Перерождение
Шрифт:
— Принесите ему одежду, — распорядилась Билли и снова сосредоточила внимание на Майкле. — Питер говорит, ты инженер. Мол, что угодно можешь наладить. Это правда?
Майклу вспомнилась Сарина записка: «Ничего им не говори!»
— Вроде того…
— Нет, дело серьезное: ты либо можешь, либо нет.
Майкл посмотрел по сторонам и напоролся на выжидающие взгляды мужчин в оранжевом. Похоже, от его ответа в самом деле зависело очень многое.
— Да, могу.
Билли одобрительно кивнула.
— Тогда одевайся и делай то,
Маусами снились птицы. Проснувшись, она почувствовала под сердцем трепет, словно внутри нее бились крылья.
Ребенок, ребенок шевелился! Трепет — пауза — снова трепет. Ритмичная пульсация напоминала круги на воде. Казалось, малыш соскучился и стучит в окошко: «Привет, мама, привет!»
Маус погладила влажный от пота живот и тут же растворилась в умиротворении, которое ведомо лишь матерям. «Привет, маленький!» — тихонько прошептала она.
У нее родится мальчик! Маус знала это с самого начала, с того памятного утра, когда ее впервые вырвало на кучу компоста. А вот имя она еще не выбрала. Все говорят, потерять ребенка с именем в сто раз ужаснее. Однако истинная причина была в другом: Маус знала, что выкидыша не будет, — не думала, не надеялась, а именно знала. Вот когда мальчик родится, когда с криком покинет ее утробу, они с Тео вместе выберут имя.
В этом странном поселении, в Гавани, Маус постоянно чувствовала усталость и хотела только спать. Вдобавок чувство голода не отпускало. Разумеется, дело было в ребенке, из-за него она постоянно хотела есть. После бесконечных сухарей, фасолевого паштета и консервов из бункера — хорошо хоть столетней гадостью в вакуумной упаковке никто не отравился! — настоящая еда казалась чудом. Хлеб и сыр, говядина и молоко… А масло! От божественного сливочного вкуса у Маус кружилась голова. Она ела за троих, а потом облизывала пальцы. Только ради еды она могла бы остаться здесь навсегда!
Как и другие, неладное Маус почувствовала сразу. Накануне вечером молодые женщины — кто с большим животом, кто с маленьким ребенком, кто с большим животом и маленьким ребенком — буквально вцепились в нее. Она беременна? Как здорово! Когда должна родить? Это ее первенец? Другие девушки из отряда тоже беременны? Лица женщин сияли сестринской заботой, и Маус не задумалась над странными обстоятельствами, которые сейчас не давали покоя. Откуда они знали про ее беременность: ведь живот только-только появился? Почему не спросили, кто отец ребенка, и не упоминали отцов своих малышей?
Солнце село, и Маусами легла отдохнуть. Питер и остальные наверняка собрались в соседнем бараке и решают, что делать. Малыш снова зашевелился — бил ножкой и кувыркался у нее в животе. Маус закрыла глаза и растворилась в этом ощущении. Служба в Охране казалась чем-то далеким, эпизодом другой жизни. Да, с беременными такое случается: в твоем чреве растет живое существо, и к моменту его рождения ты сама становишься другим человеком… Неожиданно
На соседней койке сидела Эми. Девочка чуть ли не в невидимку превращается — бр-р, аж оторопь берет! Маус повернулась к ней и прижала колени к груди, чувствуя, как малыш без устали бьет ножкой — топ-топ-топ.
— Эй, Эми! — окликнула девочку Маус и сладко зевнула. — Я тут немного задремала.
С Эми всегда так: говоришь банальные вещи, отвечаешь на свои вопросы, с самой собой беседуешь. А ее немигающий взгляд кого угодно из себя выведет: кажется, девочка мысли читает! Однако сегодня Эми смотрела не в глаза… Маус быстро сообразила, на что именно.
— А, поняла! Хочешь потрогать? — спросила она.
Эми нерешительно кивнула.
— Ну иди сюда и потрогай!
Эми подошла к Маус, та взяла ее руку и положила на свой округлившийся живот. Ладошка у девочки была теплой, чуть влажной, а пальчики нежными, никакого сравнения с мозолями Маусами! Хотя чего ждать, если всю сознательную жизнь из лука стреляешь?
— Подожди, он только что кувыркался!
Малыш зашевелился, словно услышав голос матери, и Эми испуганно отдернула руку.
— Чувствуешь? — спросила Маус. От радости и удивления глаза Эми стали совсем круглыми. — Не бойся, они спокойно не лежат, то и дело двигаются! — Малыш снова перевернулся и как следует пнул мать. — Ой, ну и сил у него!
Теперь улыбалась и Эми, а Маус думала: «До чего здорово! До чего замечательно после всего случившегося чувствовать, как в чреве шевелится ребенок! Новая жизнь, новый человечек, который вот-вот появится на свет!»
Тут она четко услышала два слова: «Он здесь».
Маус отпрянула и прижалась спиной к стене. Теперь Эми буквально буравила ее взглядом: карие глаза сверкали ярче прожекторов.
— Как… как ты так сделала? — пролепетала Маус. Ее колотило, словно при лихорадке.
«Он во сне. С Бэбкоком. С Легионом».
— Кто?
«Тео. Тео здесь».
Он — Бэбкок, он был, есть и будет. Он — один из Дюжины, первый и последний, брат Ноля, он — черное сердце ночи, он был Бэбкоком, прежде чем стать тем, кем стал. Прежде чем бесконечный, ненасытный, лютый голод стал его сущностью, его кровью, темным, заслонившим солнце крылом.
Он — Бэбкок, а Бэбкок — это Легион, бессчетные тысячи, звездами рассыпанные по ночному небу. Он — один из Дюжины, первый и последний, брат Ноля, он — это его дети, в жилах которых капля его крови, темной крови Дюжины. Они двигаются как он, дышат как он, думают как он. Он царит в их опустошенном забвением сознании и нашептывает каждому: «Ты не умрешь. Ты — это я, а я — это ты. Ты выпьешь всю кровь мира и насытишь меня».
Он повелевает детьми, абсолютно и безраздельно. Они едят для него, спят для него, они — Легион, они — Бэбкок, значит, они были, есть и будут. Они спят и видят его черный сон.