Питерские каникулы
Шрифт:
Там, у бочки, мужик с победным кряхтением ковырял крышку гвоздодером, одновременно другой рукой хватая за лицо всех, кто приближался к нему слишком близко. Давка там была такая, что мне пришлось подпрыгнуть, - я схватил гвоздодер за другой конец, и мужик от неожиданности его выпустил.
– Дебил, отдай мой инструмент!
– ахнул мужик в изумленном гневе. Ребята, отбирай!
– Шухер, менты!..
Я повернулся и увидел, что в зал, топоча, парами влетают омоновцы, и что Варя и Катя, стоя в проходе,
11
Из состояния небытия меня вывел рассудительный голос, предлагавший:
– Давай я утром за машиной поеду, а ты мясо замаринуешь...
"Какое еще мясо", - подумал я. Лежать мне было крайне неудобно и стремно; да и шашлыков мне, кстати, совершенно не хотелось, о чем я и заявил, не открывая глаз.
– Ого!
– изумились там, снаружи, на мое заявление.
– Мы уже языком болтаем.
– Соня, подержи вот так.
– Мы уже очухались, или это во сне?
– Уже, - ответил я кратко, и открыл глаза.
Тотчас выяснилось, что лежу я на кушетке, в ослепительно красивой комнате сложной формы - углов там было то ли шесть, то ли двенадцать, и три окна в разные стороны. В окна лезла мокрая, яркая листва. В комнате не было ни одной живой души.
– Понял, - доложил я неведомо кому.
– Я тут типа болею. Только никак не врублюсь, что у меня болит. Может быть, у меня это откусили?
– предположил я.
– Ну, до этого не дошло, - засмеялся неведомо кто сбоку.
– Однако ручки вам таки пообломали.
– А вы что делаете? спички вставляете?
– поинтересовался я, пытаясь повернуть голову.
Пытался я зря: от этого движения мне стало хреново, и я чуть не перестал себя чувствовать.
– ...вершенно верно, - услышал я между тем.
– Именно вставляю спички; лежать вы будете, знаете ли, в той же позе, в которой в древности распинали воров и разбойников - вот так. К ручкам мы вам примотаем длинный кусок вагонки, так что если вы вдруг пожелаете встать, то пройти в дверь сможете только боком...
– То есть как это - "если пожелаю"?
– изумился я.
– Я, конечно, пожелаю встать, потому что в девять часов у меня вступительный экзамен, и я обязан на нем быть.
К этому времени комната несколько поблекла, да и углов в ней поубавилось; однако, по-видимому, я все же сказал что-то не то, потому что после продолжительного молчания мой собеседник сказал тоном ниже:
– Пьяных на экзамен не пускают.
– Я не пьяный, я с похмелья!
– возразил я.
– Причем с того самого, которое в чужом пиру. Я уже проспался.
– Ну, положим, спали вы всего два часа, - а притащили вас ваши товарищи по партии в состоянии абсолютно бессмысленном.
– О!
– только и смог я сказать от гордости.
– О!
Действительно, даже первый Президент России, несмотря на то, что его политическая биография изобилует различными приключениями, не смог бы похвастаться тем, что его топили в бочке с водкой.
– А где теперь мои товарищи по партии?
– соображал между тем я.
Здесь врач вошел в поле моего зрения, вытер руки и иронически переспросил:
– По которой из двух?
– Ах, вы уже в курсе, - смутился я.
– По обоим в таком случае.
– Они ждут известий о вашем состоянии, - сказал врач.
– Что им сказать?
– Сейчас я сам к ним выйду, - пообещал я.
– Давайте соберемся и встанем.
– Я-то встану, - пригрозил врач.
– Я-то тоже, если вы мне поможете.
– А если нет?
– А клятва Гиппократа?
На это врачу возразить было нечего, - он только скептически причмокнул, распахнул дверь и кликнул:
– Эй, товарищи, или как вас там?
Я тихо хихикнул: судя по негодующим воплям, товарищи, во-первых, не хотели называться товарищами, а во-вторых, уже начали поправлять утреннее свое здоровье.
– Как он?
– Живой?!
Народ ввалился в дверь разом весь, охапкой, они пахли свежим ветром и свежим пивом. Катя вся сияла, Варька хитро усмехалась, остальные прямо-таки не могли сдержать слез радости.
– Который час?
– спросил я.
Все разом выпростали часы из-под рукавов и хором воскликнули:
– Восемь тридцать утра!
– Можно и успеть, если поспешить, - сказал я.
– Куда??
– перепугалась Александра Александровна, заламывая руки.
– Как куда? На экзамен. У меня вступительный экзамен сегодня, - сообщил я.
– А то ведь ручки-то как раз к осеннему призыву заживут!
Народ переглянулся.
– Доставим?
– Доставим!
– сказал Мишка.
– Так.
– Берись аккуратненько!
– Вира помалу!
Так, вшестером, они схватились за меня, как за Александрийский столп, и потихонечку, плавно стали придавать мне вертикальное положение; врач бегал кругами и следил, чтобы не нанесли урона.
– Оппаньки, - крякнул Пармен.
– Стоит! Отходи!
Круг расступился и я встал крестом посреди комнаты. Варька и Катя осторожно поддерживали снизу ту самую вагонку, к которой были примотаны мои передние конечности.
– Молодцы, - похвалил Пармен "товарищей".
– Теперь ты, Мишка, откроешь дверь, а вы, девушки, выводите объект боком, чтобы он не застрял.
– Семеро козлят, - умиленно сказал врач, глядя на нас.
– Редкостное единодушие в нашем несовершенном мире.