Перевод с английского

Полонский Георгий Исидорович

И все взгляды обратились к позабытой Виолетте Львовне, которая, отойдя в уголок, читала письмо по-английски. При этом все складочки, мешочки, морщинки на ее лице пришли в хлопотливое движение. Это означало много чувств и побуждений сразу: она затруднялась, словно решая некий ребус, чему-то сопротивлялась, спорила с чем-то. И вдруг посветлела - решила, видимо.

–  Кто это не верит?
– подняла она голову.
– Эти мальчики, они же рискуют страшно… Я знаете что вспомнила? Испанию 36-го года. Ассоциация, конечно, далековатая, но ваши родители или их родители - они

бы поняли меня… То была республика Дон Кихота, она первой в Европе поднялась на бой с фашистами. И всем честным людям было до этого дело, вот почему я про это… Туда бежали мальчишки… А недавно в "Комсомольской правде" была статья, я ее вырезала на всякий случай. Называется "Сделайте что-нибудь для Чили". Это человеческий вопль оттуда. Там безобразно нарушены права человека, там берут людей ночью из постели, а потом они исчезают вовсе… там застенки, доносы… А теперь - вот эта американская трагедия! Клайд Грифитс… Сондра Финчли… И какой сюжет… Леня, я должна тебя поцеловать.

Такая концовка, абсолютно неожиданная (даже для нее самой), завершила этот монолог. И действительно она поцеловала в лоб на глазах у всех страшно смущенного Пушкарева.

–  За что это?
– почти испуганно спросил он.

–  Просто так. Нигде, кажется, не сказано, что педагог не имеет права поцеловать своего ученика!

–  Понял, да?
– крикнула Коробову Галя Мартынцева и передразнила: - "Экспертиза, экспертиза"… Виолетта Львовна, мы составим ответ и дадим вам проверить ошибки!

–  Ну что ж… Только следите за временами и артиклями!
– благословила их Виолетта Львовна, обводя класс влажными глазами детской голубизны.

4.

Уроки кончились. Классные журналы водружаются на место в соответствующие прорези фанерного шкафа.

–  Коси, коса, пока роса! Роса долой - и мы домой, - сказал похожий на Илью Репина учитель ботаники Николай Николаевич.

–  Людмила Степановна, - остановила директриса учительницу комсомольского возраста.
– Во-первых, с обновкой вас… - Речь шла о туфельках.

–  Нравятся?

–  Прелесть! Но жалко такие на каждый день, и ноги уставать будут.

–  Нина Максимовна, но я больше нигде не бываю! Куда их надевать-то?

–  А у вас теперь есть с кем пойти в театр, в консерваторию… - Нина Максимовна легонечко провоцировала Виталия.

Тот покосился на туфельки, перевел взгляд выше и не подхватил директорской инициативы, отмолчался.

–  Мне, слава богу, есть с кем пойти, только вот когда?
– парировала Людмила Степановна.
– "Драмкружок, кружок по фото…"

–  "А мне еще и петь охота", - вставил Николай Николаевич.

–  Кстати, Людочка, а как наш вечер? Срок приближается, два раза откладывали, больше нельзя…

–  Что вы, Нина Максимовна, я все помню! У меня идея такая: без обычного длинного доклада обойтись, все равно слушать не будут… Сделаем оригинальнее: каждый из тех, у него неплохо подвешен язык, возьмет на себя один континент. Понимаете? Обзор политических событий на одном континенте; даже не всех, а

только, знаете, с интригой, сюжетом… И даже с "детективинкой", если удастся, - быстро и убежденно говорила она.
– Скажем, Зоя Григорьевна возьмет Европу…

–  Помилуйте, Людмила Степановна!
– возмущается та. Она уже стояла в дверях и ждала паузы, чтобы попрощаться, и вдруг - такой поворот!
– Всю Европу - мне одной?

–  Ну, хорошо, хорошо, только Восточную. Тогда Западную возьмет на себя… А где Николай Николаевич?

И правда, ботаника не было, он выскользнул незаметно.

Нина Максимовна засмеялась.

–  Я его догоню и передам, хорошо?
– сказал Виталий.
– Всего доброго, до понедельника.

–  Вот хитрец, а?
– директриса разгадала несложный его маневр.
– Нет уж постойте, вы теперь наш человек, вам тоже что-нибудь перепадет!

–  Мне дайте, если можно, Антарктиду, - попросил Виталий.

Громыхнул смех.

Нина Максимовна колыхалась, оценив шутку.

А Людмила Степановна сказала:

–  Вы, Виталий Палыч, в институтской команде КВН не участвовали? Нет, я, кроме шуток, хочу вам поручить Западную Европу… А могу - США.

–  Здесь, кажется, что-то распределяют?
– осведомилась только что вошедшая Виолетта Львовна.

–  Не крымские путевки со скидкой, увы!
– нагнувшись над сумкой и извлекая оттуда яблоко, сказала Зоя Григорьевна.

–  А почему вы решили, что я такая материалистка? А мне как раз захотелось взять общественное поручение!

Виолетта Львовна произнесла это с таким вызовом, так искренне и звонко, что все заулыбались, растрогавшись.

–  Да, это что-то фантастическое… - сказала Людмила Степановна так, словно увидела редкую экзотическую птицу.
– Чем неизбежнее пенсия, тем выше общественная активность! Я сколько раз замечала…

Нина Максимовна сжала ее руку, помешала договорить: она первая заметила, что Виолетта Львовна перенесла сказанное, как удар в лицо.

–  Есть слова… от которых женщина сразу стареет, - очень тихо вымолвила англичанка прерывистым голосом.
– Когда-нибудь вам, Людмила Степановна, неделикатные молодые люди… тоже скажут их! Тогда вы поймете.

И она отошла в сторону, облокотилась на подоконник, ко всем спиной.

–  А что я такого сказала?
– поразилась Людмила Степановна.
– Если официально этот порог для вас давно позади…

–  Но у человека же никого и ничего, кроме школы. Тут все знают, что пенсия для нее - это… - шепнула директриса и пальцем начертила в воздухе крест.
– И я ее сегодня огорчила… Извинитесь.

Людмила Степановна поспешила к англичанке с объятиями:

–  Виолетта Львовна, миленькая, да что вы?

Виолетта Львовна стремительно повернулась:

–  Чепуха, не извиняйтесь… Знаете, гениально сказал Федор Иваныч Тютчев, я держусь за эти стихи, как за спасательный круг:

Когда дряхлеющие силы

Нам начинают изменять

И мы должны, как старожилы,

Пришельцам новым место дать,

Спаси тогда нас, добрый гений,

От малодушных укоризн,

От клеветы, от озлоблений