бангала, занимал пост национального секретаря в партии Боликанго. Двухпартийным был и министр-резидент в Бельгии Альбер Дельво: он был президентом ЛУКА (Союз жителей Кванго ради независимости) и секретарем национального комитета скандально известной «пенепе». Одно время он декларировал создание «государства Кванго». Отец Дельво — бельгиец, имевший влияние в европейской колонии Конго. Перед независимостью Альбер Дельво обвинял Лумумбу и Кашамуру в том, что они якобы «настежь открывают двери коммунизму». Противники сходились теперь в одном зале.