Первый разведвзвод
Шрифт:
Не знаю, как бы кто, а я этого не мог стерпеть…
Потом нас судили. За драку. Судили Олег Звонцов и Славка Дергачев. Решили единогласно: наряд вне очереди.
Наряд вне очереди
Вот чудаки! И надо же дать такой наряд: подвозить горючее к тракторам, которые таскают комбайны, а те, в свою очередь, убирают люпин на силос. Это замечательная работа, и я предлагаю Феде:
— Давай еще раз подеремся!
Но Федя не хочет со мной разговаривать. Насунул кепку на глаза, отвернулся.
И я снова машу хворостиной. Лошадь мчится во весь опор. Так и хочется крикнуть Феде: «Устанавливай пулемет — разворачиваю тачанку!» Но белых нет, и фашисты давно побиты. И не «максим» на моей тачанке, а самая обыкновенная бочка. Да это полбеды. Беда, что Федя сегодня не поймет меня.
Когда подъезжаю к срубу тетки Аксиньи, приостанавливаюсь и двумя руками показываю Олегу «нос». Олег делает вид, что ничего не замечает. А дед Кузьма грозится кулаком: тише, мол, гони коня, ветрогон…
А все это дед Кузьма такой наряд вне очереди подсказал нашим судьям. Бригадир, значит, попросил его кого-нибудь из нас отпустить, а дед и говорит:
— Есть у нас, Архипыч, проштрафившиеся хлопцы. Пусть идут в твое распоряжение.
Хорош наряд! Жаль только, что мало ехать. Рядом с выгоном — зеленая стена люпина.
Трактор останавливается, машина, которая идет под хоботом комбайна, также тормозит. А зелень все еще сыплется из брезентового рукава в полный уже кузов.
Пока тракторист заливает горючее, я успеваю облазить и комбайн и трактор. Не знаю, как кому, а мне интересней на тракторе. Федя же залезает на комбайн. В кабине и он поместился бы, даже тракторист махнул ему рукой. А Федя будто не видел, примостился возле комбайнера. Ну и ладно. А мне-то что?
А может, и правда? Может, Микита Силивонец предатель? Сидел же где-то на севере. А туда, говорят, ни за что ни про что не загонят. И опять же: чего сторонишься людей, если ты ни в чем не виноват? А тут почти вся деревня — бывшие партизаны. Но тогда почему Микита не уезжает отсюда, чтобы не мозолить людям глаза?
— А может, попробуешь, а? — кричит мне на ухо тракторист.
Я смотрю на его загорелое, будто в солярке, лицо и не могу поверить. Разрешает мне ехать? Мне, Леньке Пальчикову?
Хватаюсь за руль… Баранка горячая и скользкая. Руки виляют то вверх, то вниз.
— Ровней, ровней! — кричит в самое ухо тракторист.
Я впиваюсь пальцами в баранку, и она слушается меня! Трактор слушается Леньку Пальчикова. Ура!
Оглянулся: в оконце кабины мелькнуло насупленное Федино лицо. Ага, завидуешь, то-то же.
А
— Ну, отдохни, — большие в мазуте руки ложатся рядом с моими. — Сможешь, парень. Сможешь!
Я улыбаюсь во весь рот. И вдруг:
— Человек! Челове-ек!
Это закричал я. Закричал не своим голосом.
Трактор дернулся раз — второй. Я полетел вперед, больно ударился головой. Когда же открыл глаза, увидел то же самое. Путь комбайна пересекала широкая полоса, и метрах в полутора от трактора лежал человек. Правда, теперь я видел эту полосу не впереди, а рядом — в открытую дверку.
Человек лежал лицом вниз, широко раскинув руки. Кисти прятались в зарослях люпина, и были видны лишь бугристые бицепсы. Такие бицепсы только у Микиты-кузнеца…
Тракторист, белый как полотно, пошатываясь, подошел к нему. Комбайнер тоже слез с сиденья и, путаясь ногами в люпине, пошел туда же.
Микита был пьян. Его долго тормошили, пока открыл глаза.
— Д-да т-ты, с-сволочь, что д-делаешь? — заикаясь, крикнул тракторист.
Микита повел осовелыми глазами, пробормотал:
— Всех… к черту! — и снова упал на землю.
Комбайнер схватил его за плечи, приподнял:
— П-посмотри-и!
Кузнец часто заморгал, уставился на комбайн, метнул взгляд на трактор и вдруг вскочил на ноги. В ту же секунду он стал как все: бледный, трясущийся.
— Г-гад т-ты п-печеный! — не выдержал тракторист и со всего размаха ударил Микиту по небритому лицу.
— Бей-те, бей-те, — жалобно заскулил Микита. — Так мне и надо… — И почему-то как подкошенный рухнул в люпин.
— Да что ты добро мнешь? — сказал комбайнер. Сказал не грозно, будто упрекнул…
Я не мог больше оставаться тут и тихо побрел в деревню. Вскоре меня догнал на лошади Федя Лебедев.
— Садись, командир, — криво усмехнулся он. — Случай необыкновенный…
Не глядя на него, я прошел мимо. Мне не хотелось с ним говорить.
Когда я подошел к Аксиньиному срубу, дед Кузьма покачал головой:
— Это же все из-за Наташки. Лида, дочка Микиты, мне жалилась. Просила, чтобы вы в свой садик приняли Наташку. Ну, а Микита напился. С горя напился…
Дед Кузьма слез с крыши и поковылял к кузнице.
Серьезное дело
Крышу закончили, и совсем не рады этому. И дед Кузьма не рад. Потому что тетка Аксинья сует и сует деньги. Мол, за работу.
— Да что ты, молодка, — отнекивается дед. — Мы просто так, с охоты взялись. Правда, хлопцы?
— Конечно!
— Нам нельзя брать деньги, — говорит Олег. — Потому что не по-тимуровски.
— А мне что делать? — разводит руками огорченная тетка Аксинья.