Первые шаги
Шрифт:
Серж ловко одел девушку, припудрил заплаканное лицо и отвез домой. Супруги Разгуляевы еще не вернулись. Гульба продолжалась до утра в купеческом клубе.
В чистый понедельник Сержа опять позвали к хозяину.
— Ну как? Будем на пасху на твоей свадьбе гулять? — спросил его Сидор Карпыч.
Сергей улыбнулся.
— Как сказать? Невеста не сможет… — начал было он.
Но Савин перебил:
— Ну ладно! Я до чужих секретов не охотник. Давай поговорим о делах. Поди, не будешь со мной воевать, как тесть воюет? Учись теперь получше
О несчастье с дочкой Секлетея Наумовна узнала в страстной четверг, когда ту начала мучить рвота, и обомлела от ужаса.
— Ах ты, подлая! — дергая Дашу за косу, опомнившись, завопила она. — Да как же ты смела опозорить нашу семью?!
Оттаскав дочь за волосы, Секлетея потребовала, чтобы Даша сказала, с кем согрешила.
— С Сережей, — прошептала плачущая Даша.
Секлетея Наумовна задумалась. Этот не откажется от опозоренной. Парень ласковый, уважительный. Гол как сокол, правда, да ведь своего добра девать некуда. В дом можно принять — за сына будет. Но что скажет отец?
У нее зубы застучали при воспоминании о муже. «Тяжел в гневе на руку Семен Данилович, изувечить может, — думала она. — А скрывать далее нельзя. Надо позор от людей спрятать, грех венцом прикрыть».
До вечера Даша не выходила из своей комнаты. При мысли о гневе отца девушку охватывал ужас. Мать узнала, скажет ему… Но, вспомнив слова Сергея, она улыбалась. Верно! Должны отдать ее за него. Постом Даша видела Сержа только в церкви, издали, ни разу поговорить не удалось. Но ласковый взгляд любимых глаз успокаивал Дашу без слов, и она ждала пасху, ничего не говоря даже матери: так велел Сережа!
«Неужели будет бить?» — думала Даша, прислушиваясь, не раздаются ли тяжелые отцовские шаги, но никто не шел к ней.
Измученная ожиданием девушка уже хотела скорее увидеть отца. Будь что будет… Лишь за полчаса до вечернего благовеста зашла мать.
— Собирайся к вечерне, бесстыдница! Поедешь с Авдотьей. Да если увидишь, скажи, пусть утром зайдет ко мне, — приказала дочери Секлетея.
Даша благодарным взглядом посмотрела на мать. Она все поняла.
Секлетея Наумовна целый день обдумывала, как лучше сообщить мужу о страшном горе. Сергея ли в женихи ждал Семен Данилович для единственной дочери-наследницы?!
За деньги могут и с таким приданым взять, да кто?.. А Даше всю жизнь мука. Будет муж глаза колоть чужим ребенком. Лучше уж этот. Сами виноваты, недоглядели… Наконец она решила отправить дочь из дома, пока первый гнев отца пройдет. Пусть на ней горе сорвет, ей к побоям не привыкать, а с Даши пушинку сдували, перенесет ли она?
Когда дочь с приживалкой уехали в подгорный храм, Секлетея, помолившись перед иконами, освещенными трепетным огоньком лампады, пошла к мужу.
— Семен Данилович, батюшка! Беда у нас в доме, — заговорила она, войдя в комнату мужа, служившую ему кабинетом и приемной для гостей-мужчин.
Разгуляев
Услышав слова жены, он, лениво поднявшись, отложил книгу в сторону и только потом спросил:
— Что там стряслось?
— Такое, батюшка, что и сказать страшно…
— Да не тяни ты! Придумала, поди, пустяк какой! — прикрикнул на жену купец, вставая с дивана.
— С Дашей беда! Понесла ведь она, — прошептала Секлетея.
— Чего? Чего? — переспросил Семен Данилович.
Секлетея рассказала обо всем слышанном от дочери.
Отец мешком свалился на стул, потом вскочил и, черный от гнева, рыча что-то непонятное, бросился к дверям.
— Нету ее дома, нету, Данилыч! К вечерне с Дунькой уехала! — крикнула Секлетея, кинувшись навстречу мужу.
Он тяжелым ударом откинул ее в сторону, но она уцепилась ему за ноги.
— Опомнись! День-то какой! Ты читал, поди, кто седни и кого избивал! — причитала Секлетея, цепко держась за мужа, хотя град ударов сыпался на нее. — Себя пожалей, не стыди… Скрыть позор надо.
Сорвав гнев, Разгуляев начал понимать, что жена права. Опустившись на кресло, он глухо зарыдал.
— Его рук дело! Сережка сам бы не решился! То-то ко мне и липнул весь вечер, как мед, — вырвались у него слова, полные ненависти.
Секлетея, охая, поднялась с полу, оправила растрепанные косы, сбившуюся кружевную файженку и подошла к мужу.
— А ты полно убиваться-то, Данилыч! Враг хотел нам худа, а, бог даст, все к лучшему получится. Ведь у парня никого нет на свете, поучишь уму-разуму — глядишь, сыном станет, и дочь с нами останется, капитал в чужие руки не попадет… — говорила она шепотом.
Семен Данилович, немного успокоившись, прислушался.
— Только сделать все надо с умом, — продолжала Секлетея, обрадованная вниманием мужа.
Даша уже вернулась от всенощной, а ее родители все еще тихо разговаривали на половине отца. Семен Данилович под влиянием жены примирился с нечаянным-негаданным зятем и обдумывал, каким образом сделать так, будто сам захотел осчастливить парня да сына себе приобрести, вместо того чтобы дочь чужим отдавать, как избежать насмешек Савина…
— Дашка пусть на глаза не кажется, пока сам не позову, а то еще зашибу под горячую руку, — бросил он жене, когда та пошла из комнаты. И добавил: — Умная ты у меня!
Сергей явился к будущей теще часов в десять утра, как велела ему Даша. Он остановился с виноватым видом у двери. Секлетея посмотрела на него молча, укоризненно качая головой, потом сказала:
— Подходи ближе! Скажи: как это у тебя совести хватило на такое дело?
Он, по заранее обдуманному плану, бросился перед ней на колени, но Секлетея строго приказала:
— Встань! Не барыня я, чтобы передо мной на коленях елозить. Скажи по совести: за Дашей-то хоть немного гонишься иль только за приданым?