Пересмешник. Всегда такой был
Шрифт:
— О, привет, городская, приехала?
Давая себе мысленное обещание не краснеть, но тут же нарушив его:
— Приехала.
— Ну, отдыхайте, пигалицы, я пошёл ба… Буду поздно, если буду.
«Если буду».
Но у Лёшки слишком много новостей, чтобы думать о Вадькином «если буду», она болтала с Веткой, в шестнадцать лет — всегда есть, что обсудить. От фасонов платьев и бюстгальтеров, до парней, которые оказывают знаки внимания, и не только. Лёшка не могла похвастаться этим «не только», а то, единственное, что есть у
К обеду, решив, что надо перекусить и, желательно, запить лимонадом, подружки отправились в магазин, но по пути Ветку отвлекли, так что Алёшка брела по городку одна, не совсем понимая, зачем же она приехала сюда на целое лето, ведь и месяца обычно было много, что же она будет тут делать? И отчего ей так обидно?
От этого ли «если буду», и нужно ли думать об этом? Солнце начинало припекать не на шутку, и Лешка перебралась в тень от раскидистых тополей, глядя на противоположную сторону улицы, рядом с магазином, куда она шла.
Лёшка замерла — ей было сложно сделать шаг… Прямо перед ней, в компании таких же взрослых людей, а то и старше, стоял Вадька, обмахиваясь газетой, рядом стояла девушка — Лёшка не могла сказать точно, сколько ей лет, двадцать ли, двадцать пять или даже тридцать, — бесконечно много по сравнению с Лешкиными без трёх месяцев семнадцатью. Она улыбалась Вадьке, потом поднырнула под его руку, которая вальяжно легла на её плечо, пока он, словно это было дело житейское, каждодневное, не стоящее внимания — стоять вот так, с девушкой, на улице, — продолжал разговаривать с мужчиной, стоящим рядом.
Алёшка собралась с духом и пошла к дверям магазина, так или иначе — обед с Веткой они не отменили, и она должна была купить лимонад. Должна. Это же так просто. Это же просто Вадька. Пересмешник. Колючие усмешки. Она почти справилась, она почти дошла, пока не встретила эту самую колючую усмешку. В глаза.
Повернувшись, Алёшка побежала: быстро, не по теневой стороне улицы, почти наверняка обгорая.
— Стой! — Лёшке не удалось убежать далеко, но и сказать причину своего позорного побега она вряд ли смогла бы.
— Стой же, стой, рыбка…
— Она? Эта девушка, женщина… она… вы?.. — Лешка не знала, как сформулировать свой вопрос «вы спите?», «вы трахаетесь?», «у вас отношения?», — она твоя девушка?
— Нет.
— А вы?.. — Лёшка чувствовала, что она вся обгорела, сильней, чем думала…
— Нет.
— Аааа… я пойду?
— Нет.
— Почему?
— Потому что, я не позволю своей девушке, которая в очередной раз обгорела, идти по солнцепёку.
— Девушке…
— Угу. Я сейчас тебя поцелую. Хорошо? — глядя в глаза, блестя усмешками. — Потом отойду за машиной, а моя девушка… Рыбка, ты меня подождёшь. Хорошо?
Вадик не стал дожидаться разрешения Алёшки, а просто поцеловал, сразу пройдясь пальцами по затылку, направляя под нужным углом.
— Ты все ещё пахнешь ирисками «кис-кис»,
В тот вечер Лёшка задумалась… впервые. Она понимала, что Вадька, возможно, ждёт большего от неё, но Лёшка ничего не знала про это… она даже не могла понять, хотела ли она когда-нибудь, хоть раз, подобных отношений.
Она знала, что Вадька нуждался в этом, а значит она, Лёшка, это даст. Но легче сказать, чем сделать. В общее и, конечно, безупречное развитие Алины никогда не входили такие понятия, как сексуальная грамотность, так что знания её были поверхностны, не от того, что отсутствовала информация, а от того, что она никогда не проявляла интерес к этой информации. Интернета в пыльном городке ещё не было, поэтому она отправилась за советом к единственному человеку, к которому могла сходить.
Ветка, выслушав Лёшку, если и удивилась интересу подруги, то вида не подала, и, отправив её в свою комнату, сама пришла через десять минут, таща кипу журналов.
— У Вадьки валялись, он потом в сарай выбросил, на расжижку… а я подобрала и спрятала.
Алёшка в ужасе смотрела на детальные фотографии, ожидая волнения или возбуждения, или хотя бы какого-нибудь знака, который ей подскажет, что же делать дальше… Ведь было абсолютно ясно, что делать то, что изображено на этих фото, Алёшка точно не сможет.
Сидя в машине, Лёшка дёргалась, не знала куда ей деть руки, ноги и глаза, пока усмешки молча смотрели, видимо, ожидая, когда же она успокоится.
— Ну? Рыбка, ты скажешь, что с тобой? — Вадька гладил её по руке, отчего сразу становилось спокойней.
— Я… Я… подумала… ну… ты… тебе… ты взрослый.
— Спасибо, что не «старый», рыбка, — усмешки продолжали прыгать, уже резвясь, отправляя солнечные лучики прямо в глаза Лёшки.
— И… подумала я… что если… ну если я твоя девушка… то ты же ждёшь…
— Рыбка, стой, пока сознание не потеряла, — проведя руками по её шее и кромке волос. — Рыбка, я ничего от тебя не жду. Ничего. Не. Жду.
— Но?..
— Не жду. Всё?
— А?
— Рыбка, скажи мне, ты имеешь представление, о чем ты говоришь?
— Эм, да!
— Понятно… теоретически ты в курсе, что детей находят не в капусте…
— Перестань…
— Ты пробовала сама?
— Что?
— Сама себе доставить удовольствие, рыбка, ты пробовала?
Алёшка не моргая смотрела на Вадьку.
— Или… может кто-то?
Алёшкина способность дышать, кажется, была потеряна.
— Ты испытывала желание? Ну… физиологическое?
Алёшка окончательно застыла.
— Давай, ты не станешь решать за меня, что я жду… от своей девушки, рыбка.
Алёшка не верила, что этот диалог на самом деле произошёл между ними, он был абсурдным, странным, переходящим границы и вовсе не романтичным, хотя и сама тема разговора не претендовала на романтику, если верить тем журналам, а это ведь Вадькины журналы.