Песнь ветра

Гуляев Константин

– Я пошел.

2

Торов вырос на Луне. В трущобах русского сектора часто не хватало то еды, то воды, то тепла. Пронизывающий нутро холод, казалось, пустил стылый корень вдоль позвоночника и ворочался под кожей до сих пор. Но больше всего ему запомнилось вечное противостояние банд территориальных секторов. На Луне в условиях скудности снабжения все воевали. Со всеми. Всегда. Земля поначалу исправно снабжала Луну необходимыми материалами и продовольствием, но, когда грянул очередной общемировой экономический кризис, лунтикам пришлось надолго затянуть пояса. Потуже, до отмороженных позвонков.

И сейчас, глядя, как из зоны появления Хозяина во все стороны прыскает мелюзга – прыскает куда

угодно: на открытую местность, прямо на сверкающую чужую махину, свалившуюся с неба – он словно опять оказывался в своем тридцать шестом секторе, минус восемнадцатый этаж. Три дня не державший во рту ни крошки и понимающий: если он сейчас отсюда не испарится, то Рябой его снова возьмет в рабство. На очередную неделю. Если найдет… Это у них такие игры были: «кто не спрятался – я не виноват».

И предполагая, что Хозяин может читать если не мысли, то настроение, наиглавнейшую задачу капитан видел в укрощении не страха, не волнения, а ненависти. Казалось бы – ненависти детской, древней. Почти забытой – ан нет: сердце так колотилось в ребра, что не вздохнуть, в глазах пелена.

Все время, пока Торов собирался, он дышал. Между вдохами давал указания пилоту, думал, о чем угодно, только не о детстве. В основном, о Панченко: пилот психовал не на шутку, места не находил, не наделал бы глупостей.

Несколько раз вздохнув напоследок, капитан разблокировал дверь. Воздух пригоден для дыхания, все возможные прививки им сделали еще на орбите. Осталось договориться с местным хозяином, лишь бы тот не оказался дураком. Но это маловероятно. Весь предполагаемый разговор прокручен в голове с десяток раз, прикинуты все самые дикие и нелепые вероятности. Вперед. Дверь закрылась за его спиной.

Торов разблокировал трап и вышел. Чуть постоял, изучая окрестности и приближавшегося к катеру зверя, затем неспешно спустился и пошел навстречу. Планетарное тяготение мешало не сильно, сказывалась долгая подготовка и регулируемый биоэкзоскелет, с ним Торов давно сжился, с детства. Куда сильнее его волновала невыносимая ментальная тяжесть, навалившаяся на плечи и давящая все сильнее с каждым шагом.

Хозяин сам казался машиной – сотни три килограммов мышц, костей и сухожилий. Кошачья грация, волчья угрюмость. В глазах светился разум. Морда чуть вытянута, клыков, рогов и копыт не видно, круп гораздо ниже плеч, зато плечи шире. Не особо густая шерсть – она, похоже, умела менять цвет. По крайней мере, сейчас она такая же сизо-песочная, как камень под ногами. В целом… Ближе к кошачьим, нежели к обезьянам, что-то есть и от тех, и от других. И даже что-то от кенгуру, в форме задних лап. Правда, без хвоста, насколько Торов мог разглядеть с тридцати метров. Вероятно, прекрасно прыгает.

Однако, лапы звериные, массивные – без ярко выраженных пальцев. И передвигается на четырех конечностях. Но основной вес на задних. Не прыгает, идет скорее по-обезьяньи. Как же ты у нас так поумнел, хозяин леса? С роду не брав палку в руки… И что заставило тебя поумнеть?

И тут капитан вздрогнул – он уловил ответ. Не ответ на свои вопросы, а ответный импульс. Злой. Прежде всего злой, а уже потом вопросительный. Его можно было перевести: «кто такой и какого хрена надо?» Что же, логично. На Луне это являлось наиболее распространенным вопросом. М-да… опять про Луну. Что же, отвечать придется соответственно.

И он рявкнул в ответ. Беззвучно, мысленно. Разом вложив всю силу, а под своей силой он понимал и себя, и катер с хитрым интеллектуальным боезапасом, и свое оружие, и даже далекий корабль на орбите. Перевод мог быть таким: «Чего орешь, я в своем праве». Правда, вместо злости Торов попытался изобразить полнейшее спокойствие и уверенность в собственных силах. Без агрессии.

Зверь остановился. Покачался

секунду-другую из стороны в сторону, как кобра, и двинулся дальше. Силен, такого нахрапом не возьмешь. Губы Торова растянула зловещая полуулыбка. Что нам килопарсеки с галактиками, пыльные тропинки – он как в детство вернулся! Прекрасно они друг друга понимали, прекрасно. Без обиняков.

Капитан расправил плечи, осознал, что тоже стоит, как пригвожденный, и снова пошел вперед. Если дальше так пойдет, дело окончится дракой. Но пока он надеялся на более миролюбивый исход.

Они остановились одновременно метрах в десяти. Зверь, надо полагать, считал это расстояние оптимальным – или минимальным – для прыжка, да и Торов, случись ему стрелять, отсюда не промахнулся бы. С минуту они разглядывали один другого с неким зловещим интересом, затем Хозяин повторил свой вопрос куда менее агрессивно и значительно тише. Слабее. Тебе правда объяснить откуда я тут взялся? А поймешь?.. Торов демонстративно посмотрел на небо, пошарил глазами, выискивая хоть одну звезду и не нашел не одной. Солнечный свет и облачность – откуда тут звезды… Тогда он представил некие абстрактные звезды на ночном небе, помедлил и глянул в глаза зверю. Зверь заворчал, обнажив клыки, Торов перевел взгляд чуть выше его надбровных дуг. Какие мы нервные… Уши у собеседника отсутствовали, верхняя часть черепа мало отличалась от черепа крупного млекопитающего. Пока Хозяин обдумывал ответ, капитан задал свой вопрос, представив себя в ближайшем лесу и послав вопросительный импульс. Зверь снова заворчал, но не зло, а скорее раздраженно. То есть, надежда на визит оставалась.

Торов похлопал себя по груди и послал «Ник», присовокупив себя в качестве иллюстрации. Зверь либо не понял, либо не счел нужным представится. Напряженность в его позе пропала, но присаживаться он не спешил. Торов чувствовал, что злость и агрессия в транслируемом состоянии зверя уходят, зато накапливается раздражение. И накапливается быстро. Это сбило Торова с толку. Откуда раздражение-то? Как будто у них тут каждый месяц садится ракета и инопланетяне все как один хотят погулять по владениям местного царя зверей.

Тут с неба послышался еле слышный стрекот. Торов обмер. Дрон. Корабельный дрон спускался с небес, выискивая, надо полагать, получше ракурс съемки. Торов снова торопливо обрисовал свой визит в лес и снова послал вопросительный импульс. Интонация вопроса на сей раз была не «можно ли мне?», а «почему нельзя?» Зверь тут же напрягся и выдал громогласный львиный рык. Посмотрел он при этом на дрон, а не на капитана. Торов скосил глаза в небо и успел заметить стремительную тень зубастой птицы. Скрежетнул удар и между собеседников рухнул исковерканный дрон. Тут же от зверя пришел ответ, его можно было с большой натяжкой перевести: «вот почему». С натяжкой, так как бешенства в ответе было куда больше, чем информации.

Торов послал успокаивающий импульс: в дроне не было никакой угрозы. И тут зверь прыгнул. Молниеносно. Торов как в замедленной съемке увидел отрывающиеся от земли задние ноги зверя, его брюхо – и сеть, прилетевшую от катера и опутавшую Хозяина с ног до головы. Автоматика среагировала быстрее, чем люди. Катер находился метрах в тридцати, и для дальности его мер воздействия расстояния хватало с лихвой. Зверь рухнул, вызвав маленькое землетрясение. Он рычал и извивался, сеть глубоко врезалась в шкуру. Торов подскочил к спутанному пленнику, положил руку ему на череп и сосредоточился, посылая успокаивающий фон. Все, что он помнил хорошего, доброго, миролюбивого – пошло в ход. Безопасность. Безопасность… Зверь затих: поверил! – Торов вынул нож, разрезал основные веревки и медленно отошел. Когда расстояние снова достигло метров десяти, Торов остановился и выжидательно заложил руки за спину.