Первородный грех. Книга первая
Шрифт:
Глава четвертая
БАЛОВЕНЬ
Сентябрь, 1956
Лос-Анджелес
Стараясь не шуметь, все суетились в комнате Иден.
– … там поставьте…
– А это куда?
– Ш-ш-ш…
Она сладко спала, утонув в пуховой подушке. Просыпаться не хотелось.
– Ты только взгляни на нее, Мерседес. (Папин голос.)
– Она само совершенство. (Мамин голос.)
– Смотри, какие
Она почувствовала, как мамина рука гладит ее по лицу.
– Малышка наша.
– Иден… просыпайся, дорогуша. Сегодня твой день рождения!
– Ну открой нам свои огромные зеленые глазоньки. Она зевнула и уставилась на них. Было утро. Мама раздернула шторы. Комната наполнилась ярким светом. Солнце хлынуло на шкаф с игрушками, на шелковый полог над ее кроваткой, на обои в розовую полоску. Папа улыбался.
– Эй, приветик, сокровище папочкино! Забыла про свой день рождения?
– Ой! – Она округлила глаза.
Комната изменилась до неузнаваемости. Кругом ящики, коробки, пакеты. И все обернуто в зеленую, красную и золотистую бумагу. Ленты, кружева, рюшечки. Подарки всех видов, всех размеров, всех цветов. Для нее.
– Какой развернем первым? – спросила мама. – Этот большой, завернутый в зеленую бумагу? Или ту маленькую золотую коробочку? А может, этот, перевязанный розовыми лентами?
– Вон тот!
Она подбежала к самому большому свертку, который был значительно больше нее.
– Это особый подарок. От папочки и мамочки. Помочь открыть?
– Справится, – сказала мама. – Потяни ленту, Иден.
Девочка, затаив дыхание, подергала упаковочную бумагу. Наконец обертка с шелестом развалилась в стороны.
Иден потеряла дар речи. Ее взору предстал деревянный конь с бриллиантовыми глазами и белоснежной гривой. У него были красная кожаная сбруя и медные стремена. Копыта блестели черным лаком.
– Его зовут Дэппл. [20]
Иден уткнулась лицом в сверкающую белизной гриву.
– Кажется, она в него влюбилась.
20
Dapple – серый в яблоках (англ.).
Папа усадил дочку в седло. Она взяла в руки повод и сжала ножками бока игрушечного коня. Тот начал величаво раскачиваться.
Папа сунул в рот трубку и обнял маму за талию.
– Смотри-ка, а она сразу сообразила, что к чему. Они стояли и с любовью смотрели на дочь. Иден же позабыла обо всем на свете. Плавные движения игрушки заворожили, загипнотизировали ее. Мама довольно улыбнулась.
– Ты знаешь, а у меня никогда не было игрушек. Совсем не было. Я играла с мамиными кроликами да всякими деревяшками.
– Наша Иден не будет нуждаться ни в чем, – произнес папа.
Прескотт,
Голос отца кажется ему похожим на звон косы. Этот голос несется под сводами церкви, и нечестивцы валятся, как скошенные стебли кукурузы.
Джоулу девять лет. Он сидит на передней скамье рядом с матерью.
Преподобный Элдрид Леннокс – воинственный поборник истинной веры. Лет сто назад он бы обязательно носил поверх сутаны «кольт». Его обличительные проповеди беспощадны. Грешники прямо-таки трепещут в своих выходных ботинках.
Через некоторое время на Джоула наваливается усталость, и у него тяжелеют веки.
Он клюет носом. Его тело расслабляется, обмякает, и он начинает постепенно сползать с жесткой полированной скамьи.
Когда мальчик шлепается на пол, прихожане, уткнувшись в носовые платки и молитвенники, сдержанно хихикают.
Преподобный Леннокс прерывает проповедь и ждет, пока его сын поднимется и снова усядется на свое место.
Чудовищность содеянного приводит Джоула в смятение. Мать даже не удостаивает его взглядом. Но на ее костлявых щеках проступают темные пятна, а плотно сжатые губы вытягиваются в тонкую полоску.
Ожидание наказания наполняет мальчика отчаянием.
Когда за ними захлопывается входная дверь, мать, словно вихрь, налетает на него. Глаза пылают гневом.
– Ты выставил своего отца посмешищем перед всеми этими неотесаными болванами и их толстыми женами! Его, служителя Господа!
Она заталкивает мальчика в угол и прижимает его лицо к стене. Он чувствует знакомый запах краски, несколько облегчающий его страдания. Джоул в полной мере осознает свою никчемность, свое бессилие.
Отец пересчитывает пожертвованные паствой деньги.
– Четыре доллара и тридцать пять центов, – с досадой говорит он. – Да, щедрость этих людишек не знает границ.
– Четыре доллара? – взвизгивает мать. – Черт бы их побрал! Порази, Господи, их благочестивые физиономии и тугие кошельки! На что же нам жить? Ждать манны небесной?
– Вечерня принесет еще меньше денег. Мать в ярости поворачивается к Джоулу.
– Почему на четыре доллара и тридцать пять центов я должна кормить еще и его? Чтобы ему лучше спалось?
– Он твой сын, Мириам.
Мать зло смеется.
– Что ж, тогда, может, пустой желудок не даст ему заснуть во время вечерней службы.
Джоул слышит, как на кухне мать готовит обед. Она приносит еду в комнату и ставит на стол. У него за спиной.
Отец читает молитву. Джоул неподвижно стоит и слушает, как они чавкают. Запах пищи наполняет его рот слюной. Он сглатывает и закрывает глаза. От голода начинает болеть живот.
После обеда мать вытаскивает его из угла.
– Ну?! – грозно восклицает она. Он не смеет поднять глаза.