Перевоспитать актрису
Шрифт:
Услышав звук открываемой бутылки, папа хриплым сонным голосом сказал:
— И мне налей.
Кажется, вечер удался, если даже мой никогда не страдавший от похмелья старик просит живительной водички.
Мы с ним уговорили бутылочку минералки, я сходила в душ, потом папа, и тут из спальни вылетел Леша.
— Ивонна, почему я проснулся в одной постели с Танькой?
Я сложила руки на груди, стараясь выглядеть угрожающе, и ответила:
— Вот и мне интересно!
— Это, ну мы же в одежде.
Папа сидел на диване уже
— Ты с брюнеток на мою сестру переключился?! Бабник!
— Ивонна…
— Не хочу с тобой разговаривать!
Все-таки в раннем пробуждении после пьянки есть свои плюсы. Можно вдоволь над кем-нибудь поиздеваться, помогает лучше аспирина от головной боли.
— Слушай, — встрял папа, — ты же вроде следак, а такой тупой.
Это что за мужская солидарность такая? Леша посмотрел сразу на отца, потом на меня… Упс.
— Ивонна, что за цирк?
— Ну, надо же тебя держать в тонусе. Минералочки? — невинно спросила я.
— Холодная минералка и горячий кофе.
— Смешать, но не взбалтывать?
— Ты меня с ума сведешь, — пробурчал Леша себе под нос и пошел в ванную.
Я делала кофе, когда папа нашел за диванными подушками свой пиджак и засобирался в офис. Я не стала говорить, что Ботаник уже освободился от своей шпионской деятельности и теперь может вернуться к делам конторы. Хотя у человека только девушка вернулась из командировки, ну, или не совсем я правильно выразилась. Ладно, из поездки за свадебным платьем, как будто в Милане эти тряпки заговаривают на долгую и счастливую семейную жизнь.
Пусть папа сидит в офисе, пока не соскучится по Праге, а я махну действительно на Мальдивы, когда наше очередное расследование закончится. А еще же Ботаника отдать замуж надо, то есть женить, хотя в случае с Инессой скорее точно замуж.
Папа ушел, Танька еще спала в обнимку со своим комком шерсти, а Леша вышел из душа в шортах. Как удобно он оставил сумку с вещами после возвращения из Симферополя в моей квартире. А может, это такой ход? Вроде как живем уже вместе.
Ладно, хватит всякой ванильной ереси. Пора за работу. Конечно, Лешин голый торс, а тем более шикарный зад в обтягивающих шортах не давали сосредоточиться.
— Какие у нас планы? — все-таки перешла я к делу, пока не начала подбирать слюну с подбородка.
— Я съезжу на работу, еще раз просмотрю материалы, может, найду что-нибудь, упущенное в начале.
— Хорошая идея, — кивнула я. — А еще же мы ждем звонка от полковника.
— Ждем. Но я не думаю, что режиссер имеет отношение к смерти Гройсман. Помнишь, о чем говорила чудо-мама нашего парня? Если это было преднамеренное убийство, то убийца вынашивал план мести, чтобы подать ее холодной. А в тех кругах, где ворочается наркота, все проще: пуля в лоб, нож в печень. Там никто церемониться не будет. И явно не сам режиссер убил бы ее, он всего лишь пешка в большой игре, причем пешка, охочая до денег.
Нет,
— Мы же еще можем попасть в квартиру Горойсман?
— Конечно, — подтвердил Леша.
— Тогда позвони мне, когда закончишь, а я пока подумаю.
— Только опиумом не увлекайся, мой друг Шерлок, — усмехнулся Леша, уже спрятав свою шикарную пятую точку в джинсы, отчего она, конечно, не стала выглядеть хуже.
— Конечно, доктор Ватсон, — ответила я. — Провожать не буду.
Устроившись на диване, я прикрыла глаза и слушала, как Леша собирается уходить. Вот так просто? Ну ладно, после моей утренней сцены простительно.
Я почти начала дремать, когда вдруг почувствовала прикосновение к губам. Прикосновение знакомых губ. Ему бы в другой конторе работать с такими незаметными шагами!
— Леша, — открыла я глаза, — иди лучше, а то останешься ненароком на полдня.
— Я позвоню, — чмокнул он меня в нос и ушел.
Подложив под голову маленькую неудобную подушку, я натянула на себя плед и уснула. Все-таки проклятье похмелья не разрушит даже поцелуй настоящей любви.
Я, кажется, еще даже фыркнуть успела, словив эту сказочную мысль, а потом провалилась в сладкий сон начинающего алкоголика.
Что-то помнилось из сна, но я не могла поймать, уже проснувшись. Такое ощущение, что меня во сне посетила какая-то мысль, которая не оформилась до конца в моей уже бодрствующей голове. Но о чем-то я догадалась во сне, я это чувствовала. Или просто у алкоголя была слишком страстная румба с моей нервной системой.
Еще и Танька не давала думать. Она напевала что-то наподобие «Владимирского централа», готовя завтрак. Кажется, ночка в СИЗО не прошла для сестрицы даром.
— Таня, заткнись, — попросила я.
— Ванька, ты проснулась!
Оптимизма этой даме не занимать. Ничего не пробьет.
— Таня, перестань орать и сделай кофе.
Пока сестрица колдовала, я смотрела в потолок и думала, думала, думала… Только надо не думать, а делать.
Танька меня накормила, хотя я понятия не имела, где она взяла продукты, а потом еще и напоила кофе. Сестра года, что сказать!
Когда позвонил Леша, подтвердив свою теорию насчет режиссера, который никого не убивал, даже не пытался, я сказала:
— Мне надо в квартиру Гройсман.
— Через час. Захвати Ваню. Медовый месяц у него еще впереди.
Через сорок минут мы с Ботаником, которого я вырвала, кажется, прямо из объятий Инессы, судя по виду, остановились во дворе дома Елены Гройсман.
— Иван Андреич, — спросила я, положив подбородок на руль, — ты что думаешь?
— Вы помните, как меня зовут? — удивился Ботаник, а потом добавил: — Дерьмо полное, извините. Не верю я в хладнокровное убийство. Вот не верю. Что-то меня смущает, но я пока не могу понять, что именно.