Петербургское действо

Салиас-де-Турнемир Евгений Андреевич

— Вотъ какъ? Почему-жъ, господинъ-нелюдимъ?

— Я только очень недавно пріхалъ въ столицу поступить на службу. A родни у меня здсь нтъ. Прежде у меня была родственница въ Петербург, Мавра Егоровна Шувалова, пріятельница покойной государыни. Она была рожденная Шепелева, и мое имя тоже Шепелевъ. A теперь я ни души не знаю и мы, врно вамъ сказываю, нигд повстрчаться п можемъ.

Шепелевъ замолчалъ, а офицеръ пристально смотрлъ на него своими красивыми глазами и будто раздумывалъ о чемъ-то. Этотъ юноша рядовой, совершенная противоположность

его самого, т. е. блокурый и голубоглазый красавецъ, очевидно, теперь привлекъ вниманіе черноброваго офицера.

— Неужели вы во всей столиц совершенно никого не знаете?

— Ни единаго человка изъ чужихъ. Только дядя Квасовъ, у котораго я живу, да одинъ рядовой нашего полка, съ которымъ познакомился на дняхъ, а больше ни души не знаю.

— Вы и живете у этого дяди? Какъ вы сказали имя?

— Квасовъ. У него и живу.

— Гд?

— На квартир около ротнаго двора… Ахъ еще есть! ахнулъ вдругъ Шепелевъ. — Невста моя…. ея семейство.

— Вотъ какъ! вымолвилъ, звонко разсмявшись, офицеръ. Про невсту и забыли. И, не спуская глазъ съ лица Шепелева, онъ снова будто задумался вдругъ объ чемъ-то внезапно пришедшемъ на умъ.

Но тотчасъ прійдя въ себя, онъ выговорилъ:

— Ну, Степанъ, ступай домой! Прощайте, господинъ женихъ. Помните вашу спасительницу отъ грабителей.

Сани тронулись, Шепелевъ стоялъ и смотрлъ, недоумвая. Вдругъ ряженая красавица обернулась изъ саней къ нему и крикнула, когда лошади уже подхватили:

— A можетъ быть и до свиданья!

Затмъ Шепелевъ услыхалъ тотъ-же смхъ веселый и громкій. Сани скрылись, а молодой рядовой все стоялъ неподвижно на томъ-же мст, не смотря на пробиравшій его морозъ, и, наконецъ, выговорилъ:

— Вотъ удивительное происшествіе! Вдь это еще удивительне, чмъ миска на Голштинц! Еще занимательне самого даже моего нихтмихта. Разскажу дяд. Ахъ нтъ, ужъ лучше не разскажу, обожду, а то вдь какъ грозился! Чудные офицеры, точно будто барыни ряженныя… A что если и впрямь барыни, а не офицеры? Вдь онъ и сказалъ: спасительницу помнить, стало быть, кого же… его самого. Стало быть, онъ выходитъ: она. Вотъ ужь это подлинно, настоящія чудеса!!…

Однако, не смотря на мечтанія молодого малаго, морозъ окончательно пробралъ его, и онъ съ мста бросился бжать, во весь духъ къ квартир дяди. И только пробжавъ около версты, онъ почувствовалъ, какъ члены его полузамерзлые снова отошли, и снова ему стало немного тепле.

Разумется. когда Акимъ Акимычъ встртилъ племянника на крыльц, полуодтаго. красноносаго, посинлаго, то ахнулъ и вскрикнулъ:

— A тулупъ?!…

— Сграбили, дядюшка! почти весело воскликнулъ Шепелевъ, врываясь, мимо Квасова, въ теплый корридоръ.

— Какъ сграбили?

— Да такъ, дядюшка, сняли; спасибо, самъ цлъ ушелъ, да не замерзъ на дорог.

— Въ Чухонскомъ Яму?

— Да, дядюшка.

— Ну, и чудесно! Вотъ теперь безъ теплаго платья и маршируй, озлобился Акимъ Акимычъ.

— Другое сошьемъ. Что жъ длать…

— Другое! Нтъ, шалишь… не дамъ. Въ

поставщики Чухонскому Яму идти хочешь! Вдь опять снимутъ, коли по ночамъ будешь болтаться къ невст. Скажи на милость, — обида какая! воскликнулъ снова Акимъ Акимычъ.

Не смотря на распросы дяди, Шепелевъ ни слова не проронилъ о своей удивительной встрч и спасеніи.

XXI

Шепелевъ даже во сн увидлъ ряженаго офицера, даже какъ видлъ! Офицеръ этотъ поцловалъ его…. Шепелевъ ахнулъ и проснулся отъ волненія. Съ этого дня и часа юноша не переставая сталъ думать о незнакомк, поразившей его своей красотой. И разумъ, и сердце были сразу порабощены ею…

Утромъ, посл ротнаго ученья и посл перваго урока нмецкаго языка у Державина, Шенелевъ, проходя дворъ, былъ вдругъ остановленъ капитаномъ своего полка Пассекомъ. Этого офицера онъ только видалъ, но никогда не случалось ему съ нимъ разговаривать.

Шепелевъ зналъ, что это одинъ изъ лучшихъ и уважаемыхъ въ полку офицеровъ. Пассекъ же зналъ, что новый рядовой тоже изъ дворянъ и живетъ у вновь переведеннаго къ нимъ лейбъ-компанца Квасова, котораго онъ не взлюбилъ и съ которымъ онъ былъ въ холодныхъ отношеніяхъ. Случилось это вслдствіе чрезмрной строгости Квасова къ солдатамъ, которыхъ вообще офицеры держали крайне свободно и даже чрезъ мру баловали всегда.

Первый офицеръ полка, недавно произведенный государемъ въ подполковники, генералъ-прокуроръ и фельдмаршалъ старый князь Никита Юрьевичъ Трубецкой и вс старшія офицеры подавали примръ легкаго отношенія къ тому, что недавно, по примру Фридриха, стали называть заморскимъ словомъ и говорили: воинскій дисциплинъ. У русскаго человка въ родномъ язык — и слова такого не нашлось.

Пассекъ, при вид Шепелева, первый, противъ обыкновенія, издали поклонился ему в. быстро подойдя, заговорилъ неспокойнымъ голосомъ:

— Я очень радъ, что повстрчался съ вами, государь мой. Я шелъ къ вамъ съ просьбой. Вы были въ ту ночь на часахъ у принца Жоржа вмст съ Державинымъ?

— Точно такъ-съ.

— Правда-ли, что я слышалъ отъ этого рядового на счетъ внезапно явившагося ночью къ принцу офицера Голштинскаго войска?

— Сущая правда.

— Въ кастрюл?

— Да-съ, т. е. въ эдакой большой чашк — серебряной…

— Вы знаете его имя… Но наврное!… Не по слухамъ!

— Его назвалъ при насъ камердинеръ принца. Это капитанъ или ротмейстеръ Котцау.

— Такъ это точно! Такъ это истинно! съ волненіемъ выговорилъ Паесекъ, пытливо глядя въ лице юноши:- Котцау, фехтмейстеръ прусскій? Вы слышали сами это имя?!

— Да-съ.

— Прізжій недавно изъ Германіи?

— Ну, этого я доподлинно не могу вамъ…

— Но имя Котцау? прервалъ Пассекъ, видимо смущенный. — Вы хорошо помните? Это главное, что я желалъ бы знать отъ васъ.

— На счетъ этого я наврно могу вамъ доложить, потому что когда я былъ потомъ позванъ къ принцу въ кабинетъ, то онъ, говоря съ нимъ…