Первые шаги
Шрифт:
Казалось, устроив младшего сына по своему замыслу, Мурашев должен был радоваться. Но какие-то новые думы сделали его угрюмым, неразговорчивым, он потерял обычную, свойственную ему деловитость. Если раньше мало обращал внимания на жену, то теперь не переставая ворчал и придирался к ней. Изменилось его отношение и к старшему сыну. Аким тщетно старался понять, чем недоволен отец, как ему угодить… Только с Натальей свекор был по-прежнему ласков, всегда находил причину похвалить ее.
— У нашей Натальи Михайловны ума палата, — говорил он по каждому поводу
— Пора бы, тятя, в аулы с товарами ехать, пока скот весь на ярмарки не угнали, — сказал дня через четыре Аким.
— Что ж! И впрямь поезжай! — оживившись, ответил отец. — В лавке я посижу, Натальюшку к торговле приучать буду. В аулах ты справишься и сам.
Аким уехал. Наталья стала за прилавок. Свекор учил ее мерить красный товар, вешать крупу и сахар. Никакой домашней работой она больше не занималась.
— Руки береги, чтоб белы были. У такой красотки всяк купит с удовольствием, — говорил Петр Андреевич, шутливо обнимая сноху, если в лавке не было покупателей. Наталья смеялась, но иногда чувствовала смущенье: уж больно глаза горят у папаньки при таких шутках и ладони, прилипая к ее плечам, огнем жгут. Но оттолкнуть свекра не решалась: от него зависит — скоро ли они в город переедут, станет ли она купчихой. И Наталья уверяла себя, что свекор просто ободрить ее хочет.
За домашними делами Петр Андреевич забыл про поручение уездного начальника.
Отправив сына в аул, он спохватился и немедленно пошел вечерком к Кондрату Юрченко, которого считал из своих компаньонов по мельнице самым умным и хитрым. С ним Петр Андреевич решил поговорить откровенно о Карпове. Услышав об отъезде Родиона с Кириллом, он так расстроился, что ушел, ничего не сказав. Идя домой, с досадой думал:
«Вот куда дело пошло. Недаром Василий Моисеевич говорил, что шантрапа голову поднимает. Весточку дружкам послали. Прозевал! Они теперь уехали с обозом. Сообщить? Но чего?..
Вернутся — встретить надо, — решил он. — Обязательно что-нибудь привезут. Не плохо бы разведать, но как? Железниха ничего не знает. Прасковью не позовешь. Самому пойти к Карпову — догадается. С Прасковьей мириться надо… Моя старая дура не годится, — со злостью подумал он. — Наталью придется послать…»
На другой день Мурашев остался в лавке, а Наталья со свертком пошла на другой конец села. По дороге она охотно останавливалась и болтала со всеми встречными бабами, рассказывала про свадьбу Павла, хвалила Аксюту Карпову за шитье — платья-то у ней были пошиты краше городских Аксютиными золотыми руками.
— А хитрая Аксюта! Жениха давно имеет, а кто он, никто не знает, — сказала Наталья, разговаривая с Матреной Фоминой.
— Да Кирюшка Железнов! — воскликнула Матрена. Матвей ей не велел с Мурашевыми язык развязывать, но… какой же это секрет! — Вернутся из Петропавловска — свадьба будет.
— Что ж, парень красивый, а за богатством Карповы не гонятся. Наш Павка как за Аксютой убивался, сватать хотел идти, да, спаси Христос Федору Палычу, не захотел в
Этот ход ей подсказал сам Петр Андреевич. Дойдет разговор до Прасковьи — перестанет на них за обман гневаться, а может, еще и на мужа рассердится. Матрена же с Прасковьей кумы. Обязательно та сразу побежит и расскажет.
У Фоминой действительно от такой новости поджилки затряслись, бежать к Прасковье хотелось. Вон что! Не Мурашевы пренебрегли Аксютой, а Палыч потихоньку отказал. Старик Мурашев тоже хитер — не послал не спросясь сватов к Карповым. Матрена сразу же побежала бы, да мужика надо было обедом кормить. Зато мужу она все выложила, не дав за стол сесть.
Матвей нахмурился. «Опять хитрят что-то. Наверно, Прасковью с мужем поссорить зачем-то хотят», — думал он, хлебая постные щи.
— Что Палыч Аксюту не отдал бы к Мурашевым, то верно, но и они сватать не думали, давно к купчихе подбирались… — возразил он.
— Да ведь сама Наталья сказала, я за язык ее не тянула, — перебила его нетерпеливо жена.
— То-то, что сама. Наталья же говорит: «Спаси Христос Палычу, что в стыд не ввел», а выходит, сама стыдом хвалится, — заметил Матвей. — Хитры они. Забыла, как нас обхитрили?
— А ведь, пожалуй, и так, — промолвила Матрена, глядя растерянно на мужа. — Мне бы век не догадаться…
— Их порода змеиная, а ты человек простой. Не моги ни с кем про этот разговор баять, а особливо — с Прасковьей, да и не ходи пока к ней, — строго приказал муж.
Наталья прошаталась по селу до полудня, узнала, что Кирюшка поехал на двух лошадях, своей и Карповой, вместе с Родионом, что свадьба будет сразу, как вернется жених, и потом пошла к Карповым. Она была уверена, что Матрена уже побывала у кумы. Но к ним сходил сам Матвей и передал разговор Натальи Федору, а не Прасковье.
Федор рассмеялся.
— Опять к жене подбираются, думают обдурить и доносчика домашнего из нее сделать, — сказал он. — Пойдем потолкуем с Прасковьей. Незадолгим от Мурашевых кто-то придет. Знать, сама Наталья заделье найдет. Она у них штучка под стать свекру.
Когда мужики вошли в дом, Прасковья вместе с Аксютой навивали кросна и о чем-то задушевно разговаривали. Машутка разматывала клубки и тоже щебетала с ними.
— Здорово, кума! — сказал Матвей, снимая шапку. — Да ты тут с своими невестами целую ткацкую открыла. Видно, приданое готовишь?
— А как же, кум! Вернется Кирюша — честным пирком да и за свадебку. Пора! Давно парень хозяйку себе в дом ждет, — приветливо ответила Прасковья и, закончив намотку основы на вал, передала его Аксюте. — Хватит на седни, доченька!
Аксюта вместе с сестренкой подобрали клубки и ушли в свою комнату.
— Опять, Параня, Мурашевы тебя поймать хотят, — сообщил Федор и рассказал о хитром ходе Натальи. — Жди теперь в гости.
— Да я ей такой от ворот поворот сделаю! — вспылив, закричала Прасковья.