Пертская красавица (ил. Б.Пашкова)

Скотт Вальтер

виться от своего пристрастия к драке? Конечно, проще

всего отрубить себе правую руку и пригвоздить к цер-

ковным дверям, чтобы Кэтрин больше никогда меня ею не

попрекала.

– Довольно и одной отрубленной руки за эту ночь, –

сказал его друг и поставил на стол кувшин вина. – Что ты

себя терзаешь, приятель? Она любила бы тебя вдвое горя-

чей, когда б не видела, как ты перед ней благоговеешь. Но

дело приняло теперь иной

оборот. Не могу я жить под

вечной угрозой, что проклятые головорезы, прихвостни

придворной знати, разграбят мою лавку и разнесут мой

дом, потому что мою дочь, изволите ли видеть, прозвали

пертской красавицей! Нет, я ей покажу, что я ее отец и

требую того повиновения, на какое дают мне право закон и

священное писание. Я хочу видеть ее твоей женой, Генри,

мое золотое сердце! Твоею женой, мой храбрец, и не далее

как через несколько недель. Ну, ну! За твою веселую

свадьбу, славный мой Смит!

Отец осушил большую чашу и наполнил ее вновь для

своего названого сына, который медленно поднес ее ко рту,

но, даже не пригубив, вдруг поставил на стол и покачал

головой.

– Ну, ежели ты не принимаешь такую здравицу, не

знаю, кому же ее принять, – сказал Саймон. – Что тебя

смутило, неразумный мальчик? Тут счастливый случай,

можно сказать, отдает мою дочь в твою власть, потому что

весь город из конца в конец станет ее срамить, если она

откажет тебе. Тут я, ее отец, не только согласен ударить по

рукам и сладить ваш брак, но от души хочу видеть вас со-

единенными так крепко, как не сшила бы игла сафьян. И

когда все на твоей стороне – и судьба, и отец, и все вокруг,

– ты смотришь безумным, как влюбленный из баллады,

который скорее бросится в Тэй, чем начнет ухаживать за

девицей, между тем как посвататься к ней проще простого

– только улучи счастливую минуту!

– Да, отец, счастливую минуту! А я спрашиваю, воз-

можна ли она, та счастливая минута, когда Кэтрин глянет

на землю и ее обитателей и склонит слух к такому грубому,

невежественному, неотесанному человеку, как я? Не могу

вам объяснить, почему это так, отец: я высоко держу го-

лову, не уступая в том другим мужчинам, но перед свято-

стью вашей дочери падаю духом и не могу не думать, что

это было бы чуть ли не кощунством – как ограбление

храма, – если бы я вдруг снискал ее любовь. Все ее по-

мыслы направлены к небу – не на таких, как я, расточать

их!

– Как хочешь, Генри, – ответил Гловер. –

Я тебя не

собираюсь окрутить, моя дочь – еще того меньше, а чест-

ное предложение – не повод для ссоры. Но если ты дума-

ешь, что я поддамся ее глупым бредням о монастыре, так

будь уверен, никогда я на такое дело не пойду! Церковь я

люблю и чту, – сказал он, перекрестившись. – Я сполна

выплачиваю ей что следует, без принуждения и в срок – и

десятину и всяческие взносы на милостыню, на вино, на

воск, выплачиваю исправно, говорю я, как каждый обыва-

тель Перта, если он, как я, располагает средствами. Но я не

могу отдать церкви мою единственную овечку, последнее,

что осталось у меня на свете. Ее мать была мне дорога на

земле – теперь она ангел в небесах. Одно и осталось мне на

память об утраченной – моя Кэтрин, и если она постри-

жется в монахини, то не раньше, чем закроются навеки эти

старые глаза… А ты, друг мой Гоу, прошу тебя, поступай

так, как самому тебе кажется лучше. Будь спокоен, я ее в

жены тебе не навязываю.

– Ну вот, опять! Слишком крепко бьете! – сказал Генри.

– Этим у нас всегда кончается, отец: вы на меня в обиде,

потому что я не решаюсь сделать то, что превратило бы

меня в счастливейшего человека на земле, когда бы в моей

власти было это сделать… Эх, отец, пусть самый острый

кинжал, какой я выковал в жизни, пронзит сейчас мое

сердце, если оно хотя бы крохотной своей частицей не

принадлежит вашей дочери больше, чем мне самому. Но

что поделаешь! Не могу я думать о ней хуже, чем она того

заслуживает, или считать себя лучше, чем я есть, и то, что

вам представляется легким и возможным, для меня так же

трудно, как если бы требовалось сделать стальные латы из

оческов льна. Но… за ваше здоровье, отец, – добавил он

более веселым тоном, – и за мою прекрасную святую, за

Валентину мою, как я надеюсь называть по праву весь этот

год вашу дочь. И не буду больше вас задерживать – пора

вам склонить голову на подушку да понежиться в перинах

до рассвета, а там вы сами проведете меня в спальню вашей

дочери: это будет мне оправданием, когда я войду непро-

шеный пожелать ей доброго утра – самой прекрасной среди

всех, кого разбудит солнце в нашем городе и на много миль

вокруг!

– Недурной совет, сынок! – сказал честный Гловер. – А

сам ты как? Ляжешь рядом со мною или разделишь постель