Phantoms and friends
Шрифт:
А особенно с детьми серийных убийц.
— Меня зовут Ингрид, — мягко продолжила девушка, так и не дождавшись от мальчика никакой реакции. — Твой папа сказал, что ты испёк для меня блинчики. Э-э-эм… У тебя ведь сегодня день рождения, да? Я… я пришла тебя поздра…
— Тебе нельзя было выходить, — Ти Джей опасно нахмурился, разом превратившись в маленькую копию своего кровожадного отца, и Ингрид сообразила, что избрала неверный тон: говорить с этим рано повзрослевшим волчонком как с неразумным существом точно не стоило. — Открой дверь и вернись обратно.
Ну
Подобрав нелепую пышную юбку платья, Ингрид резко выдохнула и помчалась вперёд, без всяческого сожаления отталкивая стоявшего на пути мальчика. Долговязый Ти Джей, не ожидавший столь стремительной атаки, тут же отлетел в сторону, впечатавшись в холодильник, и жалобно всхлипнул.
Но Ингрид больше не намеревалась медлить: она уже заметила заветную приветливо распахнутую дверь черного хода.
Сердце бешено колотилось где-то в горле, готовясь вот-вот выпрыгнуть.
Она была свободна! И плевать хотела на всё остальное. Она не остановится, пока не доберётся до безопасного места.
А уж потом она вернётся. Обязательно сюда вернётся. С полицией.
Она будет той, кто положит этому ужасающему ритуалу с чередой «крошек Сьюзи» в свадебных платьях конец.
Она будет той, кто засадит этого больного сукиного сына за решётку.
Она будет той, кто победит.
Виктор
сейчас
Он не хотел этого. Но другого выхода не видел. Ведь не столь важно когда именно: через пару часов или через несколько дней, но они всё-таки поймут. Если, конечно, уже не поняли. Поэтому…
Пора сваливать.
Вэйл прошагал мимо регистрационной стойки, лавируя в потоке встревоженных медработников, прямиком к лифтам. Изначально визит в больницу казался ему глупой затеей: Вик боялся привлекать к себе лишнее внимание, но, как выяснилось, сейчас здесь всем было не до него. Обнаруженная этой ночью коллекция болотных мумий поставила на уши весь Сторибрук, и теперь горожане бестолково носились туда-сюда с очумелым видом, словно вспугнутые выстрелом фазаны.
Квох. Квох. Квох. [5]
Вернувшийся так некстати Кэссиди создал слишком много проблем, и Виктор в который раз за последние дни пожалел, что не прикончил его тогда, одиннадцать лет назад. Да и вообще он жалел… жалел, что связался с этим нестабильным уродом.
Виктор вошел в лифт, нажал кнопку третьего этажа, дождался, когда дверцы с приглушённым грохотом закроются, и только потом позволил себе выдохнуть. В кабине, к счастью, больше никого не оказалось, и так как эта минутная поездка могла стать его последней передышкой в ближайшее время, Вэйл решил воспользоваться ею сполна: необходимо было навести порядок в голове. Разрозненные мысли беспорядочно метались по ней, ни в какую не желая подчиняться.
А терять контроль Виктор ненавидел. За исключением тех случаев, когда намеренно отпускал поводья, пытаясь забыться за стаканчиком чего-нибудь крепкого.
Встречаясь взглядами со своим отражением в зеркальной поверхности одной из стенок лифта,
Кто бы мог подумать, да, дружище?
Всю свою жизнь он провёл в попытках доказать самому себе, что никогда не изменится. Он был уверен, что всегда будет монстром. Изгоем. Чудищем из черно-белого мира, не способным испытывать искренние человеческие чувства. Даже пытаясь жить в уютном безмятежном мирке Мэри Маргарет, он никогда не забывал, кем был на самом деле. И никогда не терял над собой контроль.
Так что же тогда грызёт его сейчас изнутри? Что за лихорадочные ощущения, крушащие прочные стены его ледяной крепости безразличия? Что за липкий страх, скручивающий тугими узлами его внутренности? Неужели те самые чувства, от которых он так рьяно открещивался всё это время?
Это смерть Мэри сделала его слишком мягким, точно. Смерть, после которой Вик вдруг осознал, каково это. Каково терять тех, кто тебе небезразличен. Досадно. Обидно. И больно. Безумно больно.
Именно поэтому сейчас, после всей этой адской заварушки, он не мог уйти просто так. Уйти не попрощавшись с Лив.
Вэйл хотел поговорить с ней. Ему катастрофически необходимо было поговорить с ней. Прежде, чем кто-либо попытается открыть ей правду. Прежде, чем она возненавидит его.
— Она всё поймёт, — прошептал Виктор, продолжая пялиться на своё бледное осунувшееся лицо.
Он объяснит. И тогда она поймёт. Должна понять.
То, как могут извратить и без того неоднозначные факты федералы, думать не хотелось. Вряд ли им — даже с командой высококлассных профайлеров — когда-нибудь удастся докопаться до его истинных мотивов. Хотя бы потому, что он сам не до конца их понимал.
Банальный до чёртиков порыв отомстить обернулся против него самого: Вэйл застрял в этом городе, извращённо привязавшись к той, кого должен был презирать.
— Сентиментальная тряпка, — злобно фыркнул он и, бросив последний взгляд на своё искажённое отражение, вышел из лифта.
Если верить шушукавшимся в приёмном покое санитаркам, Лив должна была быть у Эммы. И Виктор очень надеялся, что назойливый Джонс от неё наконец-то отвалился. По-хорошему после всех приключений ему следовало бы валяться под лошадиной дозой лекарств на койке в соседней со Свон палате. Только вот… это же Джонс. С таким придурком ни в чём нельзя быть уверенным.
Но в любом случае Вэйл рассчитывал, что в запасе есть пара часов, прежде чем его хватятся. А если Бут всё-таки не врал и ему действительно не было ничего известно о связи Нила с Виктором, то… то пока объявлять Вэйла в розыск у Сойера повода не было. Разве что за убийство Кэссиди. Пока жгучий интерес болванов из Бюро к персоне Виктора проявлялся лишь в попытках его допросить, не арестовать.
Пока. Это всё вопрос времени.
И пусть финт с Хамбертом сработал практически чисто, но запудрить мозги федералам такая халтура не могла. Лишь отсрочить неизбежное. Отсрочить настолько, чтобы Вэйл успел покинуть пределы оцепленного города без последствий.