Пётр Машеров
Шрифт:
Он считался с мнением Кузьмина. Судить об этом можно и по таким нюансам. Многие политические дополнения к докладу, подготовленные идеологическим отделом ЦК, не заслуживали того, чтобы их включали в текст. Машеров на этом настаивал, причем в категорической форме. Но видимо, Александр Трифонович приводил «убедительные» аргументы - мнения высоких московских авторитетов: он советовался с тем-то и тем-то, вот почему цитаты нельзя выбрасывать из текста.
Был случай, когда он обратился к Машерову с преддожением, чтобы тот скорее издал свою книгу, которой, по его мнению, «будут зачитываться, ибо ему нет равных в стране». А однажды высказал мысль, что Машерова пора называть Генеральным секретарем. Недослушав предложение,
– Не надо льстить, это нехорошо.
А вот оценка Кузьмину, которую дал (через десять лет после его освобождения от должности.
– С. А.) Виктор Шевелуха, его коллега по ЦК, секретарь:
«С экрана говорил Машеров. Он читал свой доклад на каком-то республиканском совещании или Пленуме ЦК КПБ. Читал торжественно, с пафосом, по-машеровски, значительно, рокочущим баритоном, с четкими интонациями и расстановками. Правда, текст доклада не совсем подходил к такому тону и стилю выступления. Речь шла о мясе, молоке и других сугубо прозаических вещах. Но таков был Машеров. В его устах все приобретало более весомый, более существенный, более романтический смысл и государственную важность. Сколько раз я слушал выступления и видел, как их воспринимала любая аудитория. Все подтягивались, чувствовали ответственность момента, свою причастность к большим событиям и государственным делам.
– Гениально, гениально, Петр Миронович!
– на полусогнутых ногах, опережая других, подбегал к Машерову косноязычный поджарый Кузьмин, секретарь ЦК по идеологии, заискивающе заглядывая ему в рот и глаза. Эти сцены с участием Кузьмина повторялись часто. Его поведение вызывало не только смущение, но и внутренний протест, осуждение и возмущение у других приближенных. Знали, что Кузьмин участвовал в подготовке докладов Машерова. Знали и то, что он благоволил к нему больше, чем к другим, как к летчику - участнику сражений в Великой Отечественной войне.
Но надо же было Кузьмину и меру знать. Кто больше всех стремится к славословию и подхалимажу? Все знают: те, кто добивается более значимого положения в обществе, чем заслуживает. Добиваются любой ценой, в том числе и ценой шельмования других...»
Кузьмин по уровню общеобразовательной, а тем более теоретической подготовки — ниже всякой критики. Видение проблем, социально-политической атмосферы в обществе — близорукое, граничащее с примитивизмом, по своему мышлению, логике изложения, языку. И тем не менее он в Компартии Белоруссии курировал всю идеологическую сферу: пропаганду и агитацию, народное образование, науку, творческие союзы и т. д. и т. п. И, как говорится, держался на плаву.
Он отлично усвоил механизм действия партийного аппарата, освоил систему закамуфлированного заимствования интеллектуального потенциала. Скажем, первый руководитель ЦК ставит какую-то задачу, высказывает какую-то мысль. Или в Москве предстоит совещание по какой-то проблеме. Александр Трифонович брал все на карандаш, заносил в свой толстый блокнот. Потом начинал хитрую «раскрутку». Вызывал десятки людей — журналистов, ученых, творческих работников, специалистов, давал им задание: к такому-то числу в таком-то объеме изложить свои соображения по такой-то проблеме.
— Особо ценю — свежие мысли, — говорил с улыбкой собеседнику.
А чтобы подзадорить человека к творческому осмыслению, ему доверительно намекал: мы к вам присматриваемся, у вас есть возможность отличиться. Потом все суммировал, обобщал и выдавал на совещании как свои мысли.
Словом, Кузьмин не представал «голым королем», наоборот, слыл человеком мыслящим, наполненным интересными идеями, подпитывал ими руководство, что также высоко ценилось. Так и дотянул до пенсии, пройдя «школу» трех первых секретарей ЦК.
Александр Симуров, собкор «Правды», рассказывал, что еще задолго до чернобыльской трагедии в Институте физиологии
Вот что пишет о Кузьмине доктор исторических наук, профессор В.А. Бобков в своей книге «Возрождение духа ленинизма»: «Может быть, в первые годы на этой должности он и тянул воз, но уже в начале 1980-х годов не только приближенным, но и постороннему взгляду была видна неспособность этого руководителя. Время его давно прошло, он безнадежно отстал. Но упорно наряжался в старые доспехи.
Только в июле 1986 года Пленум ЦК КП Белоруссии освободил Кузьмина от обязанностей секретаря. Идеологическая общественность республики облегченно вздохнула. Правда с большим опозданием взяла верх. Урок, как видим, очень серьезный. И хотелось бы, чтобы он пошел впрок другим руководителям, кто хочет сохранить свое доброе имя и хорошую память о себе, остаться примером для других», — так заканчивает свою мысль профессор.
И все же, несмотря на противоречивые характеры, разные, иногда ошибочные взгляды на те или иные проблемы, на стиль и методы партийной работы, в аппарате ЦК Компартии Белоруссии работал дружный, сплоченный коллектив. И во многом деловой, творческий настрой царил здесь благодаря Машерову - яркой, неординарной личности, тонко чувствующей пульс жизни республики и ее людей.
Особые симпатии у многих партийных работников вызывал Леонид Спиридович - помощник секретаря ЦК по идеологическим вопросам. Он трудился с Т. С. Горбуновым, В. Ф. Шауро, С. А. Пилотовичем, А. Т. Кузьминым. Каждый из них - личность с разным уровнем знаний, со своим характером, стилем, склонностями, вкусами, наконец, капризами. Спиридович же был один на всех - со сформировавшимися взглядами и принципами. Совместимости со своими шефами он достигал одним - скромностью и нечеловеческим трудолюбием. Для него не существовало нормированного рабочего дня. Леонид Иосифович корпел над бумагами для начальства поздними вечерами, в выходные и праздничные дни. Дети и жена его видели редко. Он приходил и уходил, когда домашние уже или еще спали. Такой труд, такое отношение к делу можно выразить одним словом: самопожертвование…
«Что есть самое ценное в людях, человеческое?
– однажды задал Машеров сам себе вопрос. И ответил: - Любовь! Убежденность! Преданность! Обязательно растущий интеллект! Способность».
***
А теперь посмотрим, как относился Машеров к привилегиям, точнее, атрибутам власти. На этот деликатный вопрос он реагировал совершенно спокойно: считал, что раз они узаконены, значит, ими можно и нужно пользоваться. За его квартирой и служебной дачей был закреплен комендант, а в штате обслуги «бегали» повара. Однажды Юрий Смирнов, помощник первого секретаря, набрался смелости и высказал свои «соображения»: