Питерские каникулы
Шрифт:
Незаметно, под надрывное блатное пение товарищей по партии, я выполз по гнилому полу к двери, открыл ее, выпрыгнул на солнышко и опять закрыл. Лес сверкал передо мною сосновыми стволами; вблизи, в костре, лежало огромное бревно, довольно-таки прямое, сухое и крепкое, почти не обгоревшее. Не теряя ни секунды, я подволок его к крыльцу, хрястнул на перила (они, конечно, сломались, да уж это издержки) и наглухо припер дверь снаружи под углом примерно сорок градусов к земле. Сдвинуть бревно с той стороны не было никакой возможности, а чтобы ломать дверь, нужна была
И уж теперь-то, вполне спокойный, я отправился по блистающим солнцем дюнам к морю.
10
Тишь и гладь стояла абсолютная, как я уже говорил; лодочки сиротливо болтались на привязи у лодочной станции. Я поплевал на руки и передернул веревочку так, что она оторвалась от лодки, выломав небольшой кусок борта. Ни единой души не было по всему берегу, и пропажу лодки, по-видимому, никто не заметил. Сначала мне пришлось тащить лодку за собой и вымокать, потому что со мной она так оседала, что весла скребли по дну. Когда я выгреб на глубину и смог залезть на борт, берег уже скрылся из глаз, и мне пришлось ориентироваться по солнцу, одновременно имея в виду и то, что человек, когда идет, загребает правой ногой больше, чем левой. Учитывая это, я старался загребать обеими ногами поровну.
Зеленогорск показался впереди очень скоро, но только показался. Он казался мне то справа, то слева, а то, злодейски ухмыляясь, трогал меня за плечо и заставлял обернуться:
– Ты че, друг, едешь не туда!
Никогда не думал, что Финский залив такой большой. Для ориентации я бросил в воду кусок весла (оно было красное) и поплыл от него, загребая совершенно одинаково, но не прошло и трех минут, как кусок опять показался впереди.
– Я плаваю кругами, - доложил я заходящему солнцу, которое уже, наверное, обалдело следить за мной.
При этом сама вода была чистая, а дно виднелось прямо под лодкой вместе со всеми подводными жителями и растениями. Вы не представляете себе, как обидно моряку гибнуть на такой мелкоте, да еще при полном штиле и хорошей погоде!
Но тут мой острый глаз различил на горизонте неподвижный объект над водою; на этом объекте даже росло нечто живое. Подплыв, я увидел, что объект - камень, а растительность - это волосы на груди спящего человека. Подплыв же еще ближе, я разразился радостным воплем:
– Пармен!
От звука своего имени лидер партии "Выдембор" тотчас проснулся, пригладил трусы и стал уверять, что он не спит, а слушает, но потом повел взглядом вокруг себя и разволновался:
– Понимаешь, Егор, сбежал я от них! Ихнее голосование, оно нечестное совсем. Понимаешь, порочат идею демократических выборов.
– Как же, - поинтересовался я, - они ее порочат?
– Я говорил, для закрытого голосования надо песок в шляпу набирать, невнятно объяснял Пармен, - а они прямо на пляже, эдак всякую бумажку можно подсунуть под ковром... то есть под песком...
Тут Пармен чуть не свалился с камня, и мне пришлось его поддержать, потому что мелко не мелко, а утонуть можно
– Надо дальше идти, - продолжил Пармен, смутно глядя на меня.
– Они за мной погоню устроили, я быстро бежал и старался запутать следы, но они унюхают запах водки, и меня вернут.
– Не беспокойтесь, у меня есть лодка, - обрадовал я Пармена.
– Лидеру такой партии как наша невместно ходить пешком по воде.
С Парменом лодка сразу хорошенько осела, да и вообще начались трудности: подул ветер, по небу начали прохаживаться тучки. Они синели на глазах, как сливы. Ветер был тоже коварный, весь какой-то сонный, и вода от этого ветра начала вязнуть, густеть. Я бросил весла и уснул рядом с Парменом.
Разбудил меня крупный раскат грома; я быстро сел и огляделся. Вокруг по-прежнему простиралось только море; места были незнакомые.
– Куда ты плывешь!
– заорал Пармен, очухавшись.
– В какую сторону! Там же Стрельна!
– Ну и что?
– спросил я, перекрикивая гром.
– Там же дыбороссы собрались!
– А кто это?
– Это страшные люди!
– засвистел Пармен сипло.
– Туда нельзя.
Вы себе представляете? На четыре стороны бушующее море, мы вдвоем в утлом (противное, малоупотребительное слово) челне, а он еще разбирает, куда плыть! Хоть он и лидер партии, но меня зло взяло.
– Я, - говорю, - человек в политике в общем-то случайный. Но я не могу понять, почему дыбороссы и выдемборцы не хотят бухать и оттягиваться вместе. Ведь чем больше компания, тем дешевле обходится выпивка. Я говорю это вам; скажу обязательно и лидеру дыбороссов, как только мы приплывем в Стрельну.
И я пристально посмотрел на Пармена, а он пристально посмотрел на меня и с изумленной ненавистью выдохнул:
– Предатель?!
Новый удар грома потряс надводное пространство; Пармен налился кровью, выскочил из лодки и помчался куда глаза глядят, путаясь в волнах.
– Стойте!
– закричал я в отчаянии, тоже выпрыгнул из лодки и припустил за ним.
Тут рванул дождь, как из ведра, и полил, и бежать стало еще труднее; я с трудом различал Пармена впереди. Дно то заглублялось, так что временами мы даже плыли, то опять подбрасывало нас к небу. Я стал задыхаться и изнемогать, дождь тек по ушам и по спине, а ведь я был, в отличие от Пармена, еще и одетый, хотя ботинки оставил в лодке.
– Сто-о-о-ойте!
– кричал я, захлебываясь, и какое-то странное эхо, как будто я сидел в зале, отдавалось близко-близко.
Неожиданно я понял, что мы уже забежали на сушу; кругом росли сосны, а воды под ногами немного убавилось. Я промчался по песку, потом через ложбинку сквозь сиреневый иван-чай, пулей вылетел на пригорок - и остолбенел.
Под сосной сидели Пармен и Александра Александровна и целовались.
На сосне, на первой толстой ветке, сидели под зонтиком Катя и Варя и кусали от одного бублика.
В развилке сосны разместились кривоногий Герман и Мишка и пили из одной бутылки.
Иван-чай за мною потряхивал вершинами.