Первая мировая и Великая Отечественная. Суровая Правда войны

Сафир Владимир Михайлович

Во-первых, приняв ошибочное решение на прорыв через Зеелов, маршал установил командармам нереальные сроки (по дням) наступления на Берлин. Например, 1-й гв. танковой армии (равно как и 2-й) ставилась задача «на второй день ввода в прорыв овладеть восточной и северо-восточной частью города Берлин» («...Шёневайде, Копеник...» — В.С.) [162] . Поэтому в выводах «Итогового доклада о боевых действиях 1 гв. танковой армии в Берлинской операции (16.04-2.05.1945)» под первым пунктом значилось: «...В район задачи 2 дня операции 1 гв. ТА вышла только к 11-му дню боевых действий...» [163] .

162

Там

же. Д. 193. Л. 14-15.

163

Там же. Оп. 2356. Д. 766. Л. 256.

Во-вторых, доложив об этих нереальных исходных данных Сталину [164] , Георгий Константинович тем самым поставил себя в достаточно неловкое, если не сказать сложное положение (вся эта информация попала под контроль Главковерха).

В-третьих, быстро уяснив после начала боевых действий нереальность выполнения поставленных задач в указанный срок, маршал занервничал. Пытаясь «вогнать» наступающие войска в свой, физически невыполнимый для них график, комфронта стал издавать «подстегивающие» приказы (с взысканиями) ряду командиров, игнорируя при этом их непосредственных начальников.

164

Там же. Оп. 2307. Д. 193. Л. 14-15.

В-четвертых, в подобных приказах ставились перед войсками, как правило, нереальные задачи, что вводило нервозность в действия командного состава, не имеющего возможности выполнить их в срок.

Не мною сказано: (из заключения Генштаба по итогам Ржевско-Вяземской (1942 г.) операции) — «... 3. Громкие приказы, которые отдавал командующий Западным фронтом (Г.К. Жуков. — B.C.) были невыполнимы. Ни один приказ за всю операцию вовремя не был выполнен войсками...» (выделено мной. — B.C.). И получается, что «вся рота идет не в ногу, только командир — в ногу». Таким образом, вредные привычки маршала (и их «каллиграфия») сохранились надолго и в течение войны изменений не претерпели.

Приведенные примеры лишний раз доказывают, что утверждение Гареева о правильности решения штурмовать Зееловские высоты в лоб, не верно, как не верно и предположение о том, что «...при другом решении пришлось бы... с подходом к Берлину вводить в город танковые армии» [165] (а их, кстати, ввели и «при этом» решении).

Между тем у второго участника «гонок к Берлину» — маршала И.С. Конева — как ни странно, подобные задачи сформулированы хоть и достаточно жестко, но без аморальных «любой ценой». Например: в боевом распоряжении от 17.4.45 г. командующим 3-й и 4-й гв. танковым, 3-й и 5-й гв. и 13-й армиям в п. 2 он ставит задачу: «... Наши войска должны быть в Берлине первыми» [166] . В другом боевом распоряжении от 20.4.45 г. командующим 3-й и 4-й гвардейским танковым армиям сказано следующее: «Войска маршала Жукова в 10 км от восточных окраин Берлина. Приказываю обязательно сегодня ночью ворваться в Берлин первыми (выделено мной. — B.C.). Исполнение донести» [167] .

165

М. Гареев. Битва на Халхин-Голе // Красная звезда. 1999. 25 сент.

166

ЦАМО. Ф. 236. On. 2712. Д. 259. Л. 221 (об.).

167

Там же. Д. 359. Л. 36.

Но вернемся на Зееловские высоты и по документам попытаемся разобраться, что же там произошло, и кто прав — Гареев, утверждающий, что штурм был, по сути, единственным оптимальным вариантом, или мы (как и многие другие) считающие, что решение это, изменившее достаточно грамотный замысел Ставки, и связанное с огромными потерями, было неверным.

Начнем с ошибочного утверждения Гареева о том, что от Зееловских высот до Берлина была «сплошная оборона на глубину 50-60 км и никакого «чистого» оперативного простора для действия танковых войск не просматривалось».

Да, оборона была, но не такая, какой пытался изобразить ее М.А. Гареев. Просматривался и «простор».

Но

чтобы сразу поставить все на свои места, начнем с оценки Г.К. Жукова, который 13 августа 1966 г. в редакции «Военно-исторического журнала», как бы предвидя безапелляционное заявление М.А. Гареева, опять его подвел и сформулировал свою задумку так: «Я считал, что чем больше мы вытянем резервов противника, уничтожим их в открытом поле (выделено мной — В. С), тем легче удастся взять Берлин».

Если рассмотреть действия 2-й гв. ТА, то согласно сводке оперативного отдела штаба армии от 15 мая 1945 г. оборона была не сплошной, как утверждает М.А. Гареев, а строилась, главным образом, «по принципу опорных пунктов и узлов сопротивления» [168] . Приноравливаясь к такой системе обороны, танковые корпуса вынуждены были часто изменять свои маршруты (что при «сплошной» обороне сделать практически невозможно). «... К исходу дня 18.4.45 г. танковые части (2-й гв. ТА. — B.C.)... вышли на более благоприятную для маневра местность (выделено мной. — B.C.) и к 21.00 достигли рубежа: Шульцендорф... Под покровом ночи танки прошли лесной массив... и вышли в пригородные районы г. Берлин».

168

ЦАМО. Ф. 233. Оп. 2356. Д. 776. Л. 209-215.

А как действовала 1-я гв. танковая армия за Зееловскими высотами? Говорит командарм М.Е. Катуков: «... У меня под Зееловым обход обозначился на правом фланге... Обойдя леса сев.-зап. Зеелова.... я все-таки вышел на простор (выделено мной. – B.C.) на рубеже Мюнхеберга (35 км до окраин Берлина — B.C.), а потом, прорвавшись и через этот рубеж обороны, мы пошли до самых окраин Берлина» [169] .

Что же получилось при штурме Зееловских высот? Амбициозный генерал Гареев утверждает, что «без ввода танковых армий, пришлось бы вести длительные боевые действия силами одной лишь пехоты и артиллерии, неся еще большие потери». Прямо скажем — не убедительно, так как в артиллерии наши войска имели многократное преимущество. Столь же внушительно было превосходство и в авиации. Усилив огневое воздействие этих видов войск, никаких бы «больших потерь» не было. Однако практические действия Жукова свидетельствуют только о том, что он и не собирался дополнительно тратить время на более тщательную организацию прорыва Зееловского рубежа, ибо в постыдной совместной с Коневым гонке «nach Berlin» роль догоняющею аутсайдера его никак не устраивала — он должен был быть только первым!

169

Русский архив. С. 538.

К тому же согласно заявлению начальника тыла 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенанта Н.А. Антипенко в этих напряженных условиях фронт сэкономил (?) к концу операции много артиллерийских боеприпасов.

Предельно ясно прокомментировал сложившуюся ситуацию один из главных участников прорыва командующий 8-й гв. армией генерал-полковник В.И. Чуйков: «... Я считаю, что введение в бой в первый день танковых армий не совсем удачно, хотя бы и на завершающем этапе Великой Отечественной войны (для тех, «кто не понял» — не надо было их вводить. — В.С). Тем более, что пехота и наши танки НПП (непосредственной поддержки пехоты. — B.C.) и артиллерия не выдохлись в своем наступлении так, чтобы было нужно поддерживать их танками. Ударная сила у нас была достаточная...» (выделено мной. — B.C.) [170] .

170

Там же.

Если перечислять недостатки операции, то список этот будет слишком велик, поэтому ограничимся только главными примерами:

— неверная в целом оценка оперативной обстановки;

— неудовлетворительное знание противника;

— сильное сопротивление немцев, которое оказалось для Г.К. Жукова неожиданным, так как полученные в результате разведки боем данные о мероприятиях, проводимых противником, должным образом не были учтены, особенно в вопросах артиллерийского и авиационного обеспечения операции, что отрицательно сказалось на ходе боевых действий по прорыву тактической зоны обороны противника;