Пётр и Павел. 1957 год
Шрифт:
– Что ж, – Павел Петрович уже не колебался. – В половине пятого вы сказали?
Семивёрстов страшно обрадовался:
– Так точно. Кафе "Красный мак". На Сретенке. Так что до встречи, товарищ генерал, – и добавил, ласково улыбаясь. – Я буду вас очень ждать… Павел Петрович…
От Рижского вокзала Троицкий отправился к месту своей прежней службы, в Генеральный штаб армии на Арбатской площади. Надо было выяснить, как у него обстоят дела с жилплощадью, где оформить гражданский паспорт, пенсию и пропуск в спецполиклинику, и вообще получить огромное количество совершенно ненужных, на первый взгляд, бумажек, без которых, оказывается, отставной
Ехал Троицкий на Арбат, волнуясь от предстоящей встречи с прошлым. Ему казалось, что, как только он переступит порог знакомого здания и войдёт под величественные своды бывшего Александровского кадетского училища, где он прослужил верой и правдой шесть лет, сердце его болезненно сожмётся, и воспоминания обступят со всех сторон. К старости все мы становимся сентиментальней. Но почему-то, когда он сдал своё пальто в гардеробе и на лифте поднялся на третий этаж, ничего подобного с ним не произошло. Единственное желание, которое лишь на мгновенье овладело им, – ещё раз побывать в своём бывшем кабинете… Только любопытства ради. Честное слово!.. И он даже направился в том направлении… Но!.. Тут же одёрнул себя и остановился. Зачем?..
Та прежняя, безоблачная, счастливая жизнь закончилась, и возврат в неё невозможен.
В коридорах Генштаба он не встретил ни одного знакомого лица. Здесь за наглухо закрытыми дверями кабинетов вовсю кипела своя, неведомая ему жизнь, и впускать в неё отставного генерала никто не собирался. Он остро почувствовал, что здесь, в этих стенах, он чужой, и захотелось поскорее выбраться отсюда на шумный, многолюдный Арбат, где ему было бы не так тоскливо и неуютно.
Однако побыстрее развязаться со всеми делами удалось только через три часа. Троицкий написал четыре заявления, расписался в шести бумажках, получил заветный пропуск в спецполиклинику в Серебряном переулке, два смотровых ордера на двухкомнатную квартиру в только ещё строящемся районе Москвы с поэтическим названием "Черёмушки". Павел Петрович с детства страдал аллергией: от запаха черёмухи у него начинался жесточайший насморк, и он с грустью подумал, что для него жить по соседству с белыми пахучими кустами не самый лучший вариант, но выбрать район с менее аллергическим названием не мог.
Когда Троицкий вышел из Генштаба и взглянул на часы, то обнаружил, что до начала поминок в кафе "Красный мак" остался всего час с небольшим. Ехать в гостиницу или ещё куда-то было уже не с руки, и он решил пройтись пешком по кривым арбатским переулкам до Центрального телеграфа. Может быть, дядя Лёша ответил уже на его письмо. Времени прошло порядочно.
На сей раз за окошком выдачи корреспонденции "до востребования" сидела не бабуля с вязаньем, а интеллигентная женщина средних лет с раскрытой книгой в руках. По-видимому, роман был интересный, потому что она вся погрузилась в чтение, и окружающее её интересовало крайне мало, так что Павлу Петровичу пришлось трижды кашлянуть, прежде чем женщина оторвала взгляд от книги. Она положила роман на стол обложкой вверх, и он смог прочитать название: "Время жить и время умирать". "Интересно, – подумал Троицкий, – на каком "времени" она прервала чтение?.. Хорошо бы на первом…" И он загадал: если весточка от дяди Лёши пришла, значит, сейчас "время жить"… Быстро взглянув на удостоверение отставного комбрига, она ловкими пальцами извлекла из фанерной коробки письмо и, ни слова не говоря, протянула Троицкому, даже не взглянув на него.
Тут же у окошка Павел Петрович вскрыл конверт и извлёк
"Здравствуй, Павел, – писал Алексей Иванович. – Рад был получить от тебя весточку и узнать, что ты, вопреки всему, остался жив. Представляю, как обрадуется Валентина и все домашние твои. Я в данный момент нахожусь в Москве, так что мы с тобой можем повидаться и обо всём поговорить в самое ближайшее время. Я остановился у своего друга Ивана Найдёнова на Сретенке. Позвони мне по телефону К-9 – 34–12. Обнимаю тебя. Алексей Богомолов".
Листок не был исписан даже наполовину, но сколько информации он таил в себе!.. Во-первых, мать – Валентина Ивановна Троицкая – жива и, судя по тому, что обрадуется появлению сына после такой долгой разлуки, зла на него не держит. Во-вторых, загадочные "все домашние твои". Кроме матери и брата, в Краснознаменске никого из родственников у Троицких не было…
Неужели?!.. Нет, не может быть!..
Зиночка ни со свекровью своей, ни с братом Петром никогда не общалась. Они даже знакомы не были. Не могла она в Краснознаменске очутиться!.. Хотя…
Павел Петрович бросился к телефону-автомату. Опустил пятнадцатикопеечную монетку в узкую щель и быстро набрал номер. На том конце провода протяжно зазвучали гудки.
Боже!.. Почему так долго никто не подходит?!..
Наконец в трубке раздался женский голос.
– Але!..
– Здравствуйте! – голос у Троицкого дрожал. – Попросите, пожалуйста к телефону дядю… То есть Ивана Найдёнова.
– Ивана?.. Найдёнова?.. – казалось, женщина впервые услышала это имя и фамилию.
– Ну, да!.. Найдёнова!.. Ивана!..
– А это кто же его тут спрашивает?..
Павел Петрович смутился: во-первых, он никак не мог взять в толк, для чего соседка Ивана учиняет ему этот допрос, а во-вторых, как назвать себя?.. Племянник друга?.. Знакомый?.. Ерунда какая-то!.. И после секундного замешательства соврал.
– Племянник… Троицкий Павел!..
– Ах, племянник! – обрадовалась женщина. – Ты, милок, ври, да не завирайся!.. Безпризорник он. Откуда это у безпризорного племяш может завестись?!.. А?.. Замолк?!.. То-то!.. И хоть у меня, поганец, всего три класса, меня на кривой не объедешь!.. Ты бы лучше сказал: отец родной звонит!.. С того свету!..
И нагло, от души расхохоталась.
– Поймите! – взмолился Павел Петрович. – Мне даже не Иван нужен, а друг его, Алексей Иванович Богомолов. Он ведь у Найдёнова остановился?!..
– Так ты и про друга знаешь?!.. Извиняюсь, товарищ начальник, по голосу и не признала вас, – вероятно, она решила, что с ней говорят из милиции, и тут же тон её резко переменился, стал заискивающим, ласковым. – Так ведь сбёгли они!..
– Как "сбёгли"?!..
– А так – сбёгли!.. Шмотки свои собрали и… Один в одну сторону подался, другой – в другую. Они, убивцы, всю жизнь в бегах… А как же?!.. Вы же их, почитай, с месяц изловить хочете. Вот они дёру и дали…
Троицкий ничего не понимал. Что-то тут не то!.. Чтобы дядя Лёша и вдруг – "убивец"?!.. Да быть этого не может!.. Дурость!.. Чушь!.. Но, чтобы не спугнуть соседку, решил продолжить игру и спросил начальственным тоном… Во всяком случае ему так казалось, что "начальственным".
– А куда ушли?.. К кому?.. Не сказывали?..
– He-а!.. Извиняюсь, товарищ начальник, мне они не докладывались… Испужались, видать!.. Честно скажу, меня тута все боятся, потому как я всегда на страже!..
– Ну, что же, спасибо вам, товарищ… Не знаю вашего имени-отчества…