Плачь обо мне, небо
Шрифт:
Спасибо.
Единственное слово, то ли почудившееся Катерине, то ли вправду прозвучавшее в тишине столовой. Покойный Император с сожалением отступил, бросил взгляд на золоченые часы с держащей в руках арфу нимфой, и растаял. Комната погрузилась во тьму, но прежде, чем это произошло, княжна непроизвольно посмотрела в том же направлении, что и Николай Павлович. Сорок две минуты первого. Эти цифры врежутся в ее память, но изгладятся на некоторое время, прежде чем вновь всплыть перед глазами. Спустя год она поймет, о чем предупреждал случайно встреченный признак. Но даже узнай она раньше, вряд ли бы смогла что-то изменить.
Вопреки
– Вы точно не передумаете, Катрин? — шепот был настолько тихим, что еще несколько шагов, и слова оказались бы не различимы. Подавив тяжелый вздох, не оборачиваясь, княжна только качнула головой, вызывая ответную фразу о ее упрямстве. Теплые пальцы перестали сжимать предплечье, и несмотря на скрадывающие звуки ковры, коими был выстлан каменный пол, удалось различить удаляющиеся шаги.
Помедлив, Катерина осторожно притворила за собой дверь.
========== Глава девятнадцатая. Полоса крови под рассветом ==========
Российская Империя, Санкт-Петербург, год 1864, январь, 17.
Что делать дальше — не знал никто. И что предпримет князь Остроженский — тоже. Тайный агент цесаревича в лице «кухарки Евдокии» несколько раз на дню передавал сведения о наблюдении, но в них не было ничего интересного. После того разговора Борис Петрович дома почти не покидал, ни с кем не виделся, и особых подозрений не вызывал. Но Катерина понимала — он не забыл о своих намерениях и планах, не сдался, и вряд ли просто ждет, пока ей пожалуют титул Светлейшей. Однако, станет ли он просто вести все к помолвке или нет — вот что теперь не давало покоя. Да и в чем ее смысл? Ведь если даже Их Императорские Величества приняли бы этот спектакль во благо короны, то народ последующим объявлением о том, что все затевалось только ради поимки государственного преступника, вряд ли бы успокоился, узнав, что Наследник Престола на самом деле все еще не обручен. Нет, об этом и речи идти не могло. Вот только что после возможной свадьбы пришлось бы ждать следующего хода Остроженского, что сейчас — ничего не изменилось. Ни то, ни другое не приближало к разрешению проблемы. Порой возникала греховная мысль подстроить гибель старого князя, однако рука не поднималась просто отнять жизнь у человека. Даже если не своей рукой — только лишь поспособствовать тому. Это все еще звучало слишком страшно. Но не страшнее слов Бориса Петровича об уничтожении царской фамилии.
Все чаще думалось, что следует рассказать обо всем Императору, а не пытаться найти выход самостоятельно, и даже если государь не поверит в то, что она не являлась соучастницей, он будет осведомлен и, возможно, не допустит беды. Но прежде чем просить об аудиенции у Его Величества, следовало обсудить все с цесаревичем, хоть и столь часто наведываться к нему без приглашения казалось (да и было) явно дурным тоном. Только в сравнении с той трагедией, что могла случиться, пренебрежение приличиями выглядело безобидно и ни чьей жизни
Этим и оставалось успокаивать себя, пока ноги сами несли раздираемую сомнениями княжну в юго-восточный ризалит дворца.
– Увлекаетесь живописью, Ваше Высочество?
Не ожидавшая увидеть в кабинете Великого князя, Катерина удивленно замерла в дверях, но любопытство пересилило, и ноги сами подвели ее к мольберту с растянутым на нем холстом. Александр смутился столь явного внимания со стороны внезапно вошедшей фрейлины — о его пристрастии к искусству знали немногие, и каждый раз открывать кому-то эту тайну было… страшно. Робкая натура второго сына царской четы порой излишне проявляла себя, ожидая насмешки или упрека в столь не мужском занятии. Однако, княжна, напротив, завороженно разглядывала линии и мазки, образующие единую картину.
– Я могу ошибаться, но это портрет Ея Величества?..
– Мне не сравниться с Винтерхальтером, — неуверенно начал Александр, — но ничего более разумного на ум не пришло, — он как-то неловко развел руками, видимо, предвидя критику в свой адрес. Но это было совершенно не в привычках княжны, да и она действительно не считала полотно непривлекательным: стилизованное под итальянские изображения Мадонны с младенцем на руках, оно как нельзя лучше отражало милосердную натуру Марии Александровны, полную всеобъемлющей любви и сострадания.
– Вы талантливы, Ваше Высочество. Я не берусь судить о технике исполнения, но в рисунке есть душа, а это ценнее любого мастерства.
– Вы к Николаю? — смущенный похвалой Великий князь решил перевести тему, пока он еще не потерял способности изъясняться связно: что и говорить — в общении с дамами он явно не имел особого опыта, да и стеснительности ему досталось за всю императорскую семью.
– Да, я желала побеседовать с Его Высочеством. Прошу простить, что осмелилась придти без приглашения.
– Вам оно и не требуется, Катрин, — раздался за ее спиной голос цесаревича: он посмеивался, стоя в дверях. — Оставьте эти экивоки — Вы всегда желанный гость.
Обернувшись, княжна лишь иронично взглянула на вернувшегося хозяина кабинета, прежде чем поприветствовать его книксеном. Великий князь с интересом наблюдал за этой сценой: застенчивость ему ничуть не мешала подмечать самые незначительные, как большинству казалось, детальки. И сейчас он был готов с уверенностью заявить, что княжна Голицына перестала быть одной из фрейлин государыни для его брата: на мелькающих в свите матери дам он не смотрел так, и подобных знаков внимания ни голосом, ни жестами не оказывал. Что же до небезызвестной барышни, то она, казалось, всячески заставляла себя не переходить ту черту, что проводилась для всех без исключения свитских.
– Желанные гости должны с добрыми вестями прибывать, а о себе я этого сказать не могу, — бросив выразительный взгляд на вновь увлеченного рисованием Великого князя, Катерина посмотрела на Николая, без слов осведомляясь, стоит ли ей говорить в его присутствии. Тот отрицательно покачал головой: посвящать брата в столь серьезные проблемы он желал менее всего. Указав ладонью на приоткрытую дверь и тем самым предложив провести беседу в ином месте, цесаревич дождался, пока княжна выскользнет из кабинета, и, пояснив Александру, что вернется через несколько минут (чтобы он уведомил об этом графа Строганова, которому была назначена встреча), последовал за ней.