Перевод с английского
Шрифт:
– Леня, открой! Давай потолкуем, Лень. Если ты на меня обиделся, то ведь я не хотел, я ж был не в курсе… Чудак, ты или открой, или воду хотя бы выключи! Воду выключи, а то не слышно!
Никакого ответа. Шумит вода.
– Ты что там делаешь?
– испугался Виталий.
– Я не хотел, Леня!
– Вот Андрей с самого начала не верил - и молодец, - сказала Аня Забелина на первом этаже.
– Да… - вздохнула Родионова.
–
Гродненский со странно искаженным лицом вдруг притиснул Алену к пыльной секции радиатора.
– Тебе времени жалко, а я верил!
– заорал он.
– Верил я!
– Пусти… Я-то при чем?
Высыпали во двор. Навстречу им невысокая худенькая женщина спешила в то же парадное. Остановилась, глядя на взъерошенную эту толпу. Вроде бы она узнала одноклассников сына, но боялась ошибиться: прежде они не навещали его, ни вместе, ни порознь…
– Здравствуйте, - отстав от своих, сказала ей строго, без улыбки, Галка Мартынцева.
– Вы - Ленина мама?
– Да… добрый вечер, - женщина приветливо улыбнулась, но, увидев ребячьи лица, обернувшиеся к ней, испугалась чего-то.
– С ним… все в порядке? Где он, Леня?
– Дома, дома, - заверила Галка.
– Ребята, у кого письмо? Там осталось?
– У меня, - отозвался Гродненский и брезгливо вытащил из кармана скомканный конверт. Галка передала его Пушкаревой.
– Вот. Скажите, пожалуйста, откуда у вашего сына такой конверт?
– А у него-то вы спрашивали?
– Он говорит - из Америки. Это и так видно. А вот как он к вам попал?
– оттеснив Галку, спросила Аня Забелина тоном самой Фемиды.
– Видите ли… Из Соединенных Штатов писали Лениному отцу. Теперь-то у него новый адрес… Несколько лет назад он прооперировал одного американского спортсмена, спас его, можно сказать. И с тех пор этот юноша и его семья шлют доктору Пушкареву благодарности и поздравления - на Пасху, на Рождество… А что случилось-то?
Но они слишком презирали ее сына, чтобы жаловаться на него. И не могли прямо смотреть Пушкаревой в глаза.
– А вы справляете пасху и рождество?
– заинтересовалась Тамара Петрова.
– Вы что, верующие?
Ленина мама бледно улыбнулась.
– Это они справляют, американцы. И каждый раз пишут: "Да хранит вас Господь".
Помолчали.
– Еще есть вопросы?
– осведомилась у ребят Забелина.
– Дело ясное, что дело темное, - сказал Гродненский и, отвернувшись, цыкнул зубом и сплюнул.
– Пошли.
– Но какое дело?
– допытывалась встревоженная мама.
– Пусть ваш сын вам расскажет!
– уклонилась Галка за всех.
Ребята невнятно пробурчали "до свидания" и пошли прочь.
Когда Ленина мама зашла в квартиру, застав там незнакомого человека, который ломился в ванную комнату, у нее ослабли ноги, предчувствие беды сковало язык.
– Вы… кто?
– выговорила она и провела рукой по горлу.
–
– Заперся, понимаете, и молчит… У вас топорика нет? Или хотя бы стамески?
– А что тут произошло?
– Да не знаю я ничего толком. Я понял так, что была какая-то игра или шутка… с письмами от американских детей… Нет, сперва нужно достать его оттуда. Он вообще у вас… психически устойчивый мальчик или не совсем?
Такого вопроса не следовало задавать. Взгляд женщины стал враждебным, и она сказала:
– Вам лучше уйти, наверно. Какой бы он ни был, я с ним сама договорюсь…
– Извините.
И страшно злой на самого себя, с крохотным сигаретным огарком, от которого уже дымились пальцы, он бочком, бочком ретировался из этого дома…
А Леня Пушкарев лежал под душем в одежде и в ботинках. Он дрожал от позора и отвращения к жизни. Ему хотелось утонуть или простудиться до смерти.
– Сынок, не бойся, это я, - услышал он мамин голос.
10.
На другой день было погожее апрельское воскресенье. Галка и Тамара спешили в кино, поток машин их задерживал.
– Чего ты так возмущаешься, даже не понимаю, - дернула плечом Тамара.
– Как?! Мы же одинаково считаем.
– Одинаково. Только ты все никак не успокоишься, а по-моему, на него надо плюнуть и растереть.
– Но такого я еще не видела! Какой-то он нетипичный…
Наконец дали зеленый свет, девочки побежали через дорогу.
Они были уже в двух шагах от кино, когда стоящий у тротуара новенький "жигуль" напугал их резким сигналом ни с того ни с сего. Девочки шарахнулись, оглянулись - в машине сидела Аленка Родионова.
Тамара так обрадовалась, как будто Аленка собиралась своего "жигуленка" ей подарить.
– Ой, Аленушка!… Ты что тут делаешь?
Родионова вышла из машины, посмотрела на Галку (как поймешь, хорошо или плохо посмотрела, если на ней темные очки, совсем ненужные в эту погоду?), сказала сказала ей "здравствуй", а Тамару взяла под руку.
– Ты понимаешь, мама зашла в этот дом на минутку, а сидит там уже полчаса. Скука ужасная. Там ей какие-то туфли предлагают, а вообще-то мы сейчас едем к знакомым актерам с Таганки…
Они прохаживались, а Галка стояла в стороне и глупо ждала. Она только теперь ясно поняла, с кого Тамара "сдирает" свои моды: та же белая куртка на Аленке, а под ней - брючки и те же белые легкие туфельки, на голове так же чалмой повязан белый платочек, и сумка на таком же длинном ремне висит через плечо. Ну разве что на Аленке все это подороже, ибо фирменное. Важнее те усилия, которые затрачивала Тамара, чтобы не отстать…
Они беседовали. А Галкино лицо становилось таким, словно сейчас она крик нет: "Граждане, что же такое происходит?! Вы понимаете? Я - нет!"