Перевод с английского
Шрифт:
– Скажи: в конце месяца, - отзывается папа.
– Да?
– говорит мама в трубку.
– Ксюша, ты?… А я уже беспокоюсь, куда ты пропала… Ей-богу! Только сейчас говорю Петру: надо бы ей позвонить, пропащей…
– Ха-ха-ха!
– злобно, по слогам произносит Андрей. Он вскочил и шнурует ботинки.
– Я пошел. Привет Ксюше.
– Через два часа чтобы был, - оторвавшись от трубки, говорит мама.
Спустившись по лестнице, Андрей выходит из парадного, на котором висит черная доска с грозным обращением: "Для вас, неплательщики!" Далее - номера квартир
Из парадного выходит бабушка, в пальто и в платке, с сумкой. На ногах - тупоносые боты с пряжками.
– Ты куда?
– спрашивает Андрей.
– На междугородную схожу… Давно Дмитрию не звонила, в Куйбышев.
– Слушай, ба… - Андрей глядит мимо бабкиных глаз.
– Ты знаешь, не обращай на них внимания. На мать, на все разговоры эти. А то взяла и махнула бы к дяде Диме. Чем плохо? Там Волга…
– Надоела я тебе, - по-своему поняла бабка.
– Вот голова! Наоборот! А потом и я бы к тебе смотался, или давай вместе…
– Это как же? От живых родителей? От школы?
– испугалась бабушка.
– Школы везде есть, - успокоил ее внук.
– А отец с матерью? Они у тебя одни! Грех, Андрюша…
– Это ты у меня одна…
Он не выдержал паникующего взгляда бабушки, тяжкой серьезности всего разговора и побежал что есть духу. Искажено его симпатичное лицо, горло ему что-то сдавливает, и он сам не поймет: что это, почему, откуда?…
В глубине двора появляется Курочкин - не то расстроенный, не то заспанный. Увидев Андрея, он, делая от радости нелепые подскоки, кидается ему навстречу:
– Андрюх! Где ты был? Мы тебя искали… И по телефону и везде!
– Зачем?
– Андрей идет своей дорогой, не удостаивая его даже взглядом.
– Ну, вообще… Пойти куда-нибудь можно, воскресенье все-таки.
– Вот и хромайте.
– Слушай, а Пушкарь-то?
– Курочкин трусит рядом, заглядывает в неумолимые Андрюшины глаза.
– Отмочил, а? Это ж надо - так все наврать!
– Как это - наврать?
– останавливается Коробов.
– А ты не знаешь?! Нет,ты правда не знаешь ничего? Это американское письмо он сам себе написал! Его Числитель расколол - он вспомнил книжку, из которой Пушкарь все эти имена cтырил! Потеха, да?
Лицо Андрюши светлеет, розовеет, и вновь расцветает его ясная неотразимая улыбка:
– Я ж говорил! Эх вы, ишаки!
И он прибавляет ходу.
– Андрюш, а мне можно с тобой?
– томится Курочкин.
– Тебе? Со мной?
– таким тоном спрашивает Андрей, что тот сразу теряется, отстает и смотрит вслед, распустив толстые губы.
Вернувшись во двор, Курочкин запустил камнем в кошку. Просто так, ни за что. Вероятно, он представил себе, что это
12.
А Леня Пушкарев не утонул, не застрелился, даже не заболел, и под его ногами не разверзлась земля…
Он идет по улице сосредоточенный и темноликий. Не заглядывается ни на какие машины или витрины. Руки глубоко в карманах, воротник пальтишка поднят, глаза сощурены.
Леня подходит к новому пятиэтажному дому, входит в парадное. Поднимается по лестнице - медленно, как-то не по возрасту затрудненно.
Вот перед ним нужная дверь. За ней смех, магнитофонное пение. Леня не сразу решается позвонить. Женский голос спрашивает:
– Кто там?
Леня с внезапной юркостью бросается назад, одним лестничным маршем ниже. Непохоже, однако, чтобы он пришел сюда для такой пустой забавы - позвонить и сбежать.
Вышла моложавая черноволосая женщина, огляделась, пожала плечами.
– Детки, наверно, развлекаются, - сказала она, закрывая за собой дверь.
Леня подождал немного, затем снова поднялся на эту площадку и снова позвонил. Слегка. И снова дал стрекача.
После паузы, какой-то возни и спора вышел большой высоколобый человек с трубкой, лысеющий, что не мешало ему быть лохматым; он в джинсах (вещь нечастая в ту пору и завидная), светлой шерстяной рубашке и в тапочках.
Никого перед ним не было. Человек постоял, щурясь точно так же, как только что на улице щурился Леня, и продекламировал:
– Не пугайтесь, храбрый витязь,
Не скрывайтесь, отзовитесь!
Ленькина голова поднялась над перилами.
– Папа, это я.
– Суслик? Здорово! Молодец, отменный поступок… Взял и пришел. И никаких гвоздей!
– За многословной отцовской радостью скрывается какое-то смущение.
– А почему ты ретировался, когда открыла Лида… то бишь Лидия Аркадьевна?
Леня промолчал.
– Так. Замнем для ясности. Ну заходи! У меня тут, понимаешь, один юморист в гостях. Накормим тебя, потешим…
Леня опять промолчал: он не хотел ни есть, ни потешаться.
– Случилось что-нибудь?
– отрезвел вдруг папа.
– С мамой?
– Нет. Папа, а ты выйти не можешь?
Папа в раздумье пощипал себя за ухо.
– Когда меня просит старший сын, в принципе я все могу… ибо он в своем полном праве. Тем более, что у него такие скорбные глаза… и мы давненько не виделись… В общем… подожди. Сейчас я им скажу, что мой старший сын - мое высшее начальство, и, раскидав конвой, уйду в самоволку!
Леня хотел возразить, что раз такие трудности, то не надо, но отец уже скрылся за дверью.
…И вот они уже идут вдвоем по воскресному многолюдному городу. На папе - теплая куртка с нестандартным количеством молний.
– А Ванечка что делает?
– спрашивает Леня.
– Спит. Сегодня еле пустил нас в кухню завтракать - там у него шли маневры. Стиральная машина выполняла функцию БТРа или танка - точно не скажу…
– Потом, как проснется, мне можно с ним погулять?
– Конечно. Воскресенье - ваш день. Итак, я весь внимание: что стряслось?