Питерские каникулы
Шрифт:
– До конца игры осталось полторы минуты.
– Что ж ты нас так, а?
– говорит мне толстый лысик в волнении.
– За что ж ты нас так, а, кобелина?
Как будто я в чем виноват. В общем, забили они еще два гола за эти полторы минуты; тут как раз судья свистнул, все обнимаются, касса выигрыши выплачивает.
– А-а-а!
– кричит толстый лысик.
– Качать его! Обнимать! Целовать!
Тут все на меня навалились потной кучей, плачут, душат, поят. Ажиотаж вокруг меня развели.
– Он лучший кобель города!
– вопит лысик.
–
Я вчерашнее вспомнил, хотел уже не пить, да разве тут откажешься? Если бы я отказался, они бы, наверное, насильно, через воронку влили, как в том моем сне. Ну, и халява опять-таки. После пятой я и стесняться перестал, стал хвастаться:
– Могу, - говорю, - влить в себя бутылку водки на четыре секунды быстрее, чем она сама из горлышка вытечет!
И - под общие аплодисменты.
Когда на улицу вышли, уже вечер наступал, дождь давно кончился, солнце из-за домов рыжее сияло во всей красе, по мокрым улицам разливалось, сквозь крапиву и тополя просвечивало.
– Ах, как хорошо, - хотел я сказать, но вместо этого у меня получилось:
– А-а-а о-о-о!
И еще рукой я так повел, что, мол, все это мое, все кругом - мое! Все дыбом встало, солнышко восходить принялось, - это меня кто-то перевернул вверх ногами, и ночь скрыла остальное. Последнее, что помню: лица лысиков, испуганные, и моя бабушка на пороге, и чей-то абсолютно обалдевший голос:
– Ну, братцы, от такой-то жены я бы и без веревки...
8
...одним словом, экзамен по физике я проспал. Проспал я и всю субботу. Бабушка клялась потом, что она меня как бы будила, и что я даже как бы проснулся, но потом уснул опять прямо в тарелке с горячей кашей, и спал, уютно свернувшись там калачиком, хотя каша была действительно горячая и даже обжигающая. Окончательно я проснулся только к шести вечера, - хотя бабушка утверждает, что окончательно я так и не проснулся до сих пор.
В шесть вечера бабушка, уже несколько робея, вошла ко мне со своими мятыми листиками и доложила:
– Егор, у тебя в понедельник сочинение в Горном институте. Там ваш директор завода учился.
– Ну и что?
– спрашиваю я.
– Ты хочешь, чтобы я стал как наш директор завода?
– Конечно, - удивляется бабушка.
– А ты не хочешь?
– Не, - говорю.
– Я уже сейчас лучше него.
– Люди не бывают лучше и хуже, - важно говорит бабушка.
– Люди все разные.
– Березки в лесу, - говорю, - тоже все разные, а все равно есть лучше и хуже. И все они одинаковые тем более.
Это я бабушку с сочинения сбивал, отвлекал. А тут как раз телефон зазвонил, даже два раза подряд, на разные лады. Сначала позвонил Мишка из партии дыбороссов и пригласил:
– У нас завтра в Стрельне будет большой митинг с праздником. Или митник с празднингом. Будем единого кандидата выдвигать. Выдвигана кандидать.
– В общем, пьянка, - догадался я проницательно.
– А Катя будет?
– Ага!
– весело кричит Мишка.
– Мы будем петь и смеяться, как дети!
Такой уж этот Мишка заводной,
Потом позвонил Герман из партии выдемборцев и тоже пригласил:
– У нас, - говорит таинственно, - завтра будет в Зеленогорске
– Пьянка!
– радостно заключил я.
– О!
– кричит Герман.
– Молодец! Пармен, он у нас молодец!
– А вы думали, я девица?
– говорю я.
– Ну так как, поедешь?
– А Варька будет?
– спрашиваю.
– А как же!
Ну и опять-таки, кто ж тут откажется.
Бабушка по итогам подслушанного выходит ко мне и говорит, качая головой:
– Все-таки ты у нас дурак. Как же ты поедешь и туда, и туда? Это же через Залив.
– Какая, - усмехаюсь я, - ты все-таки, однако! Ну и через Залив. Там же небось и доплыть недалеко.
– Да как тебе сказать, - хихикает бабушка.
– Оно, конечно, можно и доплыть, хе-хе. Ха-ха.
Меня просто зло взяло, чего она хихикает? Утащил я из коварной мсти со стола бутерброд с колбасой, да и побежал к дыбороссам. У меня целые выходные были, вот я и побежал. Я-то думал, как все будет? А как все вышло? Я так и не думал, как все вышло. Совсем даже не думал, а то бы так не вышло!
Может, это и хорошо, что я не думал.
А то бы ведь небось и не вышло.
9
Стрельна - это такое специальное место, где лучше всего видно, как хорошо было при старом (очень старом) режиме, и как плохо стало при коммунистах. А также, если кому угодно: как много в Питере и окрестностях всякого красивого, на что надо выделить деньги и немедленно их украсть.
Вот там дыбороссы единого кандидата выдвигать и собрались. Подъезжаю к платформе, выскакиваю, вижу: уже все стоят, Александра Александровна, полная дама с усиками, которая меня в партию принимала, вся от жары колышется, и Мишка рядом пляшет, и Катя стоит все как на блюдечке, а хвостик пушистый над головой и за головой светится в лучах.
Мишка первым делом, как меня увидел, ехидно кричит:
– Ну чего, лучший кобель города, отпустила тебя жена?
Наверное, у меня страшные глаза стали, а я ведь амбал, как я уже докладывал. Мишка испугался и кричит:
– Тихо! Спокойно. Просто Питер маленький город.
– Питер маленький?
– кричу.
– Нихренаська!
Александра Александровна прогудела примирительно:
– Это только кажется, что он большой, а на самом деле его можно весь уместить в одном кармане.
Мишка набрал воздуху и громко крикнул:
– Что этот тип и делает!
Кого он имел в виду, я, честно говоря, не понял. Но тот, кого Мишка имел в виду, видать, понял все отлично, потому что стояли мы под деревом, и на Мишку тут же сверху, подломившись, рухнул огромный сук прямо с цветами и неясно какими плодами. Мишка еле-еле успел отскочить.
– Живая иллюстрация произвола и тирании властей!
– высказался он мрачно.
– Видали?
– Да ну, - хмыкнула Катя, - тоже мне.