Первые шаги
Шрифт:
— Так-то оно так, да ведь, мил человек, я своим домом за товар отвечаю, — более мягко заговорил артельщик. Подводы ему самому до зарезу нужны, а городских свободных нет.
После долгого спора сошлись на двух с половиной копейках.
— А плата как? — вставая, спросил Родион. — На дорогу деньги нужны.
— Четверть за первый конец хозяин в задаток даст, остальные — в Петропавловске, а за другой конец все здесь сразу получите.
— Ладно, — согласился Родион. — А когда ехать? Харчиться-то нам зря невыгодно…
— Завтра с утра будем
На следующий вечер обоз в семьдесят подвод вытянулся по дороге на Петропавловск. Ехали все время шагом — нагрузили помногу.
Передними шли подводы артельщика. Он давал сигналы на остановку и на подъем. По его распоряжению подводы родионовцев шли в средине обоза — сподручнее наблюдать. Возчики, жалея лошадей, шли пешком до самого Петропавловска, куда прибыли на семнадцатый день. На отдых, разгрузку и погрузку товаров Мохов назначил пять дней. За это время он хотел подобрать товару, какого повыгоднее, для собственной торговли.
За дорогу родионовцы подружились с возчиками. Сидя вечерами у костров, немало песен спели под гармошку, которую всегда возил с собой молодой возчик Виктор Осоков, ровесник Кирилла, частенько и чечетку выбивали. Пляска Кирилла нравилась всем и в том числе артельщику.
— Ишь, бес, как выкомаривает! — одобрительно басил Мохов, лежа у костра и наблюдая за плясунами.
— Как же ему не плясать! Жених! Вернется — прямо на свадьбу, а невеста как картинка, — сказал Родион в первый же раз. Так за Кирюшкой и утвердилось прозвище «жених».
— Плакали денежки, — смеялись возчики, — все в Петропавловске на подарки ухлопает!
— Ну, само собой! — отвечал задорно Кирюшка. — Для Аксюты ничего не жаль…
Сдав груз в привокзальные склады и получив деньги за провоз, возчики выехали за город, чтобы не платить за постой лишних три дня. Кирилл, пустив лошадей пастись, попросил:
— Родя, посмотри за конями, а я схожу поищу в лавках чего-нибудь получше для Аксюты.
— Иди, коль не терпится. Скоро ведь и другие пойдут. Город-то не знаешь, — ответил Родион.
— А язык на что? Говорят, до Киева доведет, — засмеялся Кирилл и направился к городу, напутствуемый шутками возчиков.
Карпов велел ему идти прямо к Мезину. Дорогу на станичный базар можно у всех спрашивать, а с базара дом Степаныча нетрудно найти и без указки.
К обеду Кирилл нашел дом Мезина. Постучав в калитку и услышав сначала бешеный лай, а затем басовитое: «Кто там?» — он радостно подумал: «Ну, как раз попал, куда следует», — и ответил:
— Свой, Степаныч, открой!
Калитка открылась, и выглянул Мезин. Он выжидающе посмотрел на Кирилла.
— Привет от Палыча, помнишь? — произнес Кирилл заученные слова и добавил: — Из Родионовки я…
Глаза Степаныча засветились радостью.
— Как же, помню, — ответил он и, схватив неожиданного гостя за руку, потянул в калитку.
Войдя вслед за хозяином в комнату, Кирилл, внимательно осмотревшись, улыбнулся. Ему показалось, что он уже был здесь не раз. «Все так,
— Мать, что есть в печи, то на стол мечи! Дорогой гость приехал…
— Ну, рассказывай, друг, как там Палыч, — спрашивал он, возвратись и присаживаясь рядом с Кириллом. — Как звать-то тебя?
Кирилл дословно передал все, что велел Федор, и смолк.
Хозяйка позвала за стол. После сытного обеда Степаныч увел молодого гостя обратно в ту же комнату.
— Теперь, Кирюша, начни с того, как Федор Палыч приехал в Родионовку. В письмах-то не все можно было понять. Поподробнее про всех расскажи, — попросил он.
Молодой парень вначале смущался, говорил отрывисто, подталкиваемый вопросами. Степаныча интересовали не только друзья Карпова, но и его противники.
Постепенно освоившись, он после ужина уже сам с увлечением рассказывал, как Палыч помог ему хозяином стать, о первом сходе, беседах мужиков вечерами возле Карповых, о всех кружковцах, Мамеде, кознях Мурашева. Так разошелся, что даже про свою любовь к Аксюте подробно поведал Степанычу.
— Значит, зятем Палычу будешь, парень, — ласково промолвил Степаныч. — Хорошая у него дочка…
Петухи пропели, а беседа все продолжалась. Уже около часа было, когда хозяин предложил:
— Ну, теперь ложись спи. Завтрашний день пробудешь у меня. Болтаться тебе по городу не следует, еще со своими возчиками встретишься. Дам тебе книжечку, читай да понимай. А вечером придут товарищи, о которых тебе Палыч говорил, они на все твои вопросы ответят.
Когда Кирилл проснулся, Мезина уже не было. Возле кровати на тумбочке лежала тоненькая книжечка. Он развернул ее и прочитал: «Некрасов. „Кому на Руси жить хорошо“».
— Умывайся, да завтракать будешь, — сказала Феона Семеновна, чуть приоткрыв дверь.
Кирилл вскочил. И правда, что же это он? Не умывшись, за книжку схватился.
Позавтракав, Кирюшка вновь уткнулся в поэму. Читал он медленно, часто останавливаясь и перечитывая понравившиеся ему места по нескольку раз подряд.
У каждого крестьянина Душа, что туча черная, Гневна, грозна — и надо бы Громам греметь оттудова…—прочитал Кирилл и глубоко задумался. Ему не сразу ясно стало, почему эти слова так взволновали его. После долгого размышления прошептал:
— По-разному гневаются они, крестьяне-то. Взять меня иль дядю Кондрата…
Читая про Ермила Гирина, он с волнением подумал: «Ну точь-в-точь наш Палыч! За то Мурашев и хочет упечь его в тюрьму…»
Но особенно потряс Кирилла образ богатыря Савелия. Кирюша несколько раз перечитал эти строфы и, размахивая книжкой, принялся ходить по комнате. «А кабы мне такое, вынес бы я?» — думал он. За этими размышлениями и застали его Степаныч, Федулов, Алексей и Потапов.