Пертская красавица (ил. Б.Пашкова)

Скотт Вальтер

завтра… Как ты думаешь, Хенбейн Двайнинг, раны на теле

убитого в самом деле должны открыться и заплакать кро-

вавыми слезами, когда к нему приблизится убийца?

– Об этом, господин мой, я могу судить только с чужих

слов, – ответил Двайнинг. – Слыхал я, что бывали такие

случаи.

– Скотину Бонтрона, – сказал Рэморни, – берет оторопь

при одной мысли об этом. Он говорит, что скорее пойдет на

поединок. Что ты скажешь?.. Он железный

человек.

– Не впервой оружейнику бить железо, – ответил

Двайнинг.

– Если Бонтрон падет в бою, меня это не очень опеча-

лит, – признался Рэморни, – хотя я потеряю полезного

подручного.

– Полагаю, ваша светлость не станет так о нем печа-

литься, как о той руке, которую вы потеряли на Кэр-

фью-стрит… Простите мою шутку, хе-хе-хе!. Но какими

полезными свойствами обладает этот Бонтрон?

– Бульдожьими, – сказал рыцарь, – он кусает не лая.

– А вас не страшит его исповедь? – спросил врач.

– Как знать, до чего может довести страх перед близкой

смертью, – ответил пациент. – Он уже выказывает тру-

сость, хотя она всегда была чужда его обычной угрюмости,

бывало, он и рук не ополоснет, убив человека, а сейчас не

смеет глянуть на мертвое тело – боится, что из ран высту-

пит кровь.

– Хорошо, – сказал лекарь, – я сделаю для него что

смогу, потому что как-никак тот смертельный удар он на-

нес в отмщение за мои обиды – даром что удар пришелся не

по той шее.

– А кто тому виной, подлый трус, – сказал Рэморни, –

если не ты сам, принявший жалкую косулю за матерого

оленя?

– Benedicite, благородный сэр! – возразил изготовитель

зелий. – Вы хотите, чтобы я, работающий в тиши кабинета,

оказался так же искусен в лесной потехе, как вы, мой вы-

сокородный рыцарь, и умел в полночном мраке на прога-

лине отличить оленя от лани, серну от сайги? Я почти не

сомневался, когда мимо нас к кузнице пробежал по пере-

улку человек в одежде для пляски моррис. Но все-таки

тогда меня еще смущала мысль, тот ли это, кто нам нужен:

мне показалось, что он вроде бы ростом поменьше. Но

когда он вышел опять, пробыв в доме достаточно долго,

чтоб успеть переодеться, и враскачку прошел мимо нас в

кожаном камзоле и стальном шлеме, да еще насвистывая

любимую песенку оружейника, сознаюсь, тут я был введен

в обман super totam mate-riem55. Я и напустил на него ва-

шего бульдога, благородный рыцарь, и тот неукоснительно

исполнил свой долг – хоть и взял не того оленя. Поэтому,

если проклятый Смит не убьет на месте

нашего бедного

друга, я сделаю так, что дворовый пес Бонтрон не пропадет,

или все мое искусство ничего не стоит!

– Трудное это будет испытание для твоего искусства,

лекарь, – сказал Рэморни. – Знай: если наш боец потерпит

поражение, но не падет убитым на поле боя, – его прямо с

места поволокут к виселице и без долгих церемоний

вздернут, как уличенного убийцу, и когда он часок-другой

прокачается в петле, как мочало, вряд ли ты возьмешься

лечить его сломанную шею.

– Извините, благородный рыцарь, я другого мнения, –

скромно ответил Двайнинг. – Я перенесу его от подножия

виселицы прямо в царство эльфов, как некогда были пе-

ренесены король Артур, и Угеро Датчанин, и сэр Юон

Бордоский*, или же, если угодно, я дам вашему Бонтрону

поболтаться на виселице сколько-то минут или даже часов,

55 По совокупности признаков (лат.)

а там – фьюить! – умчу его прочь с глаз людских так легко,

как уносит ветер увядший лист.

– Пустое хвастовство, сэр лекарь, – ответил Рэморни. –

Его пойдет провожать на казнь вся пертская чернь, каж-

дому лестно поглазеть, как помирает челядинец благо-

родного рыцаря за убийство кичливого горожанина. У

подножия виселицы соберется тысяча зрителей.

– А соберись их там хоть десять тысяч, – сказал Двай-

нинг, – неужели я, мудрый врач, учившийся в Испании и

даже в Аравии, не сумею обмануть глаза грубой своры

горожан, когда ничтожный плут, набивший руку на фоку-

сах, умеет обдурить, как ни зорко за ним следят, самых

разумных рыцарей? Говорю вам, я напущу на них мороку,

как если бы я обладал волшебным перстнем Кедди*.

– Если ты правду говоришь, – ответил рыцарь, – а ду-

маю, ты не посмел бы лукавить со мной в таком деле, то,

значит, ты полагаешься на помощь сатаны. Но с ним я не

желаю путаться. Я ему не слуга!

Двайнинг засмеялся своим сдавленным смешком, когда

его покровитель отрекся от нечистого и в подтверждение

осенил себя крестом. Однако он притих под строгим

взглядом Рэморни и заговорил почти серьезно, хотя не без

труда подавлял разбиравшее его веселье:

– Сговор, мой благочестивый сеньор! Сговор – вот на

чем зиждется искусство фокусника. Но… хе-хе-хе!. я не

имею чести… хе-хе-хе!. состоять в союзе с джентльменом,

о котором вы говорите… и в чье существование…