Pavor Nocturnus
Шрифт:
Просто устал от всего…
Я впервые задумался: что делать, если… Как дальше жить? Ездить на работу, будто ничего не случилось и возвращаться в пустой дом? Как такое можно пережить? Лицемерие: смерть Марины как-то же пережил. Да, но тогда у меня оставалась та, ради кого я должен был продолжать жить. Теперь меня не будет ждать дома ни любимая женщина, ни дочь… Жениться? Завести ребенка с другой — может, тоже дочь, может, тоже похожую на меня и нее одновременно, может… Нет. Это предательство. Сродни домашнему животному на замену предыдущему.
Марину и Алисию мне не заменит никто…
Что делать? Я слишком рационален, чтобы
Роуч… Нужно предупредить его.
Телефон показывал 3 пропущенных, последний 8 минут назад. Я не хотел говорить с ним: что, если он спросит, кого я выберу при возможности, Эрика или Алисию? Конечно же, дочь. Он поймет меня, потому что поступил бы так же. Как и каждый любящий отец… Я нажал на кнопку — связь соединилась через 2 гудка.
— Алек?
Я молчал. Не знал, как начать…
— Алек, черт тебя дери, ты превышаешь сегодняшний лимит издевательств надо мной!
— Роуч, есть новости за последние 2-3 часа?
— После происшествия с тем парнем все тихо, подозрительно тихо, Алек.
— Хорошо. Ночь может быть неспокойной, поэтому ты должен остаться в участке. Выезжай лично на все вызовы, касающиеся детей или Мэда Кэптива, и не допусти, чтобы что-то серьезное попало в прессу. Они еще не узнали о его побеге?
— Нет… О чем ты вообще? Ты что-то узнал?
Может, рассказать ему? Не по телефону, конечно, а на фабрике… Не знаю, насколько это рационально: город не может остаться без нас обоих.
— Я не могу, Роуч. Не сейчас. Обязательно — когда все закончится.
— Ты полагаешь, это будет в скором времени?
Мы замолчали на 15 долгих секунд.
— Прости меня, — сказал я.
— За что?
— Если бы я послушал Алисию… не сейчас, когда уже поздно для нас обоих, а на 2 недели раньше… Эрика тоже можно было бы спасти. А может, и многих других…
Он протяжно выдохнул после паузы — скорее всего, курил. Динамик заглушал посторонние звуки, но я знал Роуча: потер переносицу, внутренние края глаз и лоб в конце.
— Помнишь учебу в академии? Как же тогда все было просто… Казалось, нужно всего лишь прослушать лекцию, прочесть пару книг, и все задачи на экзамене решались без проблем. В жизни все намного сложнее… Урок криминалистики помнишь?
— Какой из?
— Это был особый. Вся группа пыталась решить задачу повышенной сложности, и никто не догадывался, что это настоящее дело, которое сам детектив долгое время не мог понять. И все же ты вывел несколько теорий, одна из которых заинтересовала его и оказалась верной. Признаюсь, я завидовал: одно дело сдать бесполезный экзамен, а другое уже доказать свои умения на практике.
— К чему ты клонишь, Роуч?
— К тому, что если не ты, то никто… Знаешь, Медина Веритас сказала невзначай, что тебе приходится тяжелее, чем всем нам, и — я не совсем понял, что она имела в виду — что переживания за детей у тебя в крови. Но я действительно задумался, насколько тебе нелегко. Несмотря на всю твою рациональность, логику и дедукцию, ты эмпат. Пропажи очень беспокоят
— Спасибо, друг, — сказал я неестественным хриплым голосом и сбросил вызов.
Я сжимал телефон, пока не затрещал пластик, спрятав лицо в локтевом сгибе. Слезы лились так сильно, как никогда раньше. Мысли сменялись хаотично, и я не мог понять, почему плачу. Наверное, из-за всего, что накопилось: стресс, бессонные ночи, похищения, отсутствие улик, Мэд Кэптив, его побег, отстранение от дела, Влада, драка с Пятым, смерть миссис Тоналтан и Майи, монстр, мои родители, тайное общество, странные кристаллы. И конечно же, Алисия, которую я вряд ли теперь увижу… Слова Роуча надломили щит, за которым я прятался целый месяц.
Справа послышались шаги, длинная тень из-за угла увеличивалась в размере. Охранник принес с собой низкий табурет и сел в 2-х метрах от меня, глядя на луну и созвездия. Казалось, не он пришел ко мне, а я занял его привычное место.
— Порой мне думается, — сказал он через время, — что большинство событий в жизни предопределены и все случается именно так, как им и должно. — Повернулся, увидел мои влажные глаза и вопросительный взгляд. — Не поймите превратно, мистер Рей, но посудите сами: невзирая на отчаянное стремление ваших родителей сберечь вас от тайн нашего общества, все события, в сумме, неминуемо привели к настоящему моменту. И как же это трактовать, кроме извечного слова судьба — не побоюсь утверждать, что так написано у вас на роду.
— Вы знали моих родителей?
— О, мистер Рей… Или вернее, мистер Коммондэй, а если углубиться в истоки — мистер Палмер, поскольку ваш прадед так и не смог заиметь сына. У вашего рода долгая славная история, с которой каждый член Общества так или иначе знаком… Что же до Абрахама, вашего отца, он с малых лет отличался горячим, пылким нравом. Его неудержимо тянуло ко всему неизвестному и небезопасному — он хотел глубже исследовать мир кошмаров и найти способ навсегда покончить с ними. Впрочем, как и сотни людей до него… После нескольких путешествий его вынудили — ведь для него это было скорее наказанием — взять нечто похожее на отпуск. У Общества есть такая практика, когда ты, поднабравшись опыта, должен внедриться в детскую организацию и следить за ее безопасностью. В одном из таких крохотных мест работала школьным учителем Анджела. Могу лишь догадываться, каким образом она узнала о существовании кошмаров, но это событие и зачинило их знакомство. Как известно, в природе наиболее неумолимо тянутся друг к другу именно противоположности… Подвижный, мечтательный юноша двадцати трех лет от роду и кроткая, уравновешенная девушка, всего на два года моложе его. Как огонь и вода, сталкиваясь, образуют нечто новое, усредненное, так и он воспламенил в ней страсть к нашему делу. А она же, в ответ, тушила его пыл, оберегая от безрассудных поступков, которые могли стоить ему жизни. Поэтому знайте, мистер Рей: холодный ум и рассудительность вам достались от матери.