Pavor Nocturnus
Шрифт:
Только через секунду я осознал, что это Алисия. Как же она была похожа на детектива. В частности, на меня. Стаж, уважение и Роуч Андерсон позволяли мне носить неофициальное пальто. Но не только внешностью, поведением тоже. Многие вещи, действия она узнала от меня и использовала их правильно. Разговаривала вслух по привычке. Казалось, что отдает приказы подчиненным офицерам.
Гордость и страх одновременно.
Обернулась, посмотрела на меня. Беспомощный виноватый взгляд. Я так же смотрел в глаза родителям похищенных.
— Я… ничего не нашла. От слова совсем.
— Знаю. Видел запись с камеры наблюдения.
—
— Сама просилась расследовать.
Это выглядело, как поучительный поступок с моей стороны, как шутка. Но никто не улыбнулся: я был в состоянии между мыслями и реальностью; Алисия только больше нахмурилась. Ирония заключалась в том, что мы горевали об отсутствии преступника, а не о его наличии.
— Видишь, папа, этот случай такой же, как и другие. Похищение и никаких улик. Однако это не Мэд Кэптив, поскольку он сейчас в тюрьме и — по лицу вижу — камера никого не обличила. Так что он оказался безумцем, чей ум принял на себя новости о похищении детей.
— Может быть. Идем в дом.
Узкая веранда. Собачья подстилка справа в конце, столик и кресло слева. На столике было не убрано. Пепельница необычно забита свежими окурками. Журнал о воспитании подростков шелестел на ветру, его придерживал стакан для виски. Оконная рама над спинкой кресла была опущена, окно закрыто шторкой изнутри. Но мой слух различал обрывки спора о том, как нужно было воспитывать Владиславу. Эмилия героически сдерживала натиск сурового нрава Алексы, но дрожащий голос выдавал слабину.
Каждый переживал горе по-своему: через гнев и через слезы.
Переступить порог дома оказалось трудно. Владислава обычно встречала нас, проводила меня в гостиную, Алисию в свою комнату. Без ее приглашения, искренней улыбки я чувствовал себя вором.
Прихожая ощущалась безжизненной, незнакомой. Я осматривал обои, мебель, картины, статуэтки, как в первый раз. Свет горел повсюду, словно Владислава была мотыльком, способным вернуться. Ружья на стене не было. Подарок деда Алексы, закоренелого охотника. Коллекционный раритет, рабочий. Любящий внук протирал его каждый день.
Видимо, камера потребовала не только наличные и скопленные деньги…
Второй этаж, проход к комнате Владиславы. Дверь приоткрыта, свет проникает в узкую щель. Вырванная дверная ручка на полу. Заперлась на ночь? Не хотела видеть отца? Алекса заметил это уже в момент похищения и выломал замок. Царапина на обоях сбоку от прохода. С силой толкнул дверь, когда выбегал? Удар о стену, действие инерции вернули ее к дверному проему.
Я нажал выключатель, как только вошел, и зажмурился. Мне нужна была долгая работа глаз, а от яркого света они устают быстрее. За время привыкания к темноте изучил запахи. Легкий запах пота, табака и спирта. Естественно для Владиславы и Алексы. Открыл глаза. Утреннее солнце выходило из-за горизонта, создавая полумрак в комнате. Идеально.
Окно напротив входа открыто. Створки трепыхаются, ледяной ветер проникает сквозь кофту. Это сделал Алекса. Закрыл, осмотрев раму на предмет царапин, грязи, одежды. С наружной стороны на шляпке гвоздя зацепился кусок шерсти. Кашемир, темно-зеленый цвет. Свитер Алексы.
Письменный стол заставлен вещами. Владислава увлекалась фотографией с детства. За 6 лет она заполнила до конца 3 фотоальбома. Из них 2
Выше стола на полке стояли в ряд 3 фотоаппарата: старинный пленочный, компактный цифровой и цифровой зеркальный. Эволюция их приобретения. В конце ряда пустое место и просветление в тонком слое пыли. Одного не хватало. Объективы направлены на пакет с обрезками фотобумаги, словно Владислава заставила их смотреть на уничтожение совместных трудов.
Ящик стола закрыт не до конца. Осталась узкая щель в сантиметр. Внутри два пригласительных письма от вузов. Факультет фотографии и юридический факультет. Второе полностью помятое. Скомкали в шар, потом выпрямили? В нем информация о зачислении в университет, стоимости годового обучения, списке учебников. Первое занятие пройдет в понедельник следующей недели. Алекса подал документы без решения Владиславы? Предмет ссоры?
Кровать скошена на 15-20 градусов. Промежуток между стеной и спинкой у изголовья заметен. Владислава бы поправила перед сном. Задел Алекса? Или это произошло в момент исчезновения? Одеяло лежит складками, откинуто резким движением, верхний край и угол направлены в сторону окна. Вскочила от испуга? Увидела что-то в окне? Нет. В комнате, перед собой? Двинулась вправо. Простыня сдвинулась в эту сторону. Упала с кровати на пол? Крем для лица и духи разбросаны возле тумбы; кружка устояла, расплескав воду. Пыталась взять что-то с тумбы? Среди вещей на полу маленькая фотография. Кровать, окно. Ракурс снизу. Коврик около тумбы и комода смят, сдвинут в сторону. Пятилась к стене? Дальше еще фотография. Отличается только наклоном. Зачем сделала несколько подряд? Спешила? Боялась, что не успеет?
У стены на полу записная книга. Раскрыта в конце, карандаш лежал в углублении переплета. Последняя запись: «негатив». Почерк малоразборчивый. Писала быстро? Рука дрожала от страха? Слово подчеркнуто двумя линиями. Нижняя обрывается на середине. Прервал похититель? Я открыл первую страницу и прочитал запись. Это оказался личный дневник Владиславы.
Алисия знала принцип работы. Не мешать. Молчала, держалась рядом, повторяя мой ход. Смотрела разрезанные фотографии, читала письма только после моего изучения. Самостоятельно проверила платяной шкаф, теперь светила фонарем под кроватью. Я поручил ей узнать записи Владиславы за последние 14 дней. Личные мысли, если читать, то наиболее близким людям.
Фотоаппарат моментального действия лежал левее. Последняя фотография осталась в разъеме. Я собрал все 3, сравнил их, положил в карман брюк. Устройство оснащено вспышкой, снимки получились различимыми. Но повторяли одну и ту же картину.
Что же Владислава пыталась запечатлеть?
Долго смотрел на стену, представлял сцену похищения. Зеркало висело над комодом справа. Единственный немой свидетель. Профиль маньяка отразился в нем, но извлечь изображение невозможно. Кто этот чертов человек? Спрашивал я себя, желая разбить зеркало. Оно показывало только меня.