Песни

де Вентадорн Бернарт

Мария де Вентадорн и Ги д'Юссель [236]

Ужель, Ги д'Юссель, вы сполна… [237]

I. – Ужель, Ги д'Юссель, вы сполна Стихи отказались слагать? Вольны вы молчать, но вольна И я к вам в тенсоне воззвать! ⁵В деле любви вы немалый знаток — Этот знаток мне ответить бы мог: Есть ли для любящих общий закон, Донну и друга равняет ли он? II. – Хоть, донна Мария, должна ¹⁰Виола [238] моя отзвучать, Но раз вам тенсона нужна, Возьмусь я за пенье опять: Как бы у донны был род ни высок, Он для главенства в любви – не предлог! ¹⁵С донной, – отвечу вам, – друг уравнен, Если и в низкой он доле рожден. III. – Ги, вовсе не тем, что знатна, Должна она славу стяжать, А тем, что как донна, она ²⁰Нам может любовь даровать. Тот, кто по донне тоской изнемог, Должен прийти к ней с мольбой на порог, Чтобы любовью он был одарен Не потому, что он знатный барон. ²⁵IV. – Но, донна, одна сторона Не ниже другой ни на пядь: И донна, уж коль влюблена, Должна о любви умолять. В чем же тут другу от равенства прок: ³⁰Он ее славит, она же – молчок! Нет уж! Коль был ты в любви предпочтен, Значит, тобой и почет заслужён! V. – Ги, в чем тогда клятве цена? Зачем же колени склонять ³⁵И славить на все времена Владычицы разум и стать, После ж не помнить, чуть выдержав срок, Как он пред донной валялся у ног! Тот же и взял свою донну в полон, ⁴⁰Кто, как вассал, к ней ходил на поклон… VI. – Нет, донна! Коль та не склонна Его своим ровней считать, Зачем же любовь призвана Сердца воедино сливать? ⁴⁵Вот и тенсоны стал ясен итог. Донна – не донна, коль ей невдомек: Равенство любящих – высший закон, Только любовью и держится он.

236

Мария, из знатного рода Тюреннов, вышла замуж за Эбле V де Вентадорна, внука того властелина Вентадорна, в доме которого был так счастлив и так несчастлив Бернарт де Вентадорн, если верить его средневековым «биографам». Марию часто выбирали арбитром в тенсонах, ее воспевали поэты, в частности Гаусельм Файднт (годы творчества – 1185–1220), который был самым преданным

почитателем ее ума и красоты. Умерла она после 1225 г.

Ги д'Юссель делил с двумя братьями и кузеном власть над городом Юсселем (ныне Юссель-на-Сарзоне, в департаменте Коррез). Все четверо писали стихи. Надо думать, что феод приносил им не очень большие доходы. «У вас, – говорит братьям Гаусельм Файдит, – вместо серебряных чаш подаются любезные речи, вместо ржи и пшеницы – сирвентесы, а дорогие меха заменяются кансонами». Самым интересным из четверых был бесспорно Ги (от него дошло около 20 стихотворений), но он был человеком духовного звания, и, по словам «биографа», папский легат заставил его отказаться от поэзии. Умер Ги д'Юссель около 1225 г.

237

Р. – С. 295, 1; 194, 9. Эта тенсона (или партимен) – единственное известное нам произведение Марии де Вентадорн.

238

Виола– старинный струнный инструмент, которым широко пользовались трубадуры и жонглеры.

Пейроль

(годы творчества – 1180–1225) [239]

Я велел с недавних пор [240]

I. Я велел с недавних пор Сердцу своему молчать, Но Любовь со мною спор Не замедлила начать: ⁵– Друг Пейроль, решили, знать, Распрощаться вы со мной, Да и с песнею былой? Что ж, бесславный ждет удел Тех, кто сердцем охладел! ¹⁰II. – Ах, Любовь, на ваш укор Мне не трудно отвечать: Долго Донны светлый взор Я готов был воспевать, Но в награду мог стяжать ¹⁵Только боль обиды злой, — Дайте ж наконец покой! Я роптать на вас не смел, Но уж песни-то отпел! III. – Друг Пейроль! Сей разговор ²⁰Вам негоже затевать: Ведь, поверьте мне, не вздор — В жизни донну повстречать, Чтоб умела привечать Вас улыбкой молодой, ^2оИ веселой, и простой. Кто ж ей раньше славу пел? Видно, дар ваш оскудел! IV. – Все ж, Любовь, я на запор Должен сердце закрывать: ³⁰На Востоке стал позор Крестоносцам угрожать. Бога буду умолять: Пусть пред общею бедой [241] Пренебречь своей враждой ³⁵Королям бы он велел — И маркиз [242] бы преуспел! V. – Друг Пейроль, к чему задор? Турок и арабов рать, Верьте мне, любой напер ⁴⁰Будет долго отражать. Стен Давидовых [243] не взять! Да и не утихнет бой Королей между собой. А бароны! Кто и смел, ⁴⁵Тоже в распрях закоснел. VI. – Пусть дерутся меж собой, Но Дальфин [244] – совсем другой: Он, Любовь, для славных дел Вас бы позабыть умел. ⁵⁰VII. – Нет, без Донны дорогой Можно изойти тоской! Саладин [245] осточертел — Людям мил родной предел!

239

По сведениям средневекового «биографа», Пейроль был бедным рыцарем из одноименного замка во владениях Дальфина Альйернского (1169–1234), также баловавшегося стихами. Пейроль был приближенным Дальфина до тех пор, пока тот не заподозрил его в любовной связи со своей сестрой, знатной дамой, да к тому же состоявшей в браке. Изгнанный из замка Дальфина, Пейроль оказался без средств и стал жонглером. Пейроль был довольно плодовитым поэтом, оставив не менее 35 стихотворений.

240

Р. – С. 366, 29. Эта тенсона представляет собой воображаемый спор с Любовью, которая якобы уговаривает поэта забыть о политике и вернуться к любовным песням.

241

В январе 1188 г, французский король Филипп-Август и Генрих II Плантагенет обязались отправиться в крестовый поход, но через несколько месяцев вступили в вооруженный конфликт друг с другом.

242

Речь идет о Конраде Монферратском, который после падения Иерусалима, не дожидаясь помощи, вел борьбу с войсками мусульман.

243

Имеются в виду укрепления Иерусалима.

244

Дальфин– т. е. Дальфин Альвернский, покровитель поэта.

245

Саладин– султан Сирии и Египта, предводитель «неверных» в их борьбе с крестоносцами (в период третьего крестового похода).

Мой сеньор, сейчас вопрос [246]

I. – Мой сеньор, сейчас вопрос О двух доннах я задам, Что, допустим, милы вам И свежее майских роз, — ⁵Ту ль, кто без забот Сердце отдает, Вы б предпочитали? Ту ль, кто норовит Строгой быть на вид, ¹⁰Чтоб болтать не стали? II. – Мой Пейроль! Без мук, без слез Жить привольно, знаю сам. Неразумно все же нам Трусить толков и угроз. ¹⁵С милой мук не знать Хорошо, но глядь — Оба заскучали! А какая сласть — Наконец украсть ³⁰То, о чем мечтали. III. – Мой сеньор, хвалу вознес Я бы смелым сим словам, Если бы по временам В рощах не трещал мороз, ²⁵Не было вокруг Ни дождей, ни вьюг Там, где встречи ждали. Если ты продрог, Зря прождать свой срок — ³⁸Сладостно едва ли! IV – Мои Пейроль, ни стуж, ни гроз Не страшится, кто упрям, И наперекор ветрам Мужу он натянет нос. ³⁵Слаще нет побед: После тяжких бед, Что любви мешали, Ты всего достиг — И земных владык ⁴⁰Так не ублажали! V. – Эх, сеньор, ей-ей, Лучше без скорбей! Не люблю печали! VI. – Эй, Пейроль, ей-ей, ⁴⁵Хуже всех скорбей Счастье без печали!

246

Р. – С. 366, 30. Полагают, что в этой тенсоне (партимене) принимает участие и Дальфин Альвернский, однако это участие фиктивное, т. е. просто поэтический прием.

Гильем де Бергедан

(начало XIII в.) [247]

Ласточка, ты же мне спать не даешь [248]

I. – Ласточка, ты же мне спать не даешь — Хлопаешь крыльями, громко поешь! Донну свою, за Жирондой-рекою, Зря прозывал я Надеждой Живою, — ⁵Не до тебя мне! Что песенка эта Бедному сердцу, чья песенка спета! II. – Добрый сеньор! Вы послушайте все ж То, что давно мне сказать невтерпеж: К вам я ведь послана Донной самою: ¹⁰Будь, мол, я тоже касаткой ручною, Я бы слетала к нему на край света. Верен ли мне? Ведь ни слова привета! III. – Ласточка! Сколь же я был нехорош! Встретил ворчаньем, а ты мне несешь ¹⁰Радость нежданную с песней простою. Все же прости, хоть прощенья не стою. Милостью божьей да будешь согрета, Милая вестница счастья и света! IV. – Добрый сеньор! Где же силы найдешь ²⁰Донны ослушаться: всюду, мол, сплошь Ты побывай и, любою ценою, Другу напомни про данное мною — Перстень заветный, застежку колета И поцелуй в подкрепленье обета. ²⁵V. – Ласточка! Донне известно давно ж: Мне ненавистны измена и ложь! Но короля не оставлю – весною С ним на Тулузу идем мы войною. Я у Гаронны, в лугах ее где-то, ³⁰Насмерть сражаться готов без завета. VI. – Добрый сеньор! Храбреца не запрешь Даже у Донны в светелке. Ну что ж! Ладно, воюйте! Но не успокою Донну я вестью досадной такою! ³⁵Гневаться будет, – а перышки мне-то После отращивать целое лето…

247

По-видимому, поэт был каталонским рыцарем из окружения Педро II Арагонского. Сохранилось около 20 его стихотворений.

248

Р. – С. 210, 2а. Это фиктивная тенсона – разговор поэта с ласточкой. Стихотворение приписывалось также Фолькету де Марселья.

Гильем де Кабестань

(конец XII в.) [249]

Когда впервые вас я увидал… [250]

I. Когда впервые вас я увидал, То, благосклонным взглядом награжден, Я больше ничего не возжелал, Как вам служить – прекраснейшей из донн ⁵Вы, Донна, мне одна желанной стали. Ваш милый смех и глаз лучистый свет Меня забыть заставили весь свет. II. И голосом, звенящим, как кристалл, И прелестью бесед обворожен, ¹⁰С тех самых пор я ваш навеки стал, И ваша воля – для меня закон. Чтоб вам почет повсюду воздавали, Лишь вы одна – похвал моих предмет. Моей любви верней и глубже нет. ¹⁵III. Я к вам такой любовью воспылал, Что навсегда возможности лишен Любить других. Я их порой искал, Чтоб заглушить своей печали стон, Едва, однако, в памяти вы встали, ²⁰И я, в разгар веселья и бесед, Смолкаю, думой нежною согрет. IV. Не позабуду, как я отдавал Перед разлукой низкий вам поклон, — Одно словцо от вас я услыхал — ²⁵И в горе был надеждой окрылен. Как бы печали нас ни огорчали, Порою радость им идет вослед. Иль на нее наложите запрет? V. Снося обиду, я не унывал, ³⁰А веровал, любовью умудрен: Чем больше я страдал и тосковал, Тем больше буду вами награжден. Да, есть отрада и в самой печали… Когда, бывает, долго счастья нет, ³⁰Уменье ждать – вот весь его секрет. VI. Ах, если б другом вы меня назвали! Так затрепещет сердце вам в ответ, Что вмиг исчезнет всех страданий след.

249

Поэт прославился не столько своими стихами (их сохранилось только восемь), а совершенно романтической биографией. Гильем был рыцарем, родом из Кабестани (близ Перпиньяна). Знатный барон Раймон Руссильонский, сеньор поэта, рассказывает средневековый «биограф», догадавшись о любви своей жены к молодому человеку, приказал убить его, а сердце его велел зажарить и подать жене к столу. Ничего не подозревая, дама съела сердце своего возлюбленного. Когда же муж показал ей голову убитого, она заявила, что никогда не осквернит своих уст никакой другой едой, и покончила с собою, бросившись с балкона. По приказу короля арагонского убийца был заточен в тюрьму, а убитые похоронены. И долго еще рыцари окружающих областей «ежегодно отмечали годовщину их смерти, и все истинные вздыхатели и верные любовницы молились богу о спасении их душ». Эта трогательная легенда отразилась затем во многих литературных памятниках Средневековья.

250

Р. – С. 213, 6. Одна из самых знаменитых любовных кансон поэта.

Я сердцем таю… [251]

I. Я сердцем таю, Забыв весь мир порой, Воображаю Вас, Донна, пред собой. ⁵Стихи слагаю Я только вам одной, Изнемогаю, Томим своей мечтой. Как от любви бежать? ¹⁰Где б ни укрылся, глядь, Любовь уже опять Мной овладеть готова. Отверженный сурово, Вновь стану воспевать ¹⁵Ваш нрав, красу и стать. II. Я почитаю Любви завет святой, Не уступаю Я прихоти пустой, ²⁰О вас мечтаю, Не нужно мне другой. И счастье знаю, И одержим тоской. О, Донна, вам под стать ²⁵На свете не сыскать! Так мог ли вам давать Я клятвы суеслова! Нет, не забыть былого, И невозможно снять ³⁰С себя любви печать. III. Зачем другого Искать в чужих краях? Блеск жемчуговый В

смеющихся устах, ³⁵Груди шелковой Мерцанье при свечах — Все это снова Предстанет в светлых снах. (Коль так я б верен был ⁴⁰Царю небесных сил, Меня б он в рай пустил…) Всех донн других объятья За ваш поклон отдать я Немедля бы решил — ⁴⁵Так ласков он и мил. IV. Дня прожитого Не помню, чтоб во прах Не падал снова Пред вами я в мечтах. ⁵⁰Одно бы слово, Чтоб я по вас не чах! Огня б живого, Любви у вас в очах! Ужель за весь свой пыл ⁵⁵Ее не заслужил? А иначе бы жил — Немало, как собратья, Даров бы мог собрать я. О них я не тужил: ⁶⁰Ваш дар меня манил. V. Чтобы страдать я Не стал еще сильней, Чтоб мог стяжать я Награду стольких дней, ⁶⁵К вам шлю заклятье — Мольбу любви моей. Пусть без изъятья Вы всех вокруг щедрей, Но, Донна, буду рад ⁷⁰Одной лишь из наград, Она мне во сто крат Других даров дороже А коль желанья тоже И вас ко мне стремят, ⁷⁵Блаженству нет преград! VI. Могу ль не знать я, Кто в мире всех милей! Могу воздать я И славу только ей. ⁸⁰Лицеприятья Нет в похвале моей. Нет вероятья, Чтоб стал я холодней. Дары волхвов [252] назад ⁸⁵Я все верну подряд — Пусть только подарят Мне дар, ни с чем не схожий: Пусть, этой нежной кожи Впивая аромат, ⁹⁰Уста мои горят! VII. Касаясь нежной кожи И поцелуи множа, О милая, чего же Уста не посулят — ⁹⁵И правду возвестят! VIII. Раймонд! [253] Ну до чего же Я духом стал богат, Вкусив любви услад!

251

Р.-С. 213, 5.

252

Золото, ладан и миро (благовонное масло), по евангельской легенде принесенное тремя восточными мудрецами, чтобы почтить новорожденного Христа.

253

Раймонд– друг или покровитель поэта.

Пейре Карденаль

(1225–1272) [254]

Ну вот! Свободу я обрел [255]

I. Ну вот! Свободу я обрел. Способен снова есть и спать, И мне не страшен произвол Страстей любовных, и не знать ⁵Отныне мне мученья. С себя я сбросил гнет забот: Хоть писем мне никто не шлет, Не чувствую томленья. С игрою в кости кончен счет! ¹⁰Не все продул – и то везет! II. Я новой радостью расцвел: Не стал изменниц обличать И вспоминать обид укол, На гнев мужей негодовать, ¹⁵Метаться в исступленье, Скорбеть, что годы напролет Любовь мне счастья не несет, Что стал с тоски как тень я. Нет! Искренность душа блюдет. ²⁰И в том – свобода из свобод. III. Я ворох слов пустых отмел, Что лучшей донны не сыскать, Что свет еще не произвел Других красавиц ей под стать. ²⁵Не плачу ночь и день я, Твердя, что рабство не гнетет И мне всего наперечет Милей сей цепи звенья. Пусть донны знают наперед, ³⁰Что это все – наоборот. IV. Да тем, кто в плен к любви пошел, Ужель наград пристало ждать? Народный присудил глагол Лишь победителей венчать. ³⁵Кто знал страстей волненье, Желаний буйный хоровод, Но их смирил, – уж верно, тот Достойней восхищенья, Чем лучший между воевод, ⁴⁰Что замки сотнями берет. V. Противно свой позорить пол — Метаться, млеть, молить, мечтать: Кто все к слащавым стонам свел, Тех надобно гадливо гнать! ⁴⁵Я не меняю мненья: Тем честь, кто честь за чушь не чтет! Стрела любви стремит свой лет Лишь в сердце, чье стремленье К восторгу высшему ведет. ⁵⁰К достойным должный дар дойдет. VI. Не вздор, не вожделенье Меня к возлюбленной влечет, А величавой воли взлет.

254

Пейре Карденаль не был современником Вентадорна; более того, по своему поэтическому темпераменту он резко противостоял любовным песням Бернарта. Автор 70 стихотворений, Карденаль был самым крупным сатирическим поэтом Прованса, обличавшим в своих пламенных сирвентесах церковников, вельмож и «дурных богачей». Родился Пейре Карденаль в Пюи, главном центре средневекового Велэ (в настоящее время департамент Верхняя Луара). По утверждению «биографа», вначале был клириком, а затем «прельстился тщетой мира сего» и стал трубадуром.

255

Р. – С. 335, 7. Это одна из немногих любовных песен поэта-сатирика. В кансоне с насмешкой перечисляются описания психологических переживаний влюбленного, превратившихся в расхожие штампы.

Аймерик де Пегильян

(годы творчества – 1195–1230) [256]

В моей любви – поэзии исток [257]

I. В моей любви – поэзии исток Чтоб песни петь, любовь важнее знанья, — Через любовь я все постигнуть мог, Но дорогой ценой – ценой страданья. ⁵Предательски улыбкой растревожа, Влекла меня любовь, лишь муки множа. Сулили мне уста свое тепло, Что на сердце мне холодом легло. II. Хоть жалость и не ставится в упрек, ¹⁰Но не могу сдержать свое роптанье: Ведь не любя жалеть – какой тут прок? Чем медленней, тем горше расставанье. Нет, в жалости искать утех негоже, Когда любовь готовит смерти ложе. ¹⁵Так убивай, любовь, куда ни шло, Но не тяни – уж это слишком зло! III. Смерть жестока, но более жесток Удел того, кто жив без упованья. Как грустно брать воздержности урок ²⁰Из милых уст, расцветших для лобзанья! За счастья миг я все бы отдал, боже, Чтоб жизнь опять на жизнь была похожа (Лишь сердце бы сомнение не жгло, Что пошутить ей в голову пришло). ²⁵IV. Меня в беду не Донны нрав вовлёк, — Сам виноват! Я сам храню молчанье, Как будто бы, дав гордости зарок, О днях былых прогнал воспоминанье. Меж тем любовь одна мне в сердце вхожа, ³⁰В нем помыслы другие уничтожа. Безумен я – немею, как назло, Когда молчать до боли тяжело! V. Она добра, и дух ее высок, Я не видал прекраснее созданья, ³⁵И прочих донн блистательный кружок С ней выдержать не в силах состязанья. Она умна не меньше, чем пригожа, Но не поймет меня по вздохам все же, — Так что ж тогда узнать бы помогло, ⁴⁰Как властно к ней мне душу повлекло? VI. Но я судьбой еще наказан строже, С той разлучен, что мне всего дороже. Ах, и в тоске мне стало бы светло, Лишь бы взглянуть на светлое чело! ⁴⁵VII. И в Арагон шлю эту песню тоже. Король, вы мне опора и надежа, Да ваших дел столь выросло число, Что в песню бы вместиться не могло.

256

Поэт родился в Тулузе, в семье торговца сукнами. По утверждению «биографа», он влюбился в соседку, жену тулузского горожанина, «и эта любовь научила его поэзии, так что он написал много хороших кансон». Поссорившись с мужем возлюбленной, поэт нанес ему рану мечом и вынужден был уйти в изгнание. Пользовался покровительством Раймона V Тулузского, Гастона VI Беарнского, Педро II Арагонского, семейств д'Эсте и Маласпина в Италии. Плодовитый поэт, он оставил не менее 50 стихотворений, в основном кансон.

257

Р. – С. 10, 20. Судя по торнаде кансоны, стихотворение создано в угоду патрону поэта королю Педро II Арагонскому.

Зря – воевать против власти Любви! [258]

I. Зря – воевать против власти Любви! Если в войне и победа видна, бее же сперва нас измучит война. Лучше на бой ты Любовь не зови. ⁵Войны несут – их жестоки повадки — Мало добра, а страданья – в достатке. Мучит тоскою Любви маета, Но и тоска так светла и чиста! II. Счастлив, кто знал даже скорби Любви, — ¹⁰Скорби глубоки, но счастье без дна! Радость утех над тоской взнесена, Стоны глушит ликованье в крови. Что же скрывать? Не играю я в прятки: Мучит Любовь, но мученья нам сладки. ¹⁵Вот почему, хоть мечта и пуста, Нам дорога и такая мечта. III. Не сосчитать всех даяний Любви! Речь дурака стала смысла полна, А в подлеце снова честь рождена, ²⁰Злой подобрел – хоть святым объяви, Скаредный – щедр, и мерзавцы не гадки, Скромен гордец, робкий – смел без оглядки. Жизнь не собой лишь одной занята, С жизнью другой воедино слита. ²⁵IV. Верно, не зря послужил я Любви (Впрочем, теперь поскупее она!): Чести закон я усвоил сполна, — Ну-ка, ты честь без Любви наживи! Были во мне и дурные задатки, — ³⁰Но позабыл я былые ухватки. Стала близка мне и слов красота, Песню Любовь мне вложила в уста. V. Донна! И вам, и высокой Любви В песне хвала неспроста воздана. ³⁵Что я без вас? Вами песня сильна — Значит, певец, благодарность яви! Мысли, слова в благозвучном порядке Ваши хранят на себе отпечатки (Ваша ко мне возрастет доброта — ⁴⁰Будет хвала выше звезд поднята). VI. Песня, плыви, восхваленьем Любви, Прямо к тому, кем германцев страна Прежде всех стран и горда и славна, — К Фридриху ты, моя песня, плыви! [259] ⁴⁵Щедр он, могуч, смел в атаке и схватке, Да и в любви – благородной он складки. Пусть суетой занята мелкота, Подвиги славные не суета. VII. Донна! Тут хитрой не нужно догадки! ⁵⁰Ночью и днем я горю в лихорадке. В вашей красе – всех красот полнота. Здесь я навек! И разгадка проста…

258

Р. – С. 10, 25. Кансона, сохранившаяся в большом числе списков и, следовательно, в свое время очень популярная, приписывалась также Рамбауту де Вакейрасу.

259

Фридрих II Гогенштауфен (род. в 1194 г., с 1211 г. – король, с 1220 г. – германский император, умер в 1250 г.). Трубадуры хорошо знали Фридриха, который почти всю жизнь провел в Италии, уделяя внимание главным образом своим итальянским владениям. Многие провансальские поэты видели в нем идеального правителя, способного обуздать феодальную анархию. О Фридрихе, как известно, неоднократно высоко отзывался и Данте.

Аймерик де Пегильян и Эльяс д'Юссель [260]

Эльяс, ну как себя держать… [261]

I. – Эльяс, ну как себя держать С той, без кого мне счастья нет? Она взяла с меня обет — Когда с ней буду возлежать, ⁵Желанья пылкие сдержать, А лишь прижаться потесней Да тихо целоваться с ней, — И вот позволила прийти! Могу ль обет не соблюсти? ¹⁰II. – Что ж, Аймерик, тут рассуждать! Вам случай упускать не след. Ведь вы, мой друг, не старый дед — Как можно с донной лечь в кровать И наслажденья не урвать! ¹⁵Нет, не такой я дуралей: Любовь обетов всех сильней. А клятва станет на пути — Нарушу, господи прости! III. – Эльяс, ведь я не плут, не тать. ²⁰Даете вы дурной совет, — Повергнет он в пучину бед! Тем, кто готов ему внимать, Любви вовеки не понять. А клятве изменив своей, ²⁵Ни в Донне, ни в царе царей Мне милосердья не найти. Нет, против клятвы не пойти! IV. – Но, Аймерик, зачем опять Нести бессмыслицу и бред! ³⁰Какой же в этом будет вред — Свою красавицу ласкать И невзначай добычу взять? Потом, изволь, хоть слезы лей, Плыви за тридевять морей, — ³⁵Святую землю посети И отпущенье обрети.

260

Эльяс д'Юссель был братом Ги д'Юсселя (см. выше); он писал в основном тенсоны (четыре из них – со своим братом Ги) и коблы, которыми он обменивался с Гаусельмом Файдитом (всего от Эльяса сохранилось семь стихотворений).

261

Р. – С. 10, 37; 136, 5. Это единственная тенсона Эльяса, обращенная не к родственнику.