Первые шаги
Шрифт:
— Скорей зашей, чтобы незаметно было.
Девушка покачала головой — машинки-то у них нет, — но вдруг улыбнулась, проворно распустила весь подол и вновь аккуратно подшила петельным швом, будто так и было. Спрятав листки за пазуху, Кирилл вышел во двор к Федору.
Когда они возвратились, мать с дочерьми рассматривали пальто и шарф.
— Больно хороши подарки-то, Кирюша! Прямо не по-деревенски Окся нарядится, — радовалась Прасковья.
Машенька, завернувшись в шарф, кружилась по комнате. Аксюта молчала, но так посмотрела на Кирилла, что у парня голова
Скоро вся семья сидела за столом, и Кирилл оживленно рассказывал о поездке.
— Ну, Кирюша, приходи завтра со сватами. Теперь можно и свадьбу гулять. Начнем первые, — сказал Федор.
Кирилл и Аксюта переглянулись и смутились.
— Попрошу Родиона Андреича да Матвея Силыча сватами быть, — прошептал Кирилл.
Когда он уезжал домой, Аксюта, провожая, сказала:
— Приходи к нам вечерком.
— Ой, забыл совсем! — спохватился Кирюша. — Книжку ведь я тебе, Оксинька, привез. — И он вытащил из-за голенища поэму Некрасова. — Ее можно не прятать, а уж такая книжка! За дорогу я всю наизусть запомнил.
Аксюта взяла книжку, поцеловала его в щеку и бегом побежала в сени.
Кирилл долго стоял, прижав ладонь к щеке, словно оберегая первый поцелуй любимой девушки.
— Тятенька, смотри, что мне Кирюша дал! — радостно говорила Аксюта, вернувшись в избу.
Федор, взяв книгу в руки, сразу узнал ее.
— Читай, дочка, вслух читай. Здесь вся крестьянская жизнь описана, — сказал он дрогнувшим голосом.
Прасковья, забыв про дела, сидела подперев голову рукой, и жадно слушала голос дочери, чувствуя, что слезы на глазах выступают. Не пришлось самой крепостной быть, но от матери да свекрови знала она и ту жизнь. Слушая рассказ Матрены Тимофеевны и особенно последние слова:
Ключи от счастья женского, От нашей вольной волюшки, Заброшены, потеряны У бога самого! —Прасковья не выдержала и расплакалась.
— Ох, правду сказала, чистую правдушку! — причитала она сквозь слезы. — Что тогда, что теперь мало счастья бабы видят, век в неволе живут. И кто те ключи найдет, бог один знает…
Федор погладил жену по щеке.
— Полно, Параня, слезы-то лить! — ласково сказал он. — Придет время, все по-другому жить будем, не одни мужики свободу получат. За то и бьемся…
Внезапно он смолк и задумался, в серых глазах мелькнула лукавая усмешка.
— Паранюшка, иди к ироду-то, доложи, что Кирюша какую-то книжку привез, ты не знаешь, что за книга. Заморочь ему голову, — сказал он жене, и Прасковья, умывшись, пошла к Мурашевым, а Федор о чем-то вполголоса начал совещаться с Аксютой.
Выслушав Прасковью, Мурашев обрадовался: «Теперь-то поймают с поличным!»
— Гляди, что Палыч будет делать с книжкой-то, скажешь мне потом, а я приду завтра, побеседую с ним. Вместе убедим, чтоб плюнул на смутьянов, а тех само начальство уберет. Вот
После ее ухода Петр Андреевич зашел к Наталье. Похлопав ласково по плечу, приказал:
— Иди, Натальюшка, поторгуй! Съездить мне надо недалече. Завтра вернусь.
Наталья, вздрогнув при входе свекра — ребят никого нет, — успокоенно вздохнула и, бросив шитье, пошла в лавку. Вскоре Мурашев на лучшей паре коней мчался в город и в полночь уже стучался к Нехорошко.
— Василий Моисеевич! Приехал сегодня из Петропавловска будущий зять Карпова и привез книжку от тех. У него сейчас… — сообщил, задыхаясь. — Я скакал всю дорогу. Надо ехать.
Уездный начальник проявил большую энергию. Через час на свежих лошадях они с полицейским скакали обратно. Своих лошадей Петр Андреевич оставил у сына.
Но как ни спешили, а в Родионовку приехали к завтраку. Остановились у Мурашевых. Полицейский сбегал за старостой, и, захватив двух понятых, Нехорошко пошел к Карповым. Там их уже ждали. Вчера вечером Прасковья еще раз сбегала к Мурашевым.
— Натальюшка! Где Петр Андреевич? Надо мне его, — сказала она, поспешно входя в лавку.
— Он завтра вернется, Петровна. Куда-то недалечко уехал, — ответила Наталья.
Прасковья вернулась домой.
— Ну, мужики, держитесь! За начальством поехал доносчик наш, — сказал Федор. — Вы пораньше приходите завтра сватами. Будем ждать за столом, — продолжал он. — Глядите в глаза начальству с уважением, а мы с Кирюшей книжку покажем. Глядишь, набожный человек в дураках и останется.
Когда уездный и понятые вошли, принаряженные жених и невеста сидели в переднем углу, а вокруг них сваты, мать Кирилла и Прасковья с Федором. На столе виднелись тарелки с хлебом, мясом и пара наполовину пустых бутылок водки.
Федор вскочил и, притворяясь опьяневшим, низко кланялся и просил всех к столу.
— Дочку пропил, ваше благородие, — говорил он, наливая водку в стаканы.
Нехорошко, оставивший полицейского во дворе, чтобы кто не вышел, засмеялся в ответ на приглашение.
— Жених, говорят, вчера только вернулся. Подарки-то невесте богатые привез? — спросил он.
— И, батюшка, да еще какие! — совсем пьяно заговорила Прасковья. — Я вам сейчас покажу…
Она пошла в соседнюю комнату, за ней двинулся староста. Вернулись обратно быстро. Прасковья размахивала шарфом и пальто.
Уездный, удивленный спокойствием Карпова, вдруг усомнился в достоверности сообщения Мурашева. «Возможно, напутал старик», — подумал он и решил не круто начинать разговор. Сев на услужливо подвинутый Федором стул, он внимательно осмотрел пальто и шарф и даже похвалил.
— А книжечку какую тестю привез? — спросил, отдав вещи Прасковье, и впился глазами в Федора.
— Книжку привез хорошую. У меня, ваше благородие, не как у иных прочих, дочь-то грамотейка, читает, — с бахвальством сказал Федор. — Хотите, сейчас и вам прочитает стишки. Маша! — закричал он громко. — Принеси книжку, что Кирюша привез. Она там, на окне.