Плачь обо мне, небо
Шрифт:
Эту бескрайнюю, возвышенную любовь, стремящуюся оберегать и преклоняться. Любовь, под влиянием которой родилась дача, подаренная даме сердца сразу после восшествия ее рыцаря на престол. Молодая Императрица питала слабость к средневековым романам, и Император желал, чтобы жизнь ее походила на такой роман. Даже герб – щит и обнаженный меч в ореоле белых роз – был создан для нее.
Хоть и другим рыцарем.*
В появившемся пять лет спустя Коттедже все дышало той благородно-героической эпохой и все было противопоставлено помпезно-вычурному Петергофу, расположившемуся неподалеку. Четкие геометрические рисунки наборного паркета во всех комнатах, стрельчатые арки,
Здесь все дышало той, кому предназначалось.
Однако после смерти своего царственного супруга, Александра Федоровна ни разу больше не приехала сюда – оставшиеся пять лет она провела в Малом дворце Царского села, изредка путешествуя в Ниццу и Швейцарию на воды. Нелидова все это время была при ней, и лишь после кончины государыни перебралась в Александрию, где и прошли последние четыре года ее жизни.
Хотя, жизнью ли это было? Она словно бы стала призраком этого места, которое забыла всякая жизнь. Тем более что и новый Император, и его дети предпочитали останавливаться в Фермерском дворце, а Коттедж медленно приходил в запустение.
Катерине казалось, что от нее ускользает что-то очень важное: то, что проглядывает из-под плотной канвы стройного рассказа, захватившего ее мысли. То, что является причиной долгого пребывания одинокой женщины, оставившей свет, в холодных стенах, покрывающихся пеплом истлевших воспоминаний.
– Вы прибыли сюда с цесаревичем? – вопрос раздался столь неожиданно, что вызвал минутный ступор.
Катерина удивленно обернулась: она не предполагала, что Нелидовой это известно. Впрочем, та вполне могла быть осведомлена благодаря слугам или же лично увидеть приезд царской кареты. Что частично подтвердилось в следующей фразе:
– Я видела вчера Вашу прогулку у залива.
Ощутив, как лица касается тепло смущения – неизвестно, что именно довелось лицезреть Варваре Аркадьевне – она отвела взгляд.
– Его Императорское Высочество изъявили желание посетить Александрию вместе с Великим князем и просили меня и Мари Мещерскую о сопровождении.
Нелидова понимающе кивнула, видя некую скованность в речи и жестах Катерины.
– Наследник похож на Него, – она явно имела в виду покойного Императора. – Даже излишне.
Но о чем именно она говорила, так и осталось загадкой для Катерины. Невольно зацепившись взглядом за каминные часы в золоченом корпусе, она замерла: совсем забылась. Наверняка во дворце уже все проснулись, и ее отсутствие рискует оказаться обнаруженным.
– Прошу простить, я вынуждена Вас покинуть, – с тихим вздохом произнесла Катерина, искренне жалея, что не может продолжить беседу. Не то чтобы оная была уж слишком живой, но казалось, что еще немного, и то, что неоформленной мыслью рвется на поверхность сознания, наконец примет ясный вид. А теперь приходилось оставить это зудящее желание разгадать очередной вопрос.
И еще один, появившийся, когда последние фразы Нелидовой отразились внутри эхом:
– Благослови Вас Всевышний, – на прощанье та осенила ее широким крестом. – Будьте сильной, Екатерина
Молчаливо склонив голову в знак благодарности, Катерина выскользнула из погруженного в бесконечный сон Коттеджа.
***
Небольшая столовая – пара саженей в ширину и не более четырех в длину, чьи стены были выкрашены в голубой и увешаны картинами, которые так старательно собирал Император, сейчас была залита лучами утреннего солнца. Четыре узких окна – два центральных являвшиеся дверьми, ведущими в садик – уже не заслонялись тяжелыми портьерами, поднятыми вверх, и даже тонкие газовые шторы были собраны по бокам. Блики от высоких пятирожковых подсвечников, золотых и серебряных ваз, позолоты на рамах и даже фарфоровых тарелок усиливали эффект. Овальный стол на восемь персон в центре комнаты еще не был сервирован – до завтрака оставалась пара часов, если верить круглому циферблату, где маленькая изогнутая стрелка подходила к цифре семь. Конечно, можно было распорядиться о ранней подаче блюд, но аппетит, похоже, дремал, соглашаясь подождать. Да и картина, открывшаяся взору тихо скользнувшего меж приоткрытых дверей Николая, сдвигала куда-то в сторону любые мысли о завтраке.
Катерина, по всей видимости имеющая привычку пробуждаться с рассветом, одетая в простое закрытое утреннее платье из тонкой светлой ткани с вышивкой, звонко смеясь, дразнила невесть откуда взявшуюся пушистую трехцветную кошку лентой. Животное то выжидало момента, чтобы прыгнуть на игрушку, то неторопливо кружило рядом, не сводя внимательных зеленых глаз с ходящей волнами атласной полосы. Если судить по ее оттенку – лимонно-желтому, в тон вышивке – и отсутствию каких-либо украшений у подхваченных шпильками в пучок кос, лента была изъята из прически.
– Мне бы хотелось видеть Вас здесь каждое утро, – раздавшийся от двери голос заставил Катерину испугано смолкнуть и выпрямиться, резко делая шаг назад и едва не сбивая напольный фарфоровый вазон.
Кошка, внезапно оставшаяся без внимания, нацелилась на безжизненно свисающую вдоль пышной юбки утреннего платья ленту. Однако, коварное нападение пришлось переосмыслить, потому как лента вдруг оказалась вне поля ее зрения, будучи сжатой в руке. Застигнутая за совершенно детской забавой княжна старательно прятала «улики», запоздало вспоминая об этикете и склоняясь в книксене.
– Мне испросить у государыни перевода на кухню? Возможно, мне даже доверят сервировку, – делая вид, что ничуть не смущена этой фразой, она беспечно передернула плечиками.
– Вы голодны? – без лишних слов принимая этот шаг с ее стороны, осведомился цесаревич.
Катерина отчего-то посмотрела на пристроившуюся у ее ног кошку (по всей видимости, не теряющую надежды заполучить ленту) и неопределенно качнула головой:
– Завтрак подадут в девять; полагаю, я дождусь.
– Вы со вчерашнего обеда не взяли в рот ни крошки, – укоризненно напомнил ей Николай, чем заслужил удивленный взгляд в свой адрес – она и не предполагала столь хорошей его осведомленности.
– Я не голодна.
Беспокоить слуг раньше времени не хотелось, равно как и идти против заложенных порядков. Однако цесаревич, похоже, желал последние дни провести, игнорируя все правила. Решительно сократив остатки расстояния между ними (а она и не заметила, когда они стали ближе), он уверенно взял ее за руку и потянул за собой, прочь из столовой. Озадаченно моргнув, она не стала протестовать, но все же поинтересовалась:
– Куда мы идем, Ваше Высочество?
– Вы никогда не совершали набег на кухню? – загадочно понизив голос, вопросом на вопрос ответил Николай.