Pavor Nocturnus
Шрифт:
— Дамы и господа, всем громаднейшее спасибо, что пришли сегодня! Приятно знать, что есть еще ценители старой доброй блюзовой музыки… Организаторы попросили еще раз напомнить всем правила бара, которые мы горячо поддерживаем: не устраивать драк, пить в меру, курить снаружи. И в целом, вести себя прилично — не забывайте, что в зале есть женщины и дети. Несогласным просьба перейти в бар напротив… Что ж пришло время последней песни. Вы, конечно, все ее знаете, но… сегодня нам составит компанию один очаровательный женский голос. Встречайте… Фелиция Фирдан!
Казалось, время остановилось. Я не мог вдохнуть, не чувствовал ударов сердца.
Неведомым образом мне, мертвому по медицинским критериям, все же хватило сил обернуться. Удивительная картина
Разве это могла быть Фелиция? (Вздор! Лишь именительное сходство… Конечно, я допускал, что в мире существует женщина с таким же именем, но шанс того, что мы встретимся в одном городе, в баре, куда я зашел по случайности душевного порыва представлялся мне близким к невозможному). Но ведь — была! Голос аккомпанировал властным движениям, выдавая множество нового, отличного, словно фальшивого. Звонкость, воля, кокетливость… Порой по ходу песни она приближалась к главному исполнителю, словно посвящая слова куплета именно ему, играла лицом и жестами, точно в театре. А эти пошлые слова и выражения: крепкий табак, феномен флирта, подачки от судьбы, жгучее танго, нежно-пьяные леди и джентельменские утехи…
В тот момент это была другая Фелиция, которой я никогда не знал.
Я очнулся на высокой протяжной ноте, завершившей под грохот аплодисментов концерт. В то время как другие участники группы складывали инструменты, этот их певец спрыгнул со сцены, подал руку Фелиции и вместе они пошли к своему столику — поразительно, как близко мы были все это время, пусть и наиболее отдаленно, сидя спинами друг к другу. Мне он не понравился с первого взгляда, но, когда я увидел их в толпе, увидел руку на талии замужней — моей! — женщины, вмиг проникся к нему отвращением. И почему-то Фелиция ничуть не возражала этой непристойности… Что удивительнее, за столом их ждал Виктим! Невыносимо больно было видеть, с каким восхищением мой сын, спокойный или даже грустный в присутствии меня, смотрел на него — высшая награда не только для отца, но и для любого человека. Взяв гитару, подлец показывал ему разные приемы игры, и как же искрились детские глаза, полные заинтересованности; к тому же, тот вечно шутил и улыбался, словно выполняя задание по очарованию моей семьи. И у него это получалось: Фелиция сияла и, видимо, испытывала настоящее материнское счастье, видя нашего сына таким оживленным.
Что я мог противопоставить ему? Я не обучился никакому делу, не имел времени на творчество и развитие, а суровая реальность уничтожила во мне чувство юмора на корню. Я не был богат, не имел красивого от природы лица и тела, не умел так непринужденно общаться с детьми… Казалось, он состоит из всех качеств, которых у меня нет и которые я так жадно желал себе. Общество мужчины притягивало настолько, что Виктим радовался деланной похвале, а Фелиция не замечала ничего мерзкого в соблазнительном взгляде и мимолетных, будто бы случайных касаниях, как например, смахнуть упавшую ресницу со щеки… Вдруг я понял: они оба другие с ним, чужим мужчиной, который развлекал мою семью лучше меня. Нет, я не потерплю этого… Гнев, зависть, тоска придали сил, и руки непроизвольно сомкнулись в кулаки.
Несмотря
В завершении нашей односторонней битвы я все же хотел объясниться, но тут один охранник завел мне руку за спину, а другой ударил в живот, отчего я едва не вырвал съеденной пищей… Я чувствовал боль, несправедливость, ведь истинный злодей сидел на полу, но в самое сердце меня поразила Фелиция: она резво бросилась к этому негодяю, волнуясь не за меня, а за него. Какое унижение перед школьными товарищами, из которых за меня вступился лишь Роберт, однако ни грозным видом, ни словами не способный переубедить охрану. Меня силой выпроводили наружу и толкнули в переулок к мусорным бакам. Я оступился на куче скользкого мусора и упал, испачкав зловонной грязью руки и одежду — охрана добилась того, что я походил на образ в их мыслях. Мне не хватило душевных сил даже подняться, и я закрыл глаза, свернувшись в комок, подобно озябшей бездомной собаке. Хотелось просто исчезнуть…
Последующую минуты я провел на том же месте, вдыхая смрад помоев… Вдруг я услышал скрип двери и частые шаги на каблуках, почувствовал руки… холодные во всех смыслах, они помогли мне встать и повели за собой. Холоднее асфальта, холоднее сырой грязи и завывающего ветра. Это мог быть грабитель, убийца… и ему бы удалось совершить злодеяние без препятствий, поскольку я не открыл бы полные глаза слез никому в тот момент. И вот полотна век окрасились оранжевым, а я сидел, по ощущениям, на скамье неподалеку от бара.
Первое время свет фонаря резал и без того воспаленные глаза. Постепенно я привык к нему и посмотрел вверх, откуда доносился странный звук: рой мотыльков стучался в стеклянный колпак, пытаясь прорваться к манящему недостижимому свету. Внизу стояла Фелиция, бледнолицая и бесчувственная, как покойник. Со сложенными на груди руками она наблюдала за насекомыми, а ее взгляд потерял всякую опору и погрузился в мысли. Один мотылек полетел к не менее светлым волосам Фелиции, и та нежно вытянула ладонь ему навстречу. Эта сцена на мгновение вернула мою жену прежней, но прицельный вид помады (пусть и нетронутой чужими губами) кровавым цветом рождал во мне бурю эмоций.
— Как это понимать, Фелиция? Кто этот… мужчина?!
— Он лидер, — начала она, задумчиво глядя теперь на звезды, — или, как сейчас говорят, фронтмен группы…
— Не поясничай!
— Хорошо. Он тот, кто пришел на помощь.
Одной фразы и колкого ледяного взгляда хватило, чтобы усмирить весь мой напор. Мне стало стыдно упрекать ее в чем-либо.
— Это наш сосед, — сказала она, выдохнув.
— Сосед!.. Я так и знал…
— Нет, не знал! — крикнула она звонко. — Потому что находил причину уйти каждый раз, когда они с сестрой заходили на чай… И да, это он заметил что-то необычное в нашем окне наверху… в комнате Виктима… и вызвал полицию. А потом пришел вместе с офицерами на помощь. Сомневаюсь, что тебе интересно, но им не удалось поймать его… Они боялись попасть в меня, и это гнусное подобие человека сбежало так же, как и пришло — через окно. Я очень благодарна Скотту за все, он замечательный человек, а твой поступок… У меня нет слов, Питер, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не перейти на грубости… Ты опозорил меня. Хуже — ты опозорил его!