Первый после бога
Шрифт:
Сармиенто говорил об этом, стоя на пустынном берегу, у больших, окатанных морем камней, к которым причалили оба корабля, бриг и шлюп. Слушая его, Питер глядел на льдистые вершины, закрывавшие восточный небосклон, щурился от солнца и представлял, как сияет золото в пещере под завесой водопада. Двести тысяч фунтов! Понадобятся лошади и мулы, чтобы увезти такое богатство!
Он сказал об этом Сармиенто, но тот усмехнулся, заметив, что мулы в горах бесполезны. Разреженный воздух сьерры и скудные пастбища плохо подходят для мулов и лошадей, так что лучше взять полсотни лам и десяток опытных погонщиков. Потом добавил, что, быть может, им не придется лезть в горы и вести с собою целый караван. Возможно,
Пока они беседовали на такие темы, команда шлюпа спустилась на берег, а моряки «Амелии» начали переносить с корабля оружие, боеприпасы и продовольствие. Мартин Кинг, Белл, Пим и Айрленд были зачислены в отряд, который шел с капитаном; Хадсон, Палмер Джонс, Сазерленд и еще десяток надежных парней из прежней команды «Амелии» оставались с Батлером. Ватагу, нанятую в Порт-Ройяле, Шелтон разделил, отдав первому помощнику семерых менее буйных. Престон, Кейн и Дигби, три бывших каторжника, буканьеры Смарт и Нельсон и, конечно, Ник Макдональд отправятся в поход, а присматривать за ними будет Айрленд. Всего, считая Уильяка Уму, с капитаном шли сорок пять человек. Кузен Руперт не пожелал отправиться в экспедицию и тоже остался на судне – в ожидании, когда доставят набитые золотом сундуки и будет что пересчитывать. Кромби не соблазнял поход в пустыню, хотя до реки Писко, по расчетам дона Сармиенто, было всего пятнадцать миль. Отряду предстояло пересечь северную оконечность пустынных земель, потом пройти еще миль двадцать краем речной долины до индейского селения. К западу от него лежали земли вдовы Орельяна, за ними – поместье Сармиенто и, по обе стороны реки, владения его соседей-испанцев.
– Сколько их? – спросил Шелтон, наблюдая, как на палубу «Амелии» выносят бочки с порохом и наполняют им кожаные сумки. – Сколько этих энкомьендо в речной долине?
– Тридцать или сорок, и земли их тянутся до самого города, – ответил Сармиенто. – Но вам не стоит… – он усмехнулся, – не стоит наносить визиты всем и каждому, чтобы не наткнуться на драгун. В городе – полк, триста всадников, слишком много для ваших людей.
Капитан кивнул.
– Я помню и сделаю так, как мы договорились. Перебьем испанцев в Каниве, возьмем ценности у Орельяны и в двух-трех ближайших усадьбах, покинем берега реки, уйдем в горы и будем ждать вас с погонщиками и ламами. Надеюсь, счастливая невеста вас не задержит, дон Сармиенто. Я бы не хотел возвращаться к реке и навещать ее в вашем собственном доме.
– Не беспокойтесь, дон Шелтон, Соледад на редкость разумная женщина. Она понимает, что долг – прежде всего, особенно долг денежный. Я приеду с золотом, а если его не хватит, мы отправимся в Мачу-Пикчу. Соледад потерпит месяц, пока я не выполню обещанное. Мы с нею ждали дольше… Соледад! О, моя Соледад!
Метис прикрыл глаза, его щеки порозовели, а на лице появилось мечтательное выражение. Должно быть, он грезил о Соледад и ее поцелуях или о более веских свидетельствах любви, какие предъявляются ночами в темной спальне и мягкой постели. Питер Шелтон взглянул на него, хмыкнул, пожал плечами и отправился на корабль – проверить, все ли припасы сгрузили на берег.
Долина Писко. Октябрь 1685 года.
Четырнадцать градусов южной широты. Набег
– Часовой задремал, – произнес Мартин Кинг. – И тот, что на лугу, спит не таясь.
– Я вижу, – отозвался Шелтон.
Они лежали за кустами на краю недавно вскопанного поля – видимо, маисового. Отсюда можно было разглядеть все хижины, загоны и сараи индейской деревушки, сгрудившиеся в живописном беспорядке на речном берегу. Хижины казались небогатыми – сказать по правде, просто жалкими, и испанские солдаты
– Смарт, прикончи часового, – негромко промолвил капитан. – А ты, Нельсон, разберись с парнем при лошадях. Только аккуратнее, не перепугай табун.
Два буканьера, опытные охотники, поползли по земле, прячась за кустами и пожухлой травой: Нельсон – к лугу, Смарт – к крайней палатке лагеря. Там, опираясь на мушкет, маячил часовой, и его голова то и дело падала на грудь. Солдат, который стерег лошадей, храпел в траве у погасшего костра. Словом, караульная служба у дона Руиса была поставлена из рук вон плохо.
Край солнца только-только появился над горными вершинами, но света хватало, чтобы разглядеть селение и лагерь в подзорную трубу. Индейцы уже поднимались, кое-где начинали дымить очаги, но лагерь спал – солдатам не приходилось заботиться о пропитании. Две палатки слева, три справа, а между ними – капитанский шатер… В палатках, должно быть, по десять человек, решил Шелтон, чуть приподнялся и махнул рукой. Его люди, притаившиеся на краю маисового поля, зашевелились.
Часовой мешком свалился на землю, в его горле торчал нож. Тот, что стерег лошадей, внезапно булькнул и перестал храпеть. Скакуны вроде бы не встревожились – все так же пофыркивали и щипали травку.
– Вперед, – негромко сказал капитан.
Три с половиной дюжины бойцов, растянувшись цепочкой, зашагали к палаткам. Шли не скрываясь, в полный рост; все уже было предрешено, и черти в аду наверняка уже точили вилы и смазывали салом сковородки.
– Стой! – скомандовал Шелтон в десяти ярдах от палаток. – Поджечь фитили! Бросай и ложись!
Полетели гранаты. Грохот взрывов расколол утреннюю тишину, палатки охватило пламя, в деревне взвыли псы, закричали в ужасе люди. Кони на лугу с диким ржанием понеслись к реке, подальше от страшных звуков.
– Пим, Миллер и ты, Смарт, – на луг! – распорядился капитан. – Помогите Нельсону успокоить лошадей, они нам еще пригодятся. Остальные – за мной!
Вытащив пистолеты, он направился к лагерю. Крики, что доносились из деревушки, теперь заглушали хрип умирающих испанцев, стоны раненых и обожженных. Те, кто еще мог двигаться, выползали из объятых огнем палаток, бились в агонии на земле, звали товарищей, молили о помощи. Смрадные запахи горящей кожи, пороха, крови и фекалий насытили воздух, превращая стан испанцев в преисподнюю. Раны от пороховых зарядов были ужасны; кто сразу стал месивом костей и плоти, кто лишился конечностей, кто вопил, зажимая дыру в животе.
Загремели выстрелы. Прошло недолгое время, крики и стоны смолкли, и только мертвые тела да мерзкий запах напоминали о побоище. Сунув за пояс разряженные пистолеты, Шелтон подошел к палатке командира, вытащил клинок и откинул полусгоревшую ткань. Перед ним лежал человек с золотистой бородкой и того же оттенка усами; глаза у него были серые, немного выкаченные, полные губы приоткрыты, светлые волосы залиты кровью, сочившейся из огромной раны на виске. Он умер мгновенно – взрыв гранаты снес чуть ли не половину черепа.