Петербургское действо
Шрифт:
— Его высочество желаетъ сказать, что чрезъ мсяцъ всему этому вашему срамному житью долженъ быть конецъ. Чрезъ мсяцъ чтобы все было по новому!
Офицеры отвчали гробовымъ молчаніемъ: вдь не они, а солдаты живутъ въ казарм!
При послднихъ словахъ адьютанта, принцъ кивнулъ головой и прибавилъ:
— Фотъ! фотъ! Затмъ онъ сдлалъ какъ-то ручкой, повернувъ ее ладонью вверхъ, и сталъ тихо и осторожно спускаться съ крыльца.
Громадная колымага принца, выписанная изъ Вны, осталась и дожидалась его на улиц, ибо прохать
Принцъ слъ въ карету одинъ, а любимцу какой-то солдатъ, глуповатый на видъ, подвелъ его коня. Это длалось ради служебнаго этикета, такъ какъ въ гости принцъ и фаворитъ здили вмст въ карет. Уже за нсколько сажень отъ Преображенскаго двора, Фленсбургъ, галопируя около кареты принца, замтилъ что-то торчащее изъ разстегнутой кабуры. Пистолетовъ онъ туда, конечно, никогда не клалъ. Онъ открылъ ее и увидлъ… огромную свжую колбасу! Онъ вышвырнулъ ее на земь и вспыхнулъ.
Онъ понялъ, что это былъ отвтъ офицеровъ на все ими отъ него слышанное.
Оффиціально жаловаться было невозможно, не сдлавъ себя въ глазахъ всхъ посмшищемъ, подобно Котцау. Да и на кого жаловаться? На цлый ротный дворъ?!
A матерый лейбъ-компанецъ это все и сообразилъ!!..
Посщеніе принца Жоржа потрясло, конечно, весь домъ и дворъ гренадерскихъ ротъ до основанія.
— Да что онъ? Да какъ же? Да ншто… Ахъ Царь небесный! воскликнули рядовые.
— Вотъ теб бабушка и Юрьевъ день! говорили, смясь злобно и ядовито, вс офицеры. Имъ въ сущности было все равно, какъ будутъ жить солдаты, но имъ этотъ приказъ казался смшенъ и нелпъ. Не все ли равно принцу — съ женами и курами живутъ солдаты преображенцы, или безъ женъ и безъ куръ.
— Вотъ теб тетенька и Жоржинъ день! шутилъ Квасовъ, встрчая перепуганныхъ и вопрошающихъ солдатокъ. — Буде съ мужьями-то, поживите и врозь.
— Да за что же, родимый, за что же? вопили бабы.
— A стало быть прынца зависть беретъ, шутилъ Акимъ Акимычъ. — У него жена-то старая, да еще по-русски ничего не уметъ, колбасница. A вы, вишь, русскія бабы, да и раскрасавицы, — что теб вдьма! Изъ васъ, поди, самая красивая, и та по мн на чорта смахиваетъ. Ну, а его завидки взяли! Вотъ нмчура и подумалъ: дай, молъ, разведу раскрасавицъ съ мужьями. И себ, и русскому дьяволу, и нмецкому богу — всмъ заразъ услужу.
Между тмъ, покуда принцъ и Фленсбургъ гуляли по казарм, братья Орловы сидли въ одной изъ боле опрятныхъ горницъ старшаго въ рот флигельмана. Хотя они были подъ арестомъ, но ихъ, конечно, не заперли и вс пріятели поперемнно сидли у нихъ.
Орловы ожидали принца съ адьютантомъ къ себ въ горницу, даже толковали о томъ, не попробовать ли просить прощеніе у Жоржа и общать все… Хоть въ голштинцы перейти къ Котцау подъ команду.
— Даромъ осрамимся, говорилъ Григорій. — Нтъ, ничего не будетъ. Промахнулся я, что былъ у мерзавца
Алексй Орловъ, а равно и друзья были того мннія, что надо просить прощеніе у принца не ради себя, а ради того дла, что грезится… Да и не имъ однимъ. A съ каждымъ днемъ все боле проступаетъ нчто наружу…
— Такое, что духъ захватываетъ! говорилъ Пассекъ.
Григорій Орловъ, а въ особенности старикъ Агаонъ, поселившійся добровольно въ сосднемъ семейник, чтобы служить своимъ господамъ, оба равно не думали и не тужили ни о чемъ, кром неудачи относительно графини полу-русской, но всесильной…
— Попади вы къ ней — не то бы теперь было! твердилъ упрямо Агаонъ. — Хоть бы вы что ли, Петръ Богдановичъ, къ ней създили за моихъ, говорилъ онъ Пассеку.
Когда принцъ не навдался къ арестованнымъ и надежда на личную просьбу ихъ о помилованіи разсялась, какъ дымъ, еще боле затужилъ Агаонъ о своей графин.
— Фленсбургъ не допустилъ принца, говорили друзья. — Онъ всему и заводчикъ.
Въ тотъ же вечеръ Пассекъ предложилъ на утро създить къ иноземк, съ которой привязался къ нему Агаонъ. Посл недолгаго совщанія объ этомъ, тому же Агаону вдругъ пришла мысль, на которую вс закричали:
— Да, конечно! Вотъ ужь на всякаго мудреца довольно простоты на свт! Молодецъ оша!
Агаонъ додумался и разсудилъ, отчего бы барину не «мигнуть» тайкомъ изъ-подъ ареста и не създить теперь къ графин. Вдь дло самое простое, можно такъ поладить, что никто не узнаетъ; часовымъ по косушк вина, а офицеръ по караулу не входитъ въ горницу.
— И какъ это мы раньше не догадались, сидли, какъ бабы, да причитали, воскликнулъ Алексй Орловъ. — Если потомъ узнается, то, встимо, еще хуже будетъ! Да что ужь тутъ!
Сначала между братьями поднялся споръ, кому създить изъ-подъ караула, въ виду могущаго произойти усугубленія вины и отвта. Агаонъ считалъ необходимымъ хать Григорью Григорьевичу.
— Онъ и по-нмецки ей болтнетъ, и насмшитъ, и умаслитъ. Онъ на бабу у меня ходокъ! говорилъ Агаонъ.- A этотъ что!.. озорничать только можетъ… Пути не будетъ, если Григорій Григорьичъ самъ не подетъ.
Пассекъ съ вечера взялся за дло и на утро, около полудня, онъ самъ замстилъ по караулу другого заболвшаго будто-бы офицера. Рядовые на часахъ тоже оказались такіе, что и вина не захотли.
— Какъ можно, что вы! Петру Богдановичу-то, да и не услужитъ пустяками.
XXXII
Около полудня, собираясь завтракать, графиня Маргарита стояла у окна своей спальни-гостиной и съ маленькимъ зеркальцемъ въ рукахъ, не спша, аккуратно налпляла на свое хорошенькое личико дв черныя мушки. Вдругъ дверь распахнулась и Лотхенъ ворвалась какъ вихрь.
— Господинъ Орловъ! Пріхалъ и желаетъ васъ видть! воскликнула нмочка, торжествуя отъ событія.