Пепел Клааса

Агурский Михаил Самуилович

Я вполне допускаю, что в художественном выполнении ро­мана я просто не сумел показать убедительно этот посто­янный исторический анализ людей будущего. Вероятно, это так и есть, раз Вы обратили на это внимание. Но Ваше ут­верждение о мнимом отсутствии ретроспективного анализа у человека вообще и тем более в будущем — мне представляет­ся и фактически, и методологически неверным.

Вот как будто все основное, что Вы затронули в своем письме.

Извините за беспорядочность изложения — пишу на ма­шинке смаху, на отработку положений не остается времени, но мне думается, что Вы поймете и недосказанное и ска­занное не вполне отчетливо.

Как видите, Ваше интересное

письмо заставило меня «рас­качаться» на целый рассказ.

С приветом и лучшими пожеланиями: (И.А.Ефремов)»

От моего второго письма Ефремову у меня сохранились лишь отрывки.

«Я не могу не предъявить Вам крайне серьезного, на мой взгляд, обвинения в том, что герои Ваши не люди, а боги, что Вы культивируете сверхчеловека. Вы отталкиваете от себя все, что не обладает исключительной силой разума, мышц и воли. Все остальное не имеет у вас права на существование. Таков именно вывод из Ваших книг, если только я не оши­баюсь.

Не буду голословным. Скажите, кто мог бежать из еги­петского рабства? Только те, кто разумом, силой воли не уступали Пандиону, Кидого и Кави. Только они и имели пра­во быть Вашими героями. Возьмите Усольцева — это сверх­человек, прекрасный, отважный. Если бы его не было, не было бы и Вашего рассказа. Или моряки, бежавшие на ветхом паруснике из Норвегии: да ведь будь там кто-нибудь, усту­павший им, скажем, физической силой, он бы немедля погиб.

Что же плохого в том, что вы избираете героями таких прекрасных людей? Напротив, скажут, образцы этих людей должны стать идеалом, к которому надо стремиться. А плохое, как мне кажется, все в том же негласном выводе, что более слабый, менее умный, менее красивый не имеет права на существование и является как бы черной костью. Такая точка зрения, вообще говоря, очень соблазнительна. Прези­рать глупость, слабость, уродство — это очень легкий путь. Однако к чему же может привести это на практике?»

Ефремов ответил и на это письмо, из которого стало ясно, что он убежденный евгеник. Он снабдил меня даже списком соответствующей литературы.

«Абрамцево (под Москвой), 27.10.59

Многоуважаемый товарищ Агурский!

(по-прежнему Вы держите в секрете Ваше имя-отчество...)

Ваше письмо с защитой нищих духом удивило меня сво­им страстным взрывом чувств за малых сих. Сначала мне показалось, что Вы кругом неправы, но подумав, я решил, что это не так и есть, пожалуй, тысячелетняя мудрость, точнее сказать — библейская, в этом. Но лишь в одном аспекте. В том, что никому не может быть дано право презирать с высо­ты своего Эвереста кого бы то ни было.

Есть народ и есть философия, которая прямо формулирует заповедь: «принимай своего ближнего там, где он есть, таким, каков он есть, и помогай ему возвыситься». Это основная за­поведь йоги — древнеиндийской религиозной философии (не только йоги, известной у нас, — то лишь методы психо­физиологии). Так вот, человек, как только получил разум, сразу же отточил этим разумом чувства, и они стали вечным противовесом жестокому соревнованию в жизненной борьбе за существование.

Поэтому я верю, что человек не потонет в жестокости и холодности и как-то спокоен за человечество. На потухание солнц и галактик мне, извините, наплевать: пройдут миллио­ны лет, и за это время мы так подчиним себе природу, что запустим и закрутим новые галактики, ежели понадобится.

Но вот другая сторона разума, именно та, которой опасаетесь и Вы — презрение к малым сим. В этом отстаивании абсолютности индивидуальных взглядов, в подавлении несо­гласных, в устранении тех, кто считается неполноценными — корни самого страшного

порождения нашей цивилизации — фашизма. Это — главная опасность современности, ибо он живуч и возрождается в новых, подчас неожиданных обличь­ях. Однако, думаю, что мир получил уже хороший урок веч­ного позора фашизма и теперь люди станут осторожнее не только с Ницше, но и с Джеком Лондоном. Вот в этом ас­пекте Вы правы, в опасении, что прекрасные герои отвлекут наши мысли от обычных людей и обычной жизни, а отсюда уже перебросится мост к абсолютности фашистского типа.

В остальном Ваш панегирик слабым сим — не годится! Как неисправимому романтику мне просто неинтересно изобра­жение обыкновенности и повторение в книге обычных жиз­ненных ситуаций, наполняющих жизнь на каждом шагу. Черт с ними — и так надоели! Вот собирать венок из цветов жизни — это занятие гораздо интереснее, а для чего же я пишу, как не для того, чтобы магической властью изображения и слова сотворить такую жизнь, которая мне кажется интересной и стоящей?

Есть ли критерии настоящего Эвереста? Есть, конечно, — в трудности и полезности поставленной задачи! Причем эта трудность не обязательно может быть единственной вспыш­кой подвига — гораздо труднее повседневная стойкость и гражданское мужество, растянутое на десятки лет в дости­жении большой внутренней ли внешней — все равно, цели.

Красота? Если я считаю, что в будущем люди должны стать прекрасными и уверен в этом потому, что красота — это всего лишь целесообразность, то в настоящем есть ли у меня герои, которые обязательно красивы телесно? В прошлом — опять-таки есть, потому, что речь об Элладе, создавшей от­личный физический тип человека в неустанном совершен­ствовании полового отбора, подчас невероятно жестоком, как у спартанцев. А Усольцев, Канин, Балабин, Никитин, этрус­ки, Уахенеб — почему они обязательно красавцы?

Но Вы опять делаете правильный ход — ключ ко всем со­вершенствам и недостаткам человека массового, хомо грегариус — в генетике. И в генетике — орудие для исправления многого того, что мы сейчас считаем функцией Господа Бога, если, конечно, отрешиться от всей расовой чепухи и филис­терской глупой осторожности, которые нагромождены с обе­их противоположных точек зрения — нашей и буржуазной.

У нас мало людей знают, что по сути дела индивидуаль­ные отец и мать очень мало что значат, — у каждого из нас коллективные отец и мать — длинная цепочка предкового ряда. Ну об этом писать длинно — познакомитесь сами. Вот Вам более доступная и главное интересная литература: на от­дельном листочке.

С приветом и уважением: (И.А.Ефремов)»

Интерес Ефремова к моему имени и отчеству не был слу­чайным. Я это сразу почувствовал и, может быть, поэтому не сообщал его раньше. Моя фамилия в России не является однозначно еврейской. Она может быть и польской. Ее могут носить и белорусы.

У меня сохранился и черновик последнего ответа Ефре­мову.

«Почему я, столь «страстно», как Вы говорите, стал защи­щать «малых сих»? Должен Вам сказать, что я был бы бес­конечно рад, если бы люди не делились ни на «малых», ни на «великих». Я не хочу дать повода, чтобы меня обвинили в мании величия, но мне лично было бы приятнее жить в об­ществе, где не было бы «малых»... просто по соображениям самого обычного эгоизма, ибо каждый хочет жить в таком обществе, которое ему больше по душе. Но... и в этом «но» главный вопрос... Как быть с «малыми»? И кто из нас «ма­лый»? Т.е. грубо говоря, вся опасность в «переходном этапе». Что же делать с «малыми»? Это одно из определений сути проблемы морали. Существует две крайние точки зрения: