Песня ветра. Ветер перемен
Шрифт:
– Вот, так теплее будет, - негромко проговорила она.
– А ты? – на нее поднялись два огромных серых глаза, полных такой заботы, что в груди снова потеплело. На носу у Лиары было пятно мокрой земли, как и на лбу и щеках. Не удержавшись, Рада улыбнулась и осторожно стерла пальцем грязь с кончика ее носа.
– Я сейчас переоденусь в теплое. Да и у тебя еще есть запасная одежда, поддень ее, чтобы теплее было. А плащ себе оставь, погрейся.
На то, чтобы собраться в дорогу, у них ушло еще несколько минут. Алеор все это время нетерпеливо топтался рядом, то и дело зыркая на постояльцев сгоревшей гостиницы, которые наконец-то прекратили метаться и собрались в стороне от здания, уныло наблюдая за тем, как полыхает кровля, а
Рада с наслаждением натянула на себя свою обычную одежду из тонкой шерсти, сверху надела теплую куртку, простеганную в несколько слоев изнутри, чтобы не пробирал до костей осенний ветер. Эту одежду она привезла с собой еще с Севера, и никакой золотой вышивки на ней не было: только черная добротная шерсть и ничего больше. И это было правильно: золотые кони дома Тан’Элиан остались далеко за спиной вместе со всей ее жизнью, которая теперь казалась такой отдаленной, будто и не неделя прошла. Как ты там, сынок? Тревога на сердце так никуда и не ушла, оставшись смутным воспоминанием где-то на грани ее сознания. Она непроизвольно оглянулась на восток, туда, откуда они с таким упорством уезжали все это время. Я обещаю тебе, что приеду за тобой. Я обязательно приеду за тобой, как только разберусь с теми, кто преследует меня. Грозар Громовержец, пусть беда уйдет за мной и не коснется моих детей!
У Улыбашки с собой ни вещей, ни запасной одежды не было, поэтому опять возникла заминка. С грехом пополам им удалось натянуть на ее объемистые бедра старые потертые штаны из тех, что брал с собой для маскировки Алеор, а вот никакой рубашки или даже куртки ей по плечам не оказалось. Потому гномиха, ворча и понося спутников, Гончих и осень на чем свет стоит, обмоталась целиком в запасной плащ Алеора, став при этом абсолютно круглой. Из-под этой кучи черной шерсти торчали только ее голые ноги с короткими растопыренными пальцами, которые гномиха то и дело поджимала от холода.
Рада и сама уныло повозила голыми пальцами в холодной липкой грязи под ногами. Естественно, тащить с собой запасные сапоги никому и в голову не пришло, а это означало, что босиком ей ехать до ближайшей более-менее крупной деревни. Одно было хорошо: лес почти закончился, а вместе с ним и владения Латра, что означало, что следующая деревня не так уж и далеко. Однако до нее еще нужно было доехать, а ночи с каждым днем становились все холоднее, да и дождь то и дело накрапывал с неба, неся с собой пробирающий до костей ветер.
Когда, наконец, со всеми одеваниями, оханьями, жалобами и подтягиваниями стремян для Улыбашки было покончено, и они с грехом пополам водрузили оказавшуюся почти что каменно-тяжелой гномиху на спину моментально просевшей под ее весом гнедой кобылы, Рада смогла вздохнуть спокойно и сама взобралась в седло. Поморщившись, когда ледяные стремена коснулись голых пяток, она свесилась с высокой спины черного жеребца и подала руку Лиаре:
– Давай, искорка, залезай. Со мной поедешь.
Спорить Лиара не стала, да и выглядела она так, словно сил у нее на это не было. Все это время девочка стояла, привалившись к черному боку Злыдня и прикрыв глаза, и вид у нее был такой, будто она прямо сейчас свалится на землю без чувств. Когда ее маленькая ладошка оказалась у Рады в руке, Черному Ветру пришлось практически втаскивать ее в седло. Оказавшись верхом, Лиара сразу же привалилась к ней, с глубоким вздохом устроив голову у Рады на груди и затихнув. Руки ее висели как плети, и сердце вновь сжалось от жалости.
– Ничего, - тихонько прошептала Рада, обнимая ее и перехватывая поводья так, чтобы Лиара оказалась в кольце ее рук. – Ты отдыхай и ни о чем не думай. Я тебя удержу.
– Я знаю, - едва слышно прошелестел голос искорки, и в нем было столько доверия и тепла, что Раду на миг со всех сторон обнял теплый весенний вечер.
– Так, все готовы? – Алеор единственный стоял у своего жеребца, не торопясь вскарабкаться ему
– Все, - проворчала Улыбашка. – Только скотина эта подо мной и двух миль не протянет, это и ежу ясно.
– Улыбашка, прекращай брюзжать! И без тебя тошно! – поморщился Алеор и отпустил поводья. – А теперь закройте все рты и не двигайтесь. Мне надо сделать кое-что.
– И что же ты собрался делать, древолюб? – хмуро глянула на него гномиха. – Хочешь еще немного времени провести в этом прекрасном месте и полюбоваться его красотами?
– Хочу сделать так, чтобы Гончие нас не нашли. – Алеор отвернулся от них и отошел в сторону.
Поверх кучерявого затылка Лиары Рада с интересом взглянула на то, что делал эльф. Она понятия не имела, что же он задумал, но чувствовала, что на этот раз Алеор собрался задействовать какие-то силы из тех, о которых она не знала. Этот эльф таил в себе множество сюрпризов, недаром же уже больше тысячи лет о нем без конца сочиняли песни и складывали легенды.
Алеор выпрямился, встряхнул плечами, словно разминая руки, и вытащил свой меч. Рада прищурилась, глядя на то, как дымится в темноте черная сталь, будто клинок был ледяным. Если гномиха не лгала насчет сделки Алеора с Фриззом Гранитным Кулаком, то в этом клинке была заключена какая-то неведомая гномья сила, и это объясняло, почему Алеор так дорожил своим мечом и глаз с него не спускал все это время, держа как можно ближе к себе.
Эльф осторожно провел ладонью вдоль дымящейся стали, прикрыл глаза и что-то тихонько забормотал над мечом. Язык, на котором он говорил, был Раде непонятен, но напоминал глухое шмелиное гудение или отдаленный рокот моря. Рядом громко охнула Улыбашка, и Рада взглянула на ее округлившиеся от удивления глаза. Впрочем, больше гномиха не издала ни звука, лишь глядя на Алеора так, будто видела его в первый раз.
А голос эльфа крепчал, набираясь силы, становясь все громче и громче. Рада почувствовала что-то странное: словно ветра улеглись вокруг них, словно весь мир прислушивался к этой странной, заунывной, рокочущей песне то ли волн, то ли земных глубин. Тягучие звуки наполняли ночь, и в голосе Алеора оставалось все меньше и меньше от его привычного тембра. Он тоже становился все более рычащим, гулким, тяжелым, и на миг у Рады перед глазами помутилось. Всего на один удар сердца она увидела, как от земли к клинку эльфа поднимается что-то черное, дрожащее, едва видимое в темноте, но при этом выделяющееся на фоне ночного воздуха. Толстые, дрожащие жгуты, чистая энергия, заплетающаяся вокруг клинка, который сам по себе начал тихо гудеть и раскаляться изнутри чернильно-черным сиянием. Голос эльфа стал еще громче, заревел растревоженными ветрами зимы, загрохотал по узким ущельям камнепадами, а потом он резко дернул лезвие, разрывая острым краем свою ладонь, и в грязь под его ногами хлынули рубиновые капли крови. На глазах Рады жгуты энергий, идущие от земли, жадно присосались к этим каплям, похожие сейчас на больших пиявок, впитали их, поглотили и расползлись под ногами Алеора пятном ночного мрака.
Он поднял глаза и направился к ним, и лицо его было сосредоточенным, словно все мышцы окаменели. Рада еще никогда не видела у него выражения такой концентрации, эльф боролся с чем-то невидимым прямо сейчас, сражался изо всех сил, и даже невооруженным глазом было видно, как тяжело это ему дается.
– Кровь, - сквозь зубы проскрежетал он, подойдя к Раде и протягивая ей лезвие меча.
Вокруг Алеора распространялось какое-то странное, дрожащее марево, сгущенная атмосфера, такая тугая, что Злыдень зафыркал и затанцевал на месте, выкатывая глаза и прядая ушами. Удерживая его одной рукой, Рада зубами стянула перетягивающие ее изрезанное запястье повязки и протянула ладонь эльфу. От напряжения драки глубокие порезы разошлись, и на ладони выступила кровь. Меч, что коснулся ее, был леденяще острым, и по телу пробежала искристая молния, заставив Раду вздрогнуть в седле и чуть не выпустить поводья.