Песочный трон
Шрифт:
— А ты — радужной пылью… — не остался в долгу Исгар.
Чем ничуть не смутил герцогиню де Смиле.
— Как умеем, Ис. Как умеем, — сказала она, доставая из шкатулки с драгоценностями маленькую серебряную коробочку.
Исгар знал, что сейчас будет, потому вытряхнул пепел и остатки табака прямо за окно и вскочил, отыскивая рубашку и сапоги.
— Бежишь? — хмыкнула Зерви. — Беги, Ис. Но от себя-то не убежишь. Я вижу. Другие видят. И сколько бы ты ни прятался, не спрячешься от самого себя.
— Радужная пыль сведёт тебя с ума, — сказал Исгар, глядя, как она рассыпает два разноцветных коротких ручейка на столе.
— Я и
Исгар вздохнул, не решаясь солгать ей и в этот раз. Даже не пытаясь разубедить её. Зервина не глупа, чтобы поверить словам. И слишком горда, чтобы терпеть жалость.
— Но ладно я, Ис. Ты — почему терпишь всё это? Почему не боролся за неё тогда? Почему не просил короля отдать её тебе, а не этому… даже слова сложно подобрать. Пусть будет просто сен Фольи. У тебя не меньше заслуг перед троном, если не больше.
И что было ответить? То, что слишком много «но»?!..
— Совершенно тебя не понимаю, — повторил он, натянуто улыбнувшись.
— Ну и ладно, — не стала спорить герцогиня Смиле. — Тогда я могу строить догадки. Совершенно не имеющие ничего общего с реальностью, — уточнила она, взмахнув короткой тонкой трубочкой. — Ты испугался монаршего гнева? Не поверю, даже если ты сам это станешь утверждать. Ты решил, что так будет лучше для неё? Тоже маловероятно. А может, ты испугался, что она не ответит на твои чувства? Что возненавидит тебя, возьми ты её, едва голова её дорогого Роневана отделилась от тела? — и улыбнулась, проследив за реакцией де Кильна. — А может быть, ещё что-то? Или всё вместе? Хотя — какая мне разница… Будь мы, как раньше, подругами, я бы советовала тебе сгрести её в охапку и увезти подальше. Лучше в Талливию или Хостию. Да я бы предпочла стать изгнанницей, отверженкой, но быть любимой, Ис! Но… мне совершенно безразлично то, что она стала игрушкой в руках жестокого чудовища, которое унижало и избивало её до полусмерти два с лишним года.
Зервина ухмыльнулась, проследив за тем, как побелел Исгар. Как полыхнула ярость и жажда мести в его глазах. И, вдохнув разноцветный порошок через трубочку, прикрыла глаза.
— Но мне совершенно всё равно… Абсолютно безразлично, что от милой девочки с чистым сердцем и детской наивностью в глазах ничего не осталось. Наплевать, что та женщина, которая прибыла ко двору — такая же, как мы все. Как и тебе, полагаю, если ты не хочешь ничем ей помочь. Хотя ещё минуту назад ты мог соврать мне или себе, утверждая, что ничего не знал. И может, ты даже не соврал бы, действительно не подозревая, что творится в стенах Байе. Но что ты сделаешь сейчас? Узнав, что сиятельную герцогиню де Байе, прекрасное создание, к которому ты так и не решился подступиться ни тогда, прикрывая свое малодушие дружбой с Роневаном, ни теперь, всё это время…
— Хватит! — рявкнул Исгар так, что Зерви поморщилась. — Это не может быть правдой! Он…
— Не посмел бы? Ты и правда так наивен? Он терпеть не мог Рона. Да и вся высшая знать вызывает в нём только глухую злость и чувство собственной малозначимости. И ты действительно веришь, что он не выместил бы всё это на своей жене? Из-за которой его к тому же отлучили от двора. Ты не так глуп,
Зрачки Зерви стремительно увеличивались, а речь становилась тягучей, словно время для неё текло всё медленней.
— Но ты можешь за всё ему отомстить. За ту, что так и не отпустила тебя. Даже несмотря на все жаркие и страстные объятья, которыми тебя встречает каждая девица, к которой ты соизволишь прийти… но не она… все они — не она… — пробормотала она на грани между реальностью и видениями, посланными радужной пылью. — Я бы помогла тебе…
Исгар не стал слушать её бормотание и дальше. Поднял, наконец, рубашку и натянул сапоги, всё так же наблюдая за откинувшей голову на спинку кресла любовницей. Смотрел, как расширяются её зрачки, поглощая радужку, а после и белки. Как пробегают по ним цветные разводы, подобные тем, что бывают на мыльных пузырях. И с сожалением поджимал губы. Да, каждый глушил боль по-своему. И Зерви выбрала не лучший способ.
Он подхватил её на руки и уложил в постель, ещё хранившую запахи и следы того, что происходило здесь ночью. Накрыл одеялом и чмокнул в висок, словно прося прощения.
После отодвинул гобелен и потянул за настенный подсвечник, открывая тайный переход. И, даже не оглянувшись, скрылся в его темноте.
В груди Исгара де Кильна клокотала ярость, с которой он не смог бы справиться сейчас.
Слова Зервины раз за разом прокручивались в голове. Эхом шагов били по ушам. Вырывали глухое рычание из горла. Он готов был разорвать сен Фольи голыми руками, попадись он ему сейчас. И сделал бы это, если бы…
Исгар вздохнул, остановился и сел прямо на холодный сырой камень. Прислонился к стене разгорячённой спиной.
Зерви всегда умела зацепить за живое. Но раньше она не позволяла себе подобного по отношению к нему.
«Правда — режет больнее и точнее самого острого клинка!» — смеялась она, выбирая себе очередную жертву из придворных.
Но Исгар даже не подозревал, сколько истины в этих словах… Зерви всегда была проницательной. Всегда знала, куда нанести удар, и совершенно точно рассчитывала силу, сбивая с ног, оглушая, но не убивая. Вот теперь досталось и ему. Ревность. А всё потому, что три дня тому видела его и Эрвианну в саду.
Эрри. Если бы он только знал…
Но никто и словом не обмолвился. Никто ничего ему не рассказал, страшась, что он совершит необдуманный поступок. Нарушит клятву…
И сейчас он был как никогда близок к этому.
Пришлось обратиться мыслями к событиям двухлетней давности, чтобы вернуть себе способность трезво мыслить.
Вспомнить битву под Валье и клятву, что связала ему руки.
Исгар резко и глубоко вдохнул сквозь зубы. После ещё… и ещё.
Снова он вызывал в памяти тот проклятый Великими день. Но вспомнилось почему-то совершенно другое…
Десятью годами ранее…
— Ты бы видел её, Ис. Прекрасней девушки я не встречал, — восхищённо говорил Роневан, пьяно опираясь на Исгара. — Честно, я даже не подумал бы, что из той милой девочки вырастет такая красавица.
Исгар рассмеялся, помогая другу не свалиться с ног.
Летняя ночь дышала сырой прохладой. Пахла рогделией и немного тиной Тезвы. Светила круглым блюдцем бледной луны и пела голосами цикад. Ворчала голосами пьяниц и бездомных в тёмных проулках. Взрывалась смехом дешёвых продажных женщин, что промышляли здесь только в это предрассветное время, когда сменившиеся стражи спешили снять напряжение. Прятала в своих объятьях городское ворьё.