Пилот «Штуки». Мемуары аса люфтваффе. 1939–1945
Шрифт:
На следующее утро мы делаем посадку в Клаузенберге, в прекрасном старинном городке, где трансильванские немцы осели несколько столетий назад – вот почему местные жители говорят по-немецки. Здесь мы делаем лишь короткую остановку, чтобы заправиться топливом, поскольку спешим. В это время над нами появляется на высоте примерно семь километров американский разведчик, что может означать скорое появление американских бомбардировочных подразделений. Перелет над Карпатами в Бузэу оставляет незабываемое впечатление, как любой полет над горами в хорошую погоду. И вот мы видим впереди город; его аэродром обычно считался второстепенным и использовался при перелетах к линии фронта, когда нам требовалось вылетать на задания далеко на севере. Но теперь этот аэродром становится главным для наших вылетов. Что же случилось с такой, казалось бы, стабильной линией обороны на рубеже Яссы – Тыргу-Фрумос и далее к Хуси?
Аэродром лежит на открытой местности – спрятать самолеты тут негде. Поблизости расположен город Плоешти, нефтяной центр Румынии, непрестанно атакуемый американскими
Спускаясь вниз, я замечаю, что ведущая к аэродрому дорога забита румынскими солдатами, движущимися нескончаемой вереницей на юг. Кое-где движение останавливается из-за пробок. На дороге видно тяжелую артиллерию всех калибров. Однако немецких войск нигде нет. Я являюсь свидетелем последнего акта трагедии. Целые секторы, где должны были находиться румынские подразделения, не оказывают никакого сопротивления, поскольку солдаты полным ходом идут в тыл. Советы быстро продвигаются вперед. Где на фронте встречаются немецкие солдаты, они сражаются и удерживают позиции – но скоро их отрежут, и они попадут в плен. Немецкие солдаты не могут представить себе, что их румынские союзники способны дать русским войти в их страну и предоставить румынский народ своей печальной судьбе.
После приземления наши самолеты немедленно готовятся для вылетов на задания – я же отправляюсь с докладом к командованию моего старого полка. Там очень рады заполучить нас обратно. Как здесь считают, работы для нас много. Русские танки уже на пути к Фоскари, их целью является быстрый захват Бухареста и Плоешти. Севернее немецкие войска из группы армий «Юг» еще удерживают фронт.
Пока я узнаю это, наши самолеты уже готовы к вылету. Мы немедленно поднимаемся в воздух и летим на большой высоте, держась главной дороги на Фоскари. В десяти километрах к югу от этого города мы видим огромные облака пыли – это наверняка танки. Так оно и есть! Мы атакуем; танки сворачивают с дороги и уходят в поле. Но это их не спасает. Мы подбиваем некоторые из танков, затем возвращаемся обратно, чтобы пополнить запас снарядов и вернуться к той же колонне. Куда ни кинешь взор, везде видны огромные количества людей и техники. У русских резерв человеческих ресурсов вообще когда-нибудь истощится? Мы получаем новое наглядное свидетельство, что производственные мощности СССР были очень сильно недооценены нами и что никто не знал истинного положения вещей. Самым явным доказательством этого стали вновь и вновь появляющиеся огромные массы танков. Много также грузовиков американского производства. У нас один трудный вылет следует за другим, с утра до вечера – как и все предыдущие годы.
Наступает один из последних дней августа. Рано утром я взлетаю, чтобы лететь в район, где красные прорвались на север, и поднимаюсь на высоту 50 метров над своим аэродромом. Внезапно открывают огонь зенитки. Зенитчиками служат румыны; они открывают огонь при приближении русских или американских истребителей. Я гляжу туда, где видны разрывы снарядов, стараясь разглядеть американские бомбардировщики. Неужели американцы сегодня поднялись так рано? Я поворачиваю свое подразделение к автостраде, чтобы подождать развитие событий под прикрытием своих зениток. Удивительно, но разрывы снарядов снижаются и вспыхивают совсем близко к моему самолету. Я гляжу вниз на стреляющие батареи и вижу, что орудия поворачиваются, чтобы отслеживать наши маневры; один снаряд разрывается совсем рядом со мной. В небе ни одного вражеского самолета. Теперь у меня нет никаких сомнений – зенитки стреляют по нас. Это совершеннейшая неожиданность для меня – но факт есть факт. Мы летим на север, чтобы выполнить нашу задачу и приостановить советское наступление в районе Хуси – Барлад – Фоскари.
Возвращаясь на аэродром, я уже готов к новому обстрелу румынами – наземное управление полетами сообщило, что теперь зенитки будут бить по нашим самолетам. С этого дня Румыния с нами в состоянии войны. Мы сразу спускаемся низко при подлете к аэродрому и садимся поодиночке. Отдельные зенитки снова открывают огонь, но не столь меткий, как раньше. Я немедленно отправляюсь к телефону, чтобы связаться с командующим румынскими воздушными силами Ионеску. Он командует как авиационными, так и зенитными румынскими подразделениями. Я лично знаю его еще с Хуси, у него есть немецкие награды. Я спрашиваю: что означает это недружественное отношение румынских зенитчиков ко мне и моей эскадрилье? Он не отрицает факт обстрела и говорит, что зенитчики видели, как немецкий самолет сбил румынский самолет связи, и что после этого они стреляют по всем немецким самолетам. Командующий еще не говорит о состоянии войны между Германией и Румынией. Я отвечаю, что не хочу больше сталкиваться с подобным поведением. У меня была боевая задача – вылет против русских войск к северу от Румникул – Саррат. Однако теперь я вынужден уничтожить бомбами и автоматическими пушками самолетов «Штука» зенитчиков нашего аэродрома, чтобы не мешали мне при вылетах. Другая эскадрилья атакует штаб – его расположение нам хорошо известно.
– Ради бога, не делайте этого. Мы всегда были хорошими друзьями; мы не можем отвечать за действия правительств. Я предлагаю – мы не делаем ничего друг против друга. Для нас объявление войны как бы не существует. Я даю вам личные гарантии, что по моему приказу ни одного выстрела не будет сделано по вашим
Ионеску снова клянется в своих дружеских чувствах ко мне лично и к Германии в целом. После того как мы заключили этот сепаратный мир, я не имею оснований жаловаться на действия румын. Забавное положение – я нахожусь вместе со всем летным персоналом на аэродроме в стране, которая ведет с нами войну. Две румынские дивизии с полным снаряжением, включая тяжелую артиллерию, окружают мой аэродром. Ночью они могут нас уничтожить. Мы сильны днем, ночью же возможно всякое. Но эти две дивизии не имеют агрессивных намерений по отношению к моим «Штукам», поскольку располагаются довольно скученно на совершенно открытой местности.
Наш запас бомб и бензина на исходе, а подвезти их сюда нельзя, поскольку Румыния уже не в наших руках. Для нас есть единственная возможность – перелететь на другую сторону Карпат и попытаться создать там новый фронт из остатков пробившихся из Румынии частей, а также из того, что удастся наскрести из резервных соединений. Но совершенно ясно, что нашу тяжелую артиллерию через Карпаты не переправить; ее придется оставить в Румынии. Хорошо, если большей части армии удастся выбраться из этого дьявольского котла измены, за который мы должны проклинать румынское правительство! Оружие можно изготовить, как бы трудно это ни было, а вот потерю людей не возместить. Наш наземный персонал готов к захвату дороги через перевал Бузэу. Мы используем последнее топливо, атакуя русскую танковую колонну, которая приближается к Бузэу. Частично наши полеты проходят далеко в русском тылу – мы пытаемся облегчить судьбу окруженных немецких частей, все еще отчаянно сопротивляющихся. Охватывает отчаяние, когда видишь, как ветераны русской кампании с гордо поднятой головой сопротивляются в окружении превосходящих сил, почти без оружия. Артиллерия уже давно использовала все боеприпасы, скоро не останется и патронов. Только атаки позволяют пополнить запас боеприпасов. Маленький Сталинград.
Теперь история с нашим аэродромом наконец завершена, и мы летим на запад через Карпаты на новый оперативный аэродром в Саксиш-Регене в Венгрии. В этом маленьком городке почти все говорят по-немецки – это цитадель трансильванских немцев. Здесь есть немецкая церковь и немецкие школы; когда идешь по городу, все напоминает Германию. Город весьма живописно раскинулся на пологих холмах. В окрестностях очень много лесов. Наш аэродром располагается на плато, окруженном деревьями. Мы квартируем в городе и в немецких деревнях, лежащих севернее и северо-восточнее. На данный момент наши операции направлены против противника, пробивающегося через карпатские проходы на восток. Эта местность дает отличные возможности для обороны, но у нас нет сил защищать ее, поскольку необходимая для этого тяжелая артиллерия осталась в Румынии. Даже самые важные участки невозможно отстоять одним героизмом против самого современного оружия. Мы контролируем Ойтозский и Гымнозский проходы и горные дороги к северу от них. У меня еще со времен боев на Кавказе есть опыт полетов в гористой местности, но здесь долины крайне узки, и потому приходится набирать значительную высоту, когда необходимо развернуться. Дороги через проходы извилисты и на больших участках прорублены в горах через их склоны. Когда заходишь в атаку на танк или грузовик, то нужно помнить о скалах, которые возвышаются повсюду. Когда на один участок вылетает две группы, есть риск, что они неожиданно налетят друг на друга из-за скал. Горы представляют большую опасность, чем зенитный огонь, так что угрозой с их стороны нельзя пренебрегать. Русские поняли, что зенитная артиллерия не должна сопровождать конвои, поскольку мы можем совершенно неожиданно вылететь из-за гор, и потому разместили зенитки на склонах гор. Истребители нам почти не мешают. Неужели русские столь медленно осваивают румынские аэродромы? Вряд ли, поскольку у русских много линий снабжения и в их распоряжении есть аэродромы в Бузэу, Романе, Текуче, Бакау и Силистре, которые отлично расположены и вполне могут использоваться для боевых действий. По всей видимости, иваны не имеют склонности к полетам в горах; мне они кажутся особенно неуверенными при пилотаже на малой высоте в долинах, поскольку здесь часто путь преграждает внезапно появившаяся гора. Два года назад с подобным я часто сталкивался в долинах и горных проходах Кавказа.
В это время я получаю приказ принять на себя командование полком и сдать мою 3-ю эскадрилью. Командование 3-й эскадрильей принимает лейтенант Лау. Он служит в ней еще с Греции, со времен битвы с британским флотом; там лейтенант весьма отличился. После первой фазы русской кампании его перевели на штабную работу, а теперь он возвращается обратно на фронт. Повышение не влияет на мои возможности совершать вылеты; в распоряжении штаба полка находятся все исправные самолеты, так что я могу летать с любым подразделением в любое время.
Однажды в начале сентября я рано утром вылетаю с моей 3-й эскадрильей; 2-я летит за нами в качестве сопровождения. Сам я направляюсь к Ойтозскому проходу на самолете с противотанковыми пушками. Положение плохое, и я решаю совершить сюда еще один вылет, но на «Fw-190», пока другие самолеты готовятся к следующему вылету. Лейтенант Хофмайстер тоже готов взлететь; он сопровождает меня в качестве разведчика.
Мы летим обратно к Ойтозу, производим атаки с низких высот и изучаем общее положение в нашем секторе. Я возвращаюсь буквально без капли горючего и без единого патрона к нашему аэродрому, когда вдруг вижу сорок поблескивающих серебром самолетов, летящих на той же высоте, что и я. Мы сближаемся. Нет, ошибки нет – это американские «мустанги». Я говорю Хофмайстеру: