Пилигрим
Шрифт:
— Мама!
Акай вцепился в ворот бандерши. В следующий миг парня отшвырнуло в стену. Нижняя часть тела Лисары обернулась змеиным хвостом. Едва Акай попытался превратиться в змею, его проколола фиолетовая молния. Лисара тут же припала к сыну, который хватал воздух. Акай откашлялся, свернулся клубком, искоса поглядел на мать.
— Я беспокоюсь о тебе, родной, давай посмотрим, чем закончится эта вылазка, обещаю, если сестры умрут, ты сможешь убить третью.
— Мама, — скулил Акай, — зачем мне эта бродяга, когда есть
— Потому что я люблю тебя и беспокоюсь.
Лисара превратила хвост в ноги. Положила голову Акая на колени. Он начал душить себя, снова попытался стать змеей.
— Я хочу их, Мама.
Бандерша смотрела на сына затаив дыхание. Акай сжал кулак. Лисара вспомнила, как будучи ребенком, он давил так птенцов ради удовольствия, и то как изголялся над трупом служанки на островах Хайдзен. Тут же бандерша отмела эти мысли.
— Ты слишком часто превращаешься, родной. Так, ты утратишь рассудок.
— Быть таким… Ма-ма это высшее наслаждение, ползти, видеть, охотиться.
— Но мы прежде всего люди, родной.
— Я… я-я-я я не хочу быть человеком, мама, если это значит сдерживать жажду, сдерживать сон.
Лисара было собралась что-то сказать, но, увидев безумный оскал сына, направила дух в руку. Она коснулась ногтем шеи Акая, по телу парня пронеслась фиолетовая молния, которая подсветила все внутренности.
Акай потерял сознание.
— Я беспокоюсь за тебя, родной, — Лисара прижалась к сыну щекой. — Так будет лучше, доверься мне.
(Далай, полдень)
Наэль поцеловал свою младшую сестру. Лиса заболела, как и остальные дети в приюте. Благо Майлин и еще две воспитательницы обладали иммунитетом. Нина, как только вернулась в город, помогала им целыми днями.
— Я скоро приду, — сказал Наэль, еще раз погладил Лису по лбу и вышел из приюта.
Мальчишка зашагал в сторону казарм. Далай стал липким от тумана и таким же бледным и серым, как зараженные жители. По пути мальчишка вспоминал свой сон. Все выглядело как сгустки в полной темноте. Живые кольца, темные пятна, Рюга и клыкастая улыбка. В этом сне ненависть, которая исходила от красной гонкай, гудела в ушах.
«Чешуя? Он схватил ее…, а потом и остальные, первым был Узу?.. Может, я не должен? Нет, я точно буду, но почему?.. Чего-то не хватает». — Наэль так утонул в этих мыслях, что не заметил, как на его пути появился парень в равном кимоно с мятными волосами.
— Ну привет, — сказал Акай.
— С дороги, — шикнул Наэль.
— Ну-ну, не нужно так себя вести, я с предложением.
Мальчишка прошел мимо, подспудно просчитывая, как он будет доставать нож, если мятноволосый решит напасть.
— Она не переживет это, — сказал Акай, — она ведь маленькая, верно?
Наэль достал нож.
—
— Мне не нужно от тебя ничего.
— Даже жизнь твоей сестры?
— Говори прямо.
Акай улыбнулся, попытался приоткрыть веко разрубленного глаза. Усохший вдвое, он едва двигался. Мятный протянул руку.
— Пожми, и я дам лекарство для твоей сестры.
— Откуда оно у тебя?
— Подарок от хорошего друга, но у меня мало.
— Что тебе с моей руки?
— Хочу подружиться, — Акай расплылся в улыбке. — Это же так просто.
— Ты больной, — Наэль выставил нож, — если не исчезнешь, я нападу.
— Сопля-я-як, я скручу твою шею и…
Акай застыл. Его уши уловили стук сандалий по мостовой. И этот он отличил бы из всех подобных в Далай. К разрубленному глазу будто приложили кочергу. Наэль увидел в переулке Акиду, который едва волок ноги.
Когда мальчишка снова посмотрел на Акая, тот выглядел точно гиена, которая прикидывает, стоит ли ей нападать на льва.
«Слабый, больной, я смогу!» — подумал Акай, он слегка наклонил корпус, представил, как превращается в змею и сжирает капитана целиком. Инстинкты зверя, которые проросли в его человеческой натуре, дали понять, что этот человек враз отсечет ему голову, какой бы толщины она ни была.
— Мое предложение в силе малой, — прошептал Акай, не спуская глаз с Акиды. — Я буду тут ночью.
Акай ломанулся в заборчик справа, когда Наэль посмотрел ему вслед, тот уже перемахнул через двор и скрылся за вторым забором.
Капитан подошел к мальчишке.
— Кто это был?
— Без понятия, — ответил Наэль. — Разве вам можно ходить?
— Я главный стражник, кто-то должен это делать, — проговорил Акида.
«Да он еле ноги переставляет,» — подумал Наэль, глядя как Акида выверяет каждый шаг, будто сомневался, что умеет ходить. Мальчишка почувствовал, что его бьет дрожь, посмотрел на пальцы, — «Я потерял сноровку…»
Вскоре Наэль дошел до Казарм, то и дело он оглядывался по сторонам, но парень с мятными волосами исчез. Мальчишка зашел на лоджию, постучал в дверь.
— Входи, — раздался голос Усика.
Он будто ждал его появления в коридоре. Невысокий знахарь пускал в казармы только его, Нину и Акиду.
— Как они? — спросил Наэль, в очередной раз подумал, что этот человечек расположил к себе всех вокруг за пару дней, даже ему хотелось прыгать от радости, когда Усик улыбался.
— Дышат, — ответил он и ушел обратно в прихожую, где варил снадобья сразу на трех котелках.
Наэль прошагал в комнату, где лежали его друзья. Внутри едва светились тряпичные окна. Хоть в центре и горел костерок, по углам гуляли сквозняки. Все лихорадили. Тощий, Веснушка и Зеленый спали, Тихий и Дракончик заметили друга. Птицелюд попытался что-то сказать. Наэль разобрал только: Мия тае.