Переписывая прошлое: Как культура отмены мешает строить будущее
Шрифт:
«предупреждения о триггерах стали часто появляться на феминистских сайтах в начале 2000-х годов с целью уведомить читателей о деликатных темах, таких как сексуальное насилие, жестокое обращение с детьми и суицид; предполагается, что это снизит риск проявления у читателей симптомов посттравматического стрессового расстройства (ПТСР). Студенты, привыкшие видеть подобные предупреждения в интернете, стали требовать от преподавателей делать их на занятиях. ‹…› С 2016 года исследование NPR, проведенное среди восьмисот преподавателей университетов, показало, что половина опрошенных использовали “предупреждения о триггерах” в своей работе со студентами».
В 2015 году студенты Колумбийского университета устроили скандал, требуя предварять лекции по греческой мифологии {199} предупреждением о триггерах {200} . Похожим образом ситуация развивалась и в мире театра. Вот что писал мне в 2018 году Филипп Годфруа, директор Большого театра Кале и несравненный знаток Вагнера:
«Особенно примечательно, что наша эпоха, в которой многие, опасаясь жалоб, публикуют все новые и новые “предупреждения о триггерах”, с ужасом открывает для себя, что сущность искусства, с самых его истоков, соткана из безнравственности,
199
M.E. Miller, «Columbia Students Claim Greek Mythology Needs a Trigger Warning», The Washington Post, 14 мая 2015 г.
200
См. выше, с. 54–55.
Филипп Годфруа задает справедливый вопрос: почему именно наше время делает такое открытие – которое, прямо скажем, вовсе не открытие Америки? И почему это открытие так невыносимо? Вопрос очень серьезный. Конечно, легко смеяться над студентами, требующими предупреждать о триггерах на лекциях по греческой мифологии, и метать громы и молнии в адрес «Глобуса». Это уже происходило не раз, но сейчас я не хочу этим заниматься. Прежде всего потому, что состояние нашего мира больше, чем когда-либо, располагает нас последовать призыву Спинозы: «Не плакать, не смеяться, не ненавидеть, но понимать» {201} . А также потому, что на самом деле ни греческую мифологию, ни пьесы Шекспира ни в коем случае нельзя назвать эмоционально нейтральными. Так что вполне можно понять, почему людей, не получивших образования, которое бы подготовило их к восприятию культурных произведений как престижных и социально одобренных (а значит, безобидных) объектов, они «бьют наотмашь» и вызывают сильное потрясение.
201
«Spinoza. Voir le monde autrement», Philosophie Magazine, 15 апреля 2016 г.
Настоящая же проблема, на мой взгляд, заключается вот в чем. Истории, подобные «Ромео и Джульетте», случаются в реальной жизни изо дня в день. Мы помним «влюбленных из Сараева», серба и мусульманку, застреленных снайпером на мосту Врбаня {202} . Везде, где ненависть к чужим становится важной составляющей групповой идентичности, появляются «Ромео и Джульетты»: израильские и палестинские, индусские и мусульманские {203} и т. д.
202
V. Hugeux, «Mercredi 19 mai – Les amants de Sarajevo abattus par un tireur isoles», L’Express, 23 декабря 1993 г.
203
P. Shenon, «Karachi Journal; A Hindu Romeo, a Muslim Juliet and Woe Aplenty», The New York Times, 5 сентября 1991 г.
Возникает вопрос: почему предупреждения о триггерах нужны в театре или в университете, а не в популярных художественных произведениях, таких как «Игра в кальмара», марвеловские блокбастеры или видеоигры, про которые всем известно, что их «потребляют» подростки, причем все более младшего возраста, потенциально чувствительные к насилию, но не всегда осознающие это? Во множестве творений ума, где довольно часто, цитируя «Глобус», встречаются «сцены насилия», «отсылки к употреблению наркотических веществ», «звуковые эффекты выстрелов» и «искусственная кровь»? Почему следует делать предупреждения о триггерах в театрах и университетах, а не в СМИ, которые демонстрируют ужаснейшие происшествия в прайм-тайм и даже крутят их на повторе в залах ожидания аэропортов и клиниках? Не в многочисленных роликах социальной рекламы (посвященных, например, семейному насилию, вождению в нетрезвом виде, гуманитарным катастрофам, тяжелым заболеваниям и т. д.), чья стратегия часто основана на шоковом эффекте, притом что они запросто могут возникнуть на экране прямо во время просмотра мультика про свинку Пеппу на YouTube?
Иными словами, в каких-то случаях показывать «безнравственность, травмы, насилие, отвратительные поступки», упомянутые Филиппом Годфруа и всегда бывшие уделом человечества, вполне законно и даже привычно, а в каких-то их следует обсуждать, объяснять, обставлять предварительными уведомлениями и патентованными удостоверениями. Нетрудно заметить, что все эти случаи укладываются в систему, образуя две категории: в одной всем правит выгода (индустрия развлечений, состоящая из крупных корпораций, таких как студии Marvel и Ubisoft, платформы Netflix и Prime Video, популярные каналы телерадиовещания, ведущие информационные агентства и т. п.), а другая – старая обыкновенная культура, восходящая к греческой «пайдейя» и латинской «хуманитас», нацеленная не просто на привлечение внимания «свободного времени мозга» {204} , а на чувства и разум. Чувства, которые нужно поразить эмоциями, и разум, который нужно побудить к мысли.
204
O. Larmagnac-Matheron, «Etienne Mougeotte, TF1 et le “temps de cerveau disponible”», Philomag, 9 октября 2021 г.
Вот эта обыкновенная культура и вынуждена сегодня отчитываться, доказывая свое право на существование. Брехт, следуя урокам Маркса, блистательно показал в пьесах «Страх и отчаяние в Третьей империи» или «Что тот солдат, что этот», как конфигурации внешнего мира преображают внутренний мир людей. Они могут разобрать человека и пересобрать по-другому, «как машину из старых запасных частей» {205} . То же и с ценностями, управляющими обществом. Раньше считалось само собой разумеющимся, что о худшем нам рассказывают университет и театр. В современном мире этим могут свободно заниматься лишь предприятия, извлекающие из этого
205
См. Брехт, «Что тот солдат, что этот» (буквально «Человек есть человек»), цит. в Benjamin 2003, 15–16:
Бертольт Брехт говорит: что тот, что этот солдат – Все едино. И так почти все говорят. Но Бертольт Брехт доказал – если очень хотят, То одного человека превратят В совершенно другого. Сегодня здесь Будет человек переделан весь – Разобран и собран, без лишних затей, Как машина из старых запасных частей, Не утратив при этом совсем ничего.В Античности было не так. Жестокость мифологических историй, которая на самом деле встречается в сказках по всему миру {206} , – один из открытых человечеством способов усмирять агрессию, изображая ее. Именно об этом говорит Аристотель, когда заявляет, что трагедия, заимствующая темы из мифологии, избавляет нас от «отрицательных аффектов» (ужас, уныние, жалость, которую античная философия почти единодушно осуждает): именно потому, что мы проживаем их в наслаждении мимесисом, то есть в изображении (на сцене, но в некотором смысле и на лекции в университете), мы в то же самое время излечиваемся от них (переживаем катарсис). Это очень древняя идея античной мысли, полагавшей, что «то, что ранит тебя, в то же время тебя излечит». Этот принцип находит свое отражение во многих греческих эротических стихотворениях, а также в стихе из трагедии, который император Клавдий цитирует Британику {207} .
206
Жюльен д’Юи мне это подтвердил (электронное письмо от 11 апреля 2022 г.): «Вся мифология рассказывает о похожих сюжетах (к нашему большому счастью, не только о них!): инцест, изнасилование и т. д. – и так повсюду в мире. Примерам имя легион, даже если первые собиратели иногда пренебрегали этими темами. Таков миф бороро о Разорителе Гнезд, который начинается с изнасилования матери сыном, то есть инцеста, или миф догонов о рождении мира, которое произошло от союза Ого, будущего Бледного Лиса, и его матери Земли. Еще пример: повсюду в мире первые люди на земле или единственные выжившие после потопа часто принадлежат к одной семье и, таким образом, вынуждены вступить в связь, чтобы (заново) населить Землю. Кроме того, мифы ставят вопрос об инаковости, ее принятии или непринятии».
207
Светоний, «Клавдий», 43.
Согласно статье в The New Yorker, справедливость этой мысли недавно подтвердили несколько исследований, опубликованных в период с 2018-го по 2021 год; их выводы, «удивительно схожие», «идут вразрез с общепринятым мнением». Похоже, предупреждения о триггерах «не уменьшают негативную реакцию на неприятный материал у студентов и лиц, перенесших травму или страдающих от ПТСР» {208} .
«Первое исследование, которое провел в Гарварде [в том числе] Ричард МакНалли, профессор психологии и автор работы “Воспоминания о травме” (Remembering Trauma), показало: среди лиц, считающих, что слова могут причинить вред, получившие предупреждения о триггерах сообщили о более сильной тревоге при чтении неприятных фрагментов литературных произведений, чем те, кто таких предупреждений не получал. ‹…› Большинство дальнейших исследований позволили прийти к выводу, что предупреждения о триггерах не имеют значимого эффекта, однако два из них установили, что лица, получившие предупреждения о триггерах, испытали более сильную тревогу, чем те, кто таких предупреждений не получал. Еще в одном исследовании было выдвинуто предположение, что предупреждения о триггерах могут продлить состояние стресса, связанное с негативным опытом. Наконец, масштабное исследование [при участии] МакНалли показало, что у переживших травматичные события предупреждения о триггерах усиливают убежденность, что травма занимает центральное место в их идентичности (а не носит случайный или эпизодический характер). Такой результат вызывает обеспокоенность. Действительно, как уже давно выяснили психологи, специализирующиеся на работе с травматическим опытом, и демонстрируют исследователи травматического опыта, у тех, кто считает травму центром своей идентичности, ПТСР часто протекает тяжелее. В подобных случаях предупреждения о триггерах могут привести к непредвиденному результату, причинив вред тем самым людям, которых они должны защищать».
208
«Troubles du stress post-traumatique. Quand un souvenir stressant altere les mecanismes de memorisation», Inserm, 23 ноября 2020 г.
Иначе говоря, чтобы защитить людей от теневой стороны их натуры, нужно не изгонять ее, а, напротив, озарить светом искусства и мысли, или, говоря словами Китса, красоты и истины, поскольку одно неотделимо от другого. А еще, говоря словами Юнга, «человек становится просветленным не потому, что представляет себе фигуры из света, а потому, что делает тьму сознательной. Однако последняя процедура не из приятных и, как следствие, непопулярна» [21] {209} .
21
Цит. по: Юнг К. Г. Психология и алхимия. – М.: АСТ, 2008.
209
Jung 19682 [1953], 265–266.